А моё? невесело ухмыльнулась я. Я стану тебе послушной супругой? Или ты сдашь меня в монастырь, как сдают других неугодных жен?
Я дам тебе развод, пожал плечами мужчина.
Прозвучало так легко, что мне даже не поверилось в реальность сказанных слов.
Развод?
Редкий мужчина соглашался развестись с женой. Ещё несколько десятилетий назад это было и вовсе недопустимо, но однажды развестись удумал сам король, и церковникам пришлось смягчиться. Теперь развод не поощрялся, но разрешался. «По искреннему желанию супруга», как говорилось в священных текстах.
Но мужчины считали это позором для себя самих. Проще сослать женщину в дальнее имение или отдать в монастырь, или даже убить. Вариантов так много, что разводов почти не случалось.
Ты шутишь? сглотнула я.
Нисколько. Мне не нужен этот брак, мне не нужна жена, отчеканил Алексис, переступив с пятки на носок. Поэтому мы разойдемся. Ты получишь небольшие отступные, сможешь заниматься магией. Кроме того, я обещаю, что не причиню тебе вреда в браке и не сделаю чего-либо без твоего согласия, добавил он внезапно. Мы не будем доводить наш союз до конца. Эрнест Утенрод не сможет заставить нас лечь в одну постель. А потом, когда суд освободит меня из плена, мы разведемся. Вот они условия, о которых не подозревает твой папенька. Тебя устроит такой расклад?
Соблазн согласиться был невозможно велик, но здравый смысл взял верх.
Ты мне сейчас посулишь что угодно, а после свадьбы благополучно забудешь о своем обещании.
Зачем? на его лице отразилось искреннее недоумение. Какой резон мне обманывать ту, с которой можно сотрудничать? Что я выгадаю? Вся моя связь с миром через тебя. Думаю, даже письмо судьям за меня будешь писать ты вряд ли твой отец позволит мне им пожаловаться. Не сомневайся, я привык платить по долгам. Кроме того, взамен я тебя кое-о-чем попрошу.
О чем же?
Твой отец ведет какие-то записи, и я опасаюсь, что он собирается напасть на наши земли. Ты сможешь выведать его планы?
Значит, не только мне показалось, что давняя вражда не кончилась, и Утенроды собирались вновь схлестнуться в схватке с Коэрли, тем самым нарушив заключенное между домами соглашение.
Я понимала желание Алексиса знать правду. Наверное, будь я на его месте, сама бы попросила о чем-то подобном. Но
Сможет ли он просто проглотить её и продолжить затею с женитьбой? Разве не захочется ему мести, кровавой расправы над моей семьей? Человек, ослепленный гневом, не сможет мыслить здраво.
И что ты будешь делать, если всё окажется так, как ты думаешь?
Он дернул щекой. В темноте его тень казалась зловещей, но почему-то я не испытывала страха. Как будто свыклась с мужчиной, которого несколько дней назад ещё люто ненавидела. Мы в одной лодке, по одну сторону течения он мне больше не враг.
Алексис устало оперся о палку, которую использовал в качестве меча.
Я буду знать, что слово твоего отца ничего не стоит. И я я запомню это на будущее и когда-нибудь непременно отомщу, прошептал он тоном, в котором читалась неприкрытая угроза.
Иными словами, ты говоришь, что собираешься убить моего отца? Не сейчас, но потом?
Мои губы искривились в усмешке.
Я обещаю защиту тебе, но не буду обещать её лжецу и предателю. Если он собирается атаковать наши земли в тот момент, когда между нами заключено перемирие я не проглочу этот поступок. Прямо сейчас я всё равно не смогу ничего сделать: мне не позволят отправить письмо домой. У меня нет ни медянки, чтобы подкупить прислугу. Но помнить непременно запомню. Что тебе страху с моей памяти? Наши семьи и так друг друга ненавидят до смерти.
Мне бы хотелось с ним поспорить, но здраво, рассудком, я осознавала его правоту. Это было тяжело принять, что твой недруг честен в желании расквитаться с единственным твоим родным человеком.
Как бы поступила я сама на его месте?
Наверное, точно так же.
Я постараюсь тебе помочь. Только информацией, больше ничем. И надеюсь, ты сдержишь своё обещание.
Сказала и сама испугалась своих слов. Как будто заключила контракт с самим дьяволом. Согласилась следить за родным отцом ради какого-то чужака. Демонически красивого чужака, что пришел в мой дом и одурманил мой разум, заставив поверить в чистоту своих помыслов.
Непременно сдержу, без эмоций ответил Коэрли, и его ладонь накрыла мою, высекая во мне мурашки. Спасибо, Мэри Утенрод.
***
В кабинет папы я пробиралась затемно. Он был закрыт на замок, но у меня хранился запасной ключ. Отец не разрешал трогать его вещи, но говорил, что в случае угрозы извне я должна незамедлительно войти внутрь и поджечь всё его содержимое. Не допустить, чтобы враги увидели отцовские бумаги.
Уже эти его наставления намекали, что внутри есть что-то непростительное. Но раньше я как-то не стремилась узнать большее. Зачем? И без того очевидно, что отец воюет, заключает деловые союзы, с кем-то соперничает.
Я прикрыла за собой дверь, ступила в глубокий сумрак, ориентируясь наощупь. Прокралась к окну и плотнее задернула тяжелые гардины. Теперь можно зажечь свет. Я повела пальцами, и над ними запылал крошечный золотистый огонек. Моих умений хватало на такие вот «светлячки», и сейчас я почти гордилась собой.
На широком столе для переговоров, где обычно собирались люди отца, лежала карта. Я посмотрела на неё, попыталась запомнить расположение фигурок. Те казались хаотично расставленными на нескольких землях, причем нам не принадлежащих.
Я двинулась дальше, к письменному столу. Отец хранил бумаги в строгости, не допускал хаоса, и сейчас я легко ориентировалась в переписках и отчетах. Картинка складывалась странная.
Я могу ошибаться, но, кажется это твой отец планирует наступление, сообщила я Алексису той же ночью, когда мы встретились за яблоневыми деревьями.
Я рассказала, что увидела в многочисленных записях. Опасения, намеки, открытые предостережения. Да и по карте сходилось: земли, на которых стояли фигурки, граничили с нашими, а значит, войска Коэрли могли занимать их, намереваясь атаковать нас.
Я говорила негромко и не смотрела в глаза Алексису.
Бред! возмутился тот, выслушав до конца. Он не стал бы! Он ведь сам отдал меня, чтобы заключить перемирие, и если первым нарушит договор, то
Мужчина замолчал, будто его горло перехватило спазмом.
В случае срыва соглашения ему грозила смерть. Его жизнь имела смысл, пока наших родителей сдерживал договор. Алексис выступал гарантом того, что Коэрли-старший не нападет первым.
А если он специально отдал тебя, чтобы задурить моему папе мозги и атаковать исподтишка? спросила я всё так же тихо.
Он не стал бы повторил мужчина обреченно.
Клянусь, сегодня я впервые прочитала на его лице какие-то эмоции. Боль, непонимание, неверие.
Что ж, мой собственный отец хоть и отдает меня замуж как племенную кобылу, но хотя бы не разменивается мною в своих грязных военных стратегиях.
У Демида Коэрли, отца Алексиса, ещё трое сыновей и, по всей видимости, он посчитал себя настолько всесильным, что сдал младшего как невыгодную игральную карту.
Я поежилась.
Послушай внезапно мне захотелось как-то успокоить Алексиса.
Нелепое чувство запылало в груди. Обида за человека, который был мне никем (а мог стать худшим моим кошмаром, после нашего замужества).
Но он не позволил даже ладонью коснуться плеча резко отстранился, губы его были плотно сжаты, как всегда, когда он душил в себе негодование.
Всё нормально. Возможно, ты ошиблась.
Возможно, не стала отрицать я, хотя записи были вполне однозначными. Я рассказала тебе лишь то, что увидела сама.
Мне надо тренироваться, мужчина сжал палку, желваки его были напряжены, и кадык дернулся. Не переживай, моё обещание в силе. Если мы поженимся, я гарантирую тебе свободу.