Да, от вас зависит, что вы из него сделаете. Вы можете стать грешником и можете стать святым. Тело не искушает вас быть грешником и не вдохновляет быть святым. Кем бы вы ни были, грешником или святым — тело делает свое дело. Его работа так необъятна, что у него нет времени ни на что другое. Заратустра с огромным уважением относится к телу, поскольку это начало вашего существа. От тела вы можете двигаться к бытию.
Но если осуждать тело, отвергать его, истязать, как это делалось многие века, то вы не сможете пойти к своему существу. Вы понапрасну вовлечены, впутаны в борьбу с телом. Вся ваша энергия уничтожается в этом антагонизме. Тело должно быть принято с любовью, благодарностью, признательностью, и оно может стать ступенью лестницы, ведущей к вашей сущности. В действительности, природой так и задумано.
Заратустра говорит:«Я»,—говоришь ты, гордясь этим словом. Но важнее—хотя ты и не хочешь этому верить, -гораздо важнее тело твое и великий разум его; оно не говорит «Я», а созидает его.
«Я»,—говоришь ты...Вы когда-нибудь замечали, что вашеяменяется двадцать четыре часа в сутки? Вечером вашеярешает: «Я встану рано утром, в пять часов, чтобы медитировать». Это ваше решение, решение вашегоя.Но вот зазвонил будильник, и некто внутри вас, кто теперь притворяется вашимя,говорит: «Какое прекрасное утро, посплю-ка я еще немножко, в постели так уютно...» Вы поворачиваетесь на другой бок, натягиваете одеяло и просыпаетесь, как всегда, в девять. И вы никогда не думали об этом: тоя,которое постановило проснуться в пять, не может это выполнить.
Вашеяне одно; это толпа из многихя—почти как колесо и его спицы. Каждая спица бывает наверху, и тогда она говорит так, как будто это и есть ваше подлинноея.
Вы обещаете — и никогда не исполняете обещанного. Вы не можете быть однимя—единым, собранным. Что касается ума, вы — это множествоя.
Георгий Гурджиев обычно рассказывал: У одного очень богатого человека был дворец и множество слуг. Он отправился в паломничество к святым местам; оно могло продлиться два, три года — нельзя было точно сказать, когда он вернется. Он сказал своим слугам:
— Помните, я могу приехать в любую минуту. Может быть, я не закончу паломничество — так что не ленитесь. Дом должен быть готов к моему приезду в любой день - чистый, опрятный...
И все они сказали, что будут стараться.
Но прошло три года, и мало-помалу слуги обленились. Несколько дней они старательно убирались — возможно, он приедет. Но три года миновали — а это был самый долгий срок — он не вернулся. Возможно, он умер, возможно, отрекся от мира. Он не собирался возвращаться...
Уборка дома и все остальное постепенно прекратилось. Но слуги решили, что на всякий случай они по очереди будут сидеть на главных воротах, потому что с главных ворот дорога видна издалека: «Если ты увидишь карету, сообщи нам, и мы тут же сделаем все, что нужно. А если кареты нет, — какой смысл убираться?» Итак, на всякий случай они стояли в главных воротах.
Дворец был редкой красоты и располагался в уединенной местности среди гор и лесов, поэтому, когда мимо проезжал какой-нибудь путешественник, он обычно спрашивал у слуги на воротах: «Кто хозяин этого дома?» А все они верили, в глубине души всем имхотелосьверить — это одна из человеческих слабостей: когда вамхочетсяверить во что-либо, вы начинаете в это верить — они, в конце концов, поверили, что их хозяин никогда не вернется. Поэтому слуга на воротах обычно отвечал: «Он принадлежит мне. Я владелец этого дома».