Наступило долгожданное воскресенье, и вся семья уже в 9 утра была в театре. Началась обычная суета: расстановка декораций, подготовка костюмов, гримёрши пытались выловить актёров, примерявших костюмы и заставить их в первую очередь сделать грим; причёсывались парики, искались необходимые аксессуары.
В 11.30 всё было готово. Артур Вениаминович проверил: приглашённые из Москвы гости сидели в зале. Ровно в 12 занавес был поднят.
Саша уже целый час стоял у Каменной лестницы в ожидании Милы. Огромный букет белых роз мешал ему, и он положил его на солнечные часы. Неделя была тяжелой. Разговор с Олей не получился. Она так радовалась их встрече, что у него не нашлось подходящих слов, чтобы объяснить то, что с ним произошло. Да и что с ним произошло? Разве он мог объяснить это себе? Разве можно объяснить ту боль и тоску, которая преследовала его всю эту неделю? Он ни о чём не мог думать. Всё валилось из рук, ночи напролёт он вспоминал Милу, её запах, её глаза, улыбку, её отчаяние в глазах, её слезы и то, как она смотрела на него. Внутри всё сжималось, рушилась такая понятная и такая простая жизнь, будущее уже не представлялось ни с Ольгой, ни с какой-то другой женщиной.
«Мила, Мила, Мила! Где ты, моя милая и такая родная девочка? Почему ты опаздываешь?»
Милочка стояла за кулисами и ждала своего выхода на сцену. Как всегда, перед трудным моментом, она начинала молиться богам Олимпа. Вот и сейчас она сосредоточилась и мысленно обратилась к ним: «Боги, помогите мне сыграть Заречную так, как я её понимаю. Сыграть девушку, стремящуюся только к славе и известности. Сыграть девушку, которая ради славы растоптала любовь и погубила человека. Умоляю, дайте мне силы!».
И вдруг произошло что-то странное. Она увидела, как откуда то сверху, прямо на неё, опускается прозрачный цилиндр, словно сотканный из еле заметного тумана. Она оглянулась вокруг: видит ли ещё кто-нибудь его. Все стояли спокойно и ждали своего выхода. Цилиндр опустился, закрыв её полностью, и она почувствовала себя более уверенно. Боль, связанная с Сашей, ушла. Душа освободилась. Она ощутила себя Ниной Заречной настолько реально, что ничего не надо было и играть. Ей осталось только прожить эту роль на сцене, ничего не придумывая и не изображая. Она услышала, что объявили её выход, и вышла на сцену.
Я не опоздала. Конечно. я не опоздала, сказала Нина Заречная. Это сказала девушка, уверенная в себе и не терпящая возражений в свой адрес.
Спектакль продолжился.
В последнем акте, где Заречная говорит Косте о своей любви к Тригорину, в её интонации сквозило столько жестокости и насмешки, направленных на влюблённого в неё, юношу, что отец, Лидия, все гости в зале и актеры за кулисами, замерли.
Милочка, заканчивая свой монолог, произнесла их настолько саркастически, что ни у кого не осталось сомнений: получился образ женщины, предавшей любовь, жестокой и стремящейся к славе. Это был новый образ Нины Заречной. Непривычный, смелый и яркий. Зал рукоплескал.
Спектакль закончился. Занавес опустили.
Милочка прошла в гримёрку, и, именно в этот момент, цилиндр, о котором она на время спектакля, совершенно забыла, медленно поднялся и растворился в воздухе. Нина Заречная исчезла. Мила почувствовала, что стала сама собой, к ней вернулись все чувства, страдание, боль и надежда на скорую встречу с Сашей. Часы показывали 15.00.
«Успею» обрадовалась Мила и стала снимать грим.
Солнечные часы показали 15.00.
Ну, что, молодой человек, не пришла твоя красавица? Не дождался? спросила пожилая женщина, сидящая рядом на скамейке.
Не пришла.
Иди уж домой. Умаялся ведь. Шутка ли, четыре часа на солнцепёке. Да, видимо, не очень хотела тебя видеть, раз не пришла. Забудь её, выбрось из головы.
Выбрось? Простите, как Вас звать?
Фаина я.
Гречанка? Правильно?
Правильно, милый. Мы своих сразу видим. Иди домой. Не жди её. Не придёт она. У неё другой путь.
Меня Александром зовут. А вы, Фаина, откуда знаете, какой у неё путь?
Знаю, Саша. Только сказать не могу. Раз не пришла, значит, не захотела.
У нас с ней один путь, Фаина. Я найду её. И к Вам приведу.
Ох, милый. Смотри, не заблудись.
В гримёрку постучались.
Войдите, громко сказала Мила.
Дочь! И что это было? Ты где взяла ТАКУЮ Заречную? Кто тебя надоумил? Мама? Ты же знала, что в зале гости из Москвы! Педагоги из Щукинского училища! Что я им скажу? Что они обо мне подумают? Что я плохой режиссёр? Я чему тебя учил? Ты меня подвела. Я не ожидал от тебя такого поступка!
Мила не успела ответить, как в дверь опять постучали.
Заходите, недовольно произнёс отец.
В комнату зашла мама, всё ещё в гриме и наряде Аркадиной, и двое высоких, представительных мужчин, похожих на великих актёров.
Милочка, гордо произнесла Лидия, с тобой хотят познакомиться товарищи из Москвы.
«Не успею к Саше», подумала Мила.
Здравствуйте. Якушев, Сергей Леонидович, а это, позвольте представить, Воропаев Олег Константинович.
Добрый день. Людмила Артуровна Вышемирская.
Присаживайтесь, пожалуйста, предложил Артур Вениаминович.
Опять поднялась суета, стульев не хватало, Лидия вышла распорядиться, чтобы их срочно принесли. Стулья по одному принесли. Все расселись. Немного помолчали.
Итак. Людмила Артуровна, начал Якушев, Сколько Вам лет, если не секрет, конечно. Вы, надеюсь, ещё в том возрасте, когда его не скрывают.
Мне 18, спокойно ответила Мила.
Тогда ещё вопрос. Если разрешите, конечно. Кто Вам подсказал такое прочтение образа Нины? Только честно.
Никто. Я сама.
Простите? Я не понял.
Я её так вижу.
Вы её так видите? А я, к моему сожалению, такое вижу впервые.
Скажите, Людмила. Можно Вас так называть?
Если можно Мила.
Прекрасно. Спасибо. Насколько я знаю, Вы через месяц заканчиваете школу?
Да, одиннадцатый класс.
А какие у Вас дальнейшие планы?
Хочу учиться на актрису. Надеюсь поступить в Ростовское училище.
А почему в Ростов, а не в Москву?
У Милы слабое сердце. Мы не можем отпустить её в Москву, произнесла неуверенно Лидия.
Мы должны быть рядом с дочкой, продолжил Артур Вениаминович.
Моё сердце меня не беспокоит, когда я на сцене. Я его отпускаю.
Гениально, засмеялся Воропаев, Впервые такое выражение слышу. Вы нас всё время чем- то поражаете, Людмила.
Мила. Мы хотим Вам сделать несколько необычное предложение. Да, необычное. Тоже, знаете, хотим поразить. Мы хотим Вам предложить обучение в нашей любимой «Щуке», как многие называют наше «Щукинское» училище. И, заметьте, без экзаменов.
После слов Якушева, в комнате наступила тишина: Лидия замерла, Артур Вениаминович напрягся, Мила думала о том, что она скажет Саше и сможет ли уехать от него так далеко.
Спасибо за предложение. Мне очень приятно. Можно я отвечу Вам завтра? Мне надо подумать.
Что? опешил Якушев, Вы хотите подумать?
Мила! О чём ты хочешь подумать? Артур Вениаминович еле сдерживал возмущение, Об этом можно было только мечтать!
Правильно, я с Вашей дочерью полностью согласен, вступился за неё Воропаев, Мила должна подумать. Вы же понимаете, что у Вас есть небольшая проблема, от которой необходимо срочно избавляться, если Вы решите учиться в Москве?
Какая? В один голос спросили Лидия, отец и Мила.
Да, да, это понятно, что вы все её не видите. Но в Москве Ваш южный говор будет слишком резать ухо столичным жителям. В Москве ТАК не разговаривают, заявил Якушев, явно раздосадованный такой реакцией юной девушки.
Если я завтра дам согласие, я исправлю этот недостаток за месяц.
Ну, это уже деловой подход. Но, к сожалению, до завтра мы ждать не можем. Сегодня у нас самолет в Москву. В гостинице я буду до 19 часов. Вы, Мила, сможете мне позвонить? спросил Якушев, Количество мест в училище ограничено для студентов не из Москвы. Если не Вы, то будем искать в других городах таких же красивых и талантливых.