Когда мама отравилась, бабушка сильно страдала. Даже не плач это был крик, вопль. Я тогда ещё не понимал всего: ну да, умерла мать, мне было больно, обидно, потому, что после аварии она долго лежала в больнице, но выжила. И только впоследствии я осознал, что это значит потерять своего ребёнка. Бабушке было очень тяжело, не дай Бог хоронить своё дитя.
Бабушка, подрабатывая уборщицей в детском садике напротив нашего дома, брала оставшийся на кухне хлеб и приносила нам. Отчётливо помню, как стыдно мне было его есть, я ощущал себя бедняком, не имеющим возможности самому купить булку, и я не ел. То же самое было, когда мне давали одежду с чужого плеча, её я тоже не носил. Может это гордыня, не знаю, но бабуля делала это для нас из добрых побуждений.
Все лето мы жили у бабушки. Когда должен был приехать сродный брат, я забирался на чердак и ждал его: махал каждому проходящему мимо пассажирскому поезду, думал: вдруг он увидит. Ночью я, конечно, не махал, спал, но днём не пропускал ни одного состава. Сломав ногу, я сидел без дела, и тогда бабушка научила меня вязать шарфы, я так настропалился[2] в этом деле, что под конец вязал уже даже с закрытыми глазами. Также бабушка всегда приговаривала: «Тише едешь дальше будешь», но неизменно добавляла: «От того места, куда едешь». И ещё наставляла: «Если будешь, что-то решать и не будешь знать, как это сделать, спроси совета у всех, но прими решение сам». Я долго ещё буду вспоминать все то, что говорила бабушка. Она никогда не ошибалась: что бы ни говорила это никогда мне не вредило.
Сколько же было терпения у бабушки, жившей с мужем, далеко не подарком, как она терпела его пьянство. Говорят, святые не моются, так вот он не мылся никогда, но от него не пахло грязью настолько он был проспиртован. Но бывало, что бабушка все-таки кипятила воду, наливала её в таз и мыла деда прямо на кухне. Ну, вот как-то так не ходил он в баню. Однажды мы работали вместе на огороде, я помогал ей носить доски: возьму доску за торец и брошу. Бросал я, бросал доски и не заметил стоявшую рядом бабушку. Доска попала ей прямо в голову, бабушка потеряла сознание и упала. Я очень испугался чуть бабулю не прибил! Хорошо, что на ней было два платка, и их толщина хоть немного, но смягчила удар. Шишка на её голове была просто огромной. Бедняжка не ругалась, лишь приговаривала: «Ой-йо-йой» Она меня не наказала, но я сильно переживал.
Ещё помню, как она заводила бражку: делала самогон, но всегда прятала от дедушки. Но, куда бы она его ни спрятала, он всегда находил. Так вот, раз она спрятала его в картошку, в погреб. Тут как раз приехали зятья, и она решила угостить их бражкой. А дед уже ходил довольный. Когда она налила зятьям дед отказался, это было удивительно. Зятья выпили, переглянулись, но промолчали. На её вопрос: «Ну что, может, ещё по одной?», они возмутились: «Мать, а ты что нас мутной водой-то поишь?» Она попробовала, а там была только закваска от бражки настолько дед её разбодяжил[3]. А сам сидит, улыбается. Было даже такое, что бабушка закапывала брагу в огороде, но он все равно находил.
Вообще бабушка для кого как, а для меня была светом в окошке. Её поговорки всегда помогают мне по жизни. Она их знала очень много. Я сейчас приведу несколько для примера. Возможно вы их знаете, но думаю напомнить будет не лишним[4].
Поговорки моей бабушки:
Долг платежом красен.
Жар костей не ломит.
Везде хорошо, где нас нет.
Поспешишь людей насмешишь.
Воспитывай дитя, когда поперёк лавки лежит, как по вдоль ляжет поздно будет.
Сделал дело гуляй смело.
Если вы спросите меня зачем я пишу бабушкины поговорки, то я отвечу так: во-первых, они всегда мне помогали в разных жизненных ситуациях, а во-вторых, и это главное, каждая записанная поговорка это молитва Богу за её спасение. Царствие ей Небесное.
Дед Афанасий
Моё мнение о деде поначалу было нелестным, потому, что он очень много пил. Не просто пил, а ещё и умудрялся попадать в такие ситуации, из которых выбраться живым, означало увидеть чудо. При этом каждый раз, добравшись до дома, и выжив после очередного своего приключения, он выслушивал бабушкину ругань и делал всё по-своему. И так раз за разом до самого конца. Он не жил, а существовал от пьянки до пьянки.
Бабушка рассказывала, что в молодости он не пил совсем. Был удалым, бравым, слегка на кураже. В кулачных боях ему не было равных, хоть он и был небольшого роста метр шестьдесят, не больше. В общем, был «первый парень на деревне». Силы в нем было немерено: когда мы с сестрой были маленькими, он связывал нас вдвоём ремнём и поднимал на одном пальце.
Дед Афанасий служил в армии, воевал в Финской войне, прошёл всю Отечественную, был участником Японской войны: защищал границы своей Родины на озере Хасан и реке Халхин-Гол. Ещё он говорил, что были машины «ГАЗ два раз», и что он встречался с лётчиком со смешной фамилией Коккинаки.
Когда он рассказывал нам про войну, мы над ним посмеивались, не верили ему. Правда, шутили мы на эту тему между собой. Всё это шло от того, что разговоры с нами о войне дед вёл только, когда был пьян. Позже мы узнали, что все его рассказы были правдой: и про машины это был «ГАЗ АА», и про лётчика-испытателя, дважды Героя Советского Союза, генерал-майора авиации Коккинаки. По-другому нам тогда вспомнился рассказ деда о том, как попав в окружение, солдаты были вынуждены, есть мясо погибших лошадей, которое уже кишело червями.
У деда было много наград, и какое-то время у бабушки хранилась фронтовая газета, в которой писали о его подвиге: как снайпер дед уничтожил более ста фашистских солдат.
Придя с фронта, он стал работать кузнецом, а потом случилось событие, которое разделило его жизнь на две части. Мне не суждено было узнать деда таким, как о нём рассказывала бабушка: хороший муж, герой войны, отличный работник и просто человек живого ума. Я знал его, как алкоголика, горького пьяницу и сломленного жизнью человека. И сломала его не война и тяготы жизни, его сломала подлость родного брата.
Его брат встречался с замужней женщиной, подробности мы опустим, потому, что важен итог брат деда убил мужа этой женщины, а затем уговорил деда Афанасия взять вину на себя. Дед согласился, потому что хотел помочь брату и ещё он посчитал, что ему как фронтовику, имеющему награды, наказание будет предельно мягким. Вышло наоборот.
Суд рассмотрел дело и вынес суровое наказание: по десять лет срока моему деду и его брату. Одному за убийство, второму за лжесвидетельство. Не помогли деду ни награды, ни заслуги перед Родиной. Все медали и газетная вырезка безвозвратно пропали где-то в следственном кабинете. Возможно, сыграло свою роль и то, что убитый был членом партии, а дед и его брат нет. Бабушка хорошо запомнила фразу судьи: «Раз вступился за брата вот пусть и сидят вместе, к тому же ложные показания дал».
Дед отсидел, как говорится, «от звонка до звонка» все десять лет, ни днём меньше. На зоне он тоже был кузнецом. О годах, проведённых в тюрьме, он никому и ничего не рассказывал, но было ясно одно тюрьма его навсегда покалечила придя домой, он стал пьяницей и дебоширом.
Когда дедушка пришёл из тюрьмы, он устроился кузнецом на кирпичный завод. От завода ему дали место под строительство жилья, выделили материалы. Дедушка сколотил для дома двойной каркас, в середину его насыпал опилки, утрамбовал, и вот так получились стены, которые могли держать тепло. Посередине дома стояла печка, а сам он был разгорожен на две половины. Во второй половине жили соседи. Квартира разделялась дощатой перегородкой посередине. С одной стороны были кухня и дедушкина мастерская, где в свободное время и потом, на пенсии, он шил домашние тапочки на продажу. Во второй половине были зал, спальня и все остальное. В тесноте, да не в обиде, и мне раньше казалось, что это так здорово спать всем вместе, кушать всем вместе, праздновать праздники всем вместе