От этой картины Татьяну снова стошнило, а подельник безголового упал без чувств. Серый монстр выплюнул откушенную голову, затем повернул уродливую морду к Ненасытиной. Его желтые глаза горели ненавистью и, в то же время, злобной иронией. Один глаз медленно закрылся: таким образом существо, видимо, подмигивало Татьяне Афанасьевне. После этого монстр резко отвернулся и стал быстро уменьшаться, словно проткнутый воздушный шар, пока вновь не обратился в кота.
Ну что? Уже не мечтаешь приласкать меня лопатой? обратился он к Ненасытиной.
Де-де-де-де не бы, попыталась ответить она, но не смогла.
То-то же. Ладно, вставай, а то еще заболеешь и умрешь своей смертью, скомандовал кот. Пошли, мы здесь не за этим.
Ненасытина тотчас же подскочила на ноги.
А ка-ка-ка, язык не слушался ее.
Как быть с тем, что без сознания? Он никому ничего не скажет. А скажет, так и на здоровье. Кто ж ему поверит? Давай, мы уже близко. И лопату не забудь.
Животное стало продвигаться вглубь сектора легкими длинными прыжками, но теперь Ненаcытина не отставала. Она больше не обращала внимания на боль в натертых ступнях и на то, что края шубы цепляются за ржавые прутья оград, и с треском обрывается подкладка. Остаться бы целой, вернуться в город, а на остальное наплевать.
Местом назначения их путешествия оказалась скромная могила, ютившаяся между двух мраморных стел в самом центре сектора. У подножия невысокой земляной насыпи стоял подгнивший деревянный крест. Под ним в литровой баночке кто-то оставил три розы, которые замерзли, потемнели и в лунном свете напоминали своим цветом губы мертвеца. Рядом с импровизированной вазой лежала горстка конфет в пестрых обертках. Черная табличка, привинченная к ветхому телу креста, говорила:
«Маргарита Семеновна Красина
1927 2001»
Кот остановился у изножья могилы и, слегка приподнявшись на задних лапах, прочел надпись. Затем он проворно запрыгнул на кучу сухих веток, сваленных возле насыпи.
Знакомое местечко?
Ненасытина с готовностью закивала. Четыре года назад пасмурным зимним утром она стояла на этом самом месте в толпе учителей и старших воспитанников, пришедших проститься с Маргаритой Семеновной. Физиономии всех присутствующих, как и полагается в таких случаях, свидетельствовали об удрученном состоянии скорбящих о бывшем директоре. Сама Татьяна Афанасьевна старательно корчила гримасы печали и сожаления, чтобы не отличаться от остальных. Это стоило ей титанических усилий, так как душа ее ликовала оттого, что старая брюзга сыграла в ящик. Конечно же, вступление Ненасытиной в должность Красина никак не смогла бы предотвратить. В тылу Татьяны находились слишком влиятельные люди. Такие не по зубам старой партизанке. Но ради сохранения приличий и под видом глубокого уважения к заслугам старуху все равно оставили бы работать в интернате, по крайней мере, на должности учителя. А ее присутствие всегда вводило Ненасытину в крайне сконфуженное состояние. Цепкая и саркастическая Маргарита Семеновна не пропускала ни одной оплошности и за каждую мелкую ошибку выставляла Татьяну Афанасьевну круглой дурой перед всем коллективом. Такое предвзятое отношение, по мнению Ненасытиной, было результатом банальной человеческой зависти: жизнь самой Красиной прошла в нищете и одиночестве. Бедолага всегда делала вид, что интернат успешно заменяет ей семью. Но кто же поверит в то, что сотня безалаберных маленьких бродяг может составить чье-то счастье? Кроме того, век Красиной приближался к закату, а для Татьяны Афанасьевны только открывался мир великих свершений и неограниченных возможностей. Шутка ли сказать, тридцать один год а уже директор. Маргарита Семеновна в этом возрасте, небось, и мечтать о таком не могла, вот и исходила завистью к молодой коллеге.
Через год после похорон кто-то из учителей робко предложил скинуться на памятник для усопшего директора. Всю жизнь, мол, человек отдал интернату, а теперь некому о могилке позаботиться. Все охотно поддержали инициативу, но, когда дело дошло до сбора средств, рвение ослабело, и начинание умерло. Такой исход обрадовал Татьяну Афанасьевну: строят из себя святош, по углам сплетничают о ней и обвиняют во всех смертных грехах, а сами на деле ничуть не лучше ее. Небось каждый тихо радовался на похоронах, что некому больше будет на них брюзжать и окунать мордой в грязь за то, что классику не читали или за хромающую орфографию.
Все реже и реже появлялось у нее смутное ощущение, что с Красиной обошлись не совсем порядочно, может быть, даже скверно. Что бы ни делал человек, к каким последствиям не приводили бы его действия, если окружающие поступают так же, он перестает задаваться вопросом «хорошо или плохо?». Раз все делают, значит, правильно.
Сейчас, оставшись наедине с неведомым существом, подобных которому она не видела даже в самых отвратительных фильмах Борика, окруженная тысячами черных могил, Ненасытина отдала бы многое, чтобы рядом с ней появился хоть один из этих «всех».
Хочешь конфетку? непринужденно предложил кот. Татьяна отрицательно замотала головой.
А зря. Ну да черт с тобой Куда ж ты теперь без него? он хитро прищурился. Поди-ка сюда.
В ушах Ненасытиной застучало так, будто сердце находилось не в груди, а в голове. На млеющих ногах она медленно приблизилась к коту. Тот спрыгнул со своего веточного насеста.
Суй руку под эти палки. Там должно быть то, за чем мы сюда пришли.
Татьяна наклонилась и коснулась веток. Вспотевшие пальцы прилипали к их оледеневшей поверхности, отчего Татьяне казалось, что кто-то пытается схватить ее за руку.
Смелее, смелее. Что ты как гинеколог на первом осмотре?
Исцарапав кожу по самый локоть, Ненасытина, наконец, нащупала твердый продолговатый предмет. Что-то вроде мягкой трубки.
«Палец!» пришло вдруг ей в голову, и она с ужасом отпрянула.
Это у тебя палец, которым ты в заднице ковыряешь, заругался кот. Доставай, сказал!
Хрипло дыша от страха, Ненасытина снова запустила руку в сучья и потянула предмет на себя. Ветки посыпались, а в ее руке осталось что-то промерзшее и увесистое. Отведя в сторону космы раскидистой туи, преграждавшие путь лунному свету, Татьяна Афанасьевна увидела, что это портфель: кожаная ручка, которую она и приняла за палец мертвеца, была гладкой и целой. Остальные детали потрескались от возраста, словно земля, давно не видевшая влаги. Две квадратные застежки по краям облезли и заржавели, но, несмотря на плачевное состояние находки, Татьяна Афанасьевна узнала ее: это был портфель покойной Красиной. Еще при жизни хозяйки он пришел в полную негодность, но старуха никогда не расставалась с ним. То ли это была память о ком-то, то ли Маргарита жадничала и не хотела покупать новый.
Это тебе подарочек, начал издеваться кот. Не Луи Витон, конечно, но очень практично. Можно даже сказать, винтажно.
Ненасытина непонимающе уставилась на кота.
Да шучу я. Как же с тобой скучно-то! Ладно, поехали домой. Проголодался я что-то, заявил уродец и пошел прочь от могилы.
Снова выехав на объездную дорогу, Ненасытина вздохнула с облегчением. Она прекрасно понимала, что жуткие события на кладбище лишь начало ее злоключений. Кем бы ни были существа, ворвавшиеся в ее жизнь, легко она от них не отделается, это ясно. Но, по крайней мере, сегодня ей удалось выжить. Она чувствовала себя, словно больной, которому прописали болезненное лечение, и который только что прошел первую процедуру.
А зачем было брать лопату? осмелилась она на вопрос. Кот лежал на сидении, как и по пути на кладбище.