Тот появился на пороге через полминуты. Все это время бабушка просто сидела в прихожей и смотрела на меня заплаканными глазами, молчала и будто готовилась произнести хоть какие-то слова, но не смогла. Дед закрыл за собой дверь, немного отдышался в проходе и продвинулся вперед так, что мне стало видно его лицо и его целиком. Он тоже как будто ссутулился. Лицо посерело, брови устало опустились. Круги под глазами превратились в отчетливо различимые мешки. Всегда опрятный и подтянутый вид главного инженера водоканала превратился в симбиоз неряшливо надетых вещей. Брюки на коленках оттопырились, носы ботинок были грязными, ворот рубашки расстегнут больше обычного. Расческа давно не касалась его волос.
Тима! наконец тихо протянул дед и бабушка заплакала.
Что? Тима? У меня волосы на голове встали дыбом. Тима? Я мог, что угодно подумать, про кого угодно, но только не про моего брата. Несчастье в нашей семье случилось именно с ним? Хулиганы, завистники, недовольный клиент? Кто мог что-то плохое сделать Тимофею, которому всего двенадцать лет от роду. Он, как говорится, мухи не обидел. Лекарства из домашней аптечки на подоконнике, вода в бутылке на столе, беспорядок в комнате и в прихожей. Ему стало плохо?
Я продолжал с волнением смотреть на дедушку. В воздухе повисла непродолжительная пауза. Все молчали. Я ждал начала повествования и сам не в силах был начинать спрашивать самому. Тот уперся плечом в стену, искривил лицо, посмотрел сначала на бабушку, потом на меня.
Тима ударился обо что-то, когда прыгнул с бывшей трансформаторной будки в сугроб. Все прыгали и ничего. Он присоединился к ребятам, которые там были. Сначала прыгнул удачно, а потом нет. Почувствовал себя плохо и сразу направился домой. Один пролет не дошел до двери и потерял сознание. Лежал на лестничной клетке, пока его сосед не обнаружил. Он и позвонил нам в дверь, как всегда коротко, емко и только по делу рассказал о произошедшем мне дедушка.
Как только он замолчал, бабушка зарыдала в голос. Она закрыла лицо руками и уткнулась в собственную шапку. Плечи и спина ее сильно дергались в такт плачу. Она по-настоящему громко плакала и выла, и я такого от нее за всю жизнь еще не видел.
Что ты как по покойнику! громко произнес дедушка, адресуя ей свои слова.
Эта фраза неожиданно дала мне понять, что брат жив. В какой-то момент я просто не понял, что этот факт имеет значение, и я никак его не уточнил. Возможно по растерянности, неопытности, малому своему возрасту. А первоначальный вид бабушки вполне мог дать мне информацию о самом худшем, что могло произойти в нашей семье.
Я перевел взгляд на деда. Хотел задать ему какой-нибудь уточняющий вопрос, но у меня ничего не получалось. Нужно было говорить, вытягивать из него подробности, но я не мог этого сделать. Язык не поворачивался, воздух не поступал к горлу. Меня что-то сдавливало изнутри. Наконец, бросив на меня взгляд, дед сам, видимо, все понял, увидел в моих глазах недосказанность, отсутствие ответов на многие вопросы. Через какое-то время он все же обрисовал несколькими предложениями общую картину произошедшего.
Из всего им поведанного выходило, что стоящая возле нашего дома старая кирпичная и давно выведенная из эксплуатации трансформаторная будка использовалась не совсем по назначению. Ее когда-то собирались снести, но так ничего и не сделали. А с тех пор, как с ее крыши были срезаны последние подводящие провода и сняты предупреждающие таблички, к ее стене со стороны въезда во двор, коммунальные службы начали сгребать снег. Это было им удобно. Куча со временем образовывалась огромная. Видно ее было отовсюду. А самое главное заключалось в том, что она совершенно в этом месте никому не мешала. Детская площадка находилась с другой от нее стороны. Стоянки машин задеты не были. Проход людям она не перекрывала. Даже создаваемая каждый год из этой снежной кучи пологая горка для катания на санках, была как на своем месте. Детвора испытывала восторг. Взрослые были довольны тем, что идти далеко не нужно. Двадцать метров скользкой поверхности находились прямо во дворе. Радость, да и только! Даже коммунальные службы создавали новые навалы снега так, чтобы и горка, в конечном итоге получалась, и еще место для новых подвозов оставалось. Так было и в этот раз.
Перед новым годом снег свалили, как обычно, в одну огромную кучу. По ней с одной стороны ребята вроде моего брата карабкались на крышу трансформаторной будки. Потом они прыгали, кувыркаясь, назад в сугроб. С криком и потоком радости выбирались из него, освобождая место следующему ныряльщику. И все это продолжалось по кругу. Поднялся на крышу, подбежал на край и, не останавливаясь, бросился вниз. Выбрался и на второй круг. Так, пока не надоест.
На каком-то этапе сбой случился именно с моим братом. Он завершил очередной заход неудачным падением. Со слов дедушки окончательная версия случившегося еще не сформировалась. Тима либо ударился о какой-то предмет, либо просто неудачно упал, повредив себе что-то. Дедушка еще упомянул о приходе участкового полицейского, который пытался выяснить возможность воздействия на тело моего брата кого-то третьего. Будто его специально толкнули или ударили. Он задавал вопросы о друзьях, увлечениях, конфликтах в школе и на улице. Взял номера телефонов нескольких ребят из тех, кто гулял с Тимой днем во дворе.
Папа и мама в больнице, произнес дедушка, так и не услышав от меня ни одного вопроса.
Все было ясно. Так же как и не все. Услышанный мною рассказ выглядел полным, но вопросов оставалось еще много. Стало понятно, что мне никто не звонил лишь потому, что было просто не до меня. После сообщения соседа о бессознательно лежащем моем брате на лестнице, папа внес его в квартиру и уложил на диван. Вызвали «скорую» и попытались хоть как-то самостоятельно привести Тиму в чувство. Для этого использовали возможные лекарства из нашей домашней аптечки. Приехавшие врачи сочли нужным увезти моего брата сразу в больницу. С ним отправились папа и мама. Дедушка и бабушка поехали следом. Пока я наслаждался игрой, пил газировку и ел пиццу, травя разговоры с другом на ерундовые темы, вся моя семья боролась за жизнь и здоровье моего брата.
Папа приехал еще через час. Каким он был, я не понял. Не то серый, не то бледный. Цвет лица в свете ламп было не определить. Его лицо искривилось, покрылось морщинами. Не разуваясь, он прошел в комнаты, набил пару пакетов какими-то вещами младшего сына, и, кажется, схватил из шкафа два или три полотенца. Повозившись на кухне, он направился к выходу.
Что там? еле слышно выдавила из себя бабушка.
Ничего! Пока ничего! ответил он ей.
Все происходящее дальше стало словно туманом. О том, что меня нужно покормить вспомнили еще через час, когда уже было за полночь. Этим вопросом занялся дедушка. Бабушку он отправил вымыть полы, остававшиеся грязными после врачей, папы и всех тех, кто ходил по квартире, не разуваясь. Такова была обстановка. В свою очередь я находился не то в полусне, не то в прострации. Спать мне одновременно и хотелось, и нет. В голову лезли и тут же покидали ее всякие мысли. Но больше всего нужным для меня сейчас казался голос мамы. Мне очень ее недоставало. Опять же и ей было не до меня. Это осознание сдерживало меня от ненужных звонков ей.
В квартиру она вошла утром вместе с папой. По ним было видно, что ночь для них обоих прошла в бессоннице. Я сам смог провалиться только часам к пяти, ворочаясь под одеялом до утра.
Ну? снова первой ожила бабушка.
Ничего. Состояние по-прежнему тяжелое! прозвучал ответ мамы.