Да шут с ней с картой, торопил его Панкрат, тоже побывавший у большевиков. Ты, Ваня, про эксы говори.
Ну да. Товарищи, пока мы на кораблях вахтили, буржуев щипали. И не как бакланы баржевые, а по-крупному. Залетают человек пять в банк, палят налево направо и забирают все что в том банке имеется.
Разбойствовать что ли? с укоризной спросил Лёха, помощник механика, молодой матрос первогодка.
Разбойствовать это если для себя, объяснил Панкрат. А мы для революции. За идею.
Не, не, Панкрат, погодь, перебил его Ваня. Что тот жидок в кожанке балалайкал? Дисциплина, дескать у них, партийная. Мол, все, баста. Мол, они не эти как их?
Анархисты, подсказал Панкрат.
А это что значит? продолжил Ваня загадочно. А?
Да давай уже, не тяни кота за тельняшку! Говори! выразил всеобщее нетерпение Миха.
А значит, анархистам можно!
Что можно?
Эксы! Чугунная твоя болванка! Ваня самодовольно сложил руки на груди.
С минуту братва обдумывала услышанное. Решение за всех принял Миха:
Ну тады айда к этим к анархистам.
Так матросы «Рынды» оказались на Полюстровской набережной, на бывшей дачи Дурново. И ни разу об этом не пожалели. Речи анархистов, а главное их порядки, морякам пришлись по душе. И анархистам понравилась разбитная и не жадная братва.
На следующее утро, после вольной попойки, прикидывали детали экса.
Так у нас тоже наганы имеются, говорил Коля, матрос-кочегар. А у Шурки вон, даже маузер.
Ха, наганы, маузер. Пулемет есть. Забыли?
Так он же не наш. Он при штабе
А что товарищ Блейхман говорит? Собственность достояния общества. Значит и пулемет наш.
Кто тебе его даст, дура?!
Кончай рамс, братва! гаркнул Миха. Угрюмый, здоровый и злой. Никто с ним не спорил. Во всяком случае без ущерба для себя. Чё предлагаете?
Пулемет нам без надобности, продолжил Ваня. Да и в банки мы не сунемся, там нынче своих наганов до балды. Тут идейные товарищи, толи большевики, толи эсеры, черт их разберет, вот что мне пропели. Мол, их брата и сажали, и к стенке ставили, и в ссылку за Урал отправляли. А нынче, когда революция, буржуи эти, что по судам заседали, живут себе как и жили. В ус не дуют, совестью не страдают. Чуете?
Говорил он обращаясь, в первую очередь, к Михе. Здоровяк же недоуменно покачал головой.
Эх, Ваня широко улыбнулся и увлеченно продолжил. Этих-то буржуев мы и посчитаем.
Поднял трехпалую ладонь и принялся загибать оставшиеся пальцы.
Добро у них есть, нажили. Раз. Не в уважении. Никто заступаться не будет. Два. И три, перед товарищами мы герои, за справедливость. А?
Повисло молчание. Каждый из матросов переваривал услышанное. Первым заговорил Шура.
Да не хрен тут кумекать. Жрать чего-то надо. Или разбегаемся кто куда.
Идея оказалось славной. У первого же буржуя, мирового судьи, добра забрали столько, что хватило бы на неделю харчевания в дорогущем «Кюбе». Но братва решила по-другому. Из хозяйского кабинета на даче Дурново, превратившейся в штаб анархистов, спустили в подвал тяжеленный несгораемый шкаф. Добычу складывали туда и брали равно столько, сколько решил комитет, то есть сход.
Именно этот шнифер и должен был охранять Тудуп.
Твою мать, Тудуп! Было же сказано, пост не оставлять. А если генерал ширма? Лепит нам про родину, а офицерня шниф чистят! Живо вниз!
Какой генерал? казалось бурят его не слышит. И не прикажешь. Свободу товарища надобно уважать.
Не дожидаясь ответа, Тудуп выглянул за бруствер. Встал смирно и громко заорал:
Здравья желаю ваше высокопревосходительство!
Эту фразу он заучил наизусть и выговаривал ее, хоть по слогам, но без ошибок. По началу Рындовцы удивлялись как это нерусского взяли на флот. И не в простые матросы, а денщиком вице-адмирала. Разгадка оказалась проста. Господин Карцов, бывший директор Морского Корпуса, держал бурята при себе еще со времен русско-японской войны. Дело все в том, что Тудуп умел делать со здоровьем Виктора Андреевича то, что не умели врачи. Может дело было в особых травах, может в заклинаниях, матросы не знали. Но на «Авроре», на предыдущем месте их с вице-адмиралом службы, бурята звали не иначе как шаман.
Брось! прошипел Шура. Схватил товарища за подол бушлата и потянул вниз, за бруствер. Он тебе никто. Не генерал а просто мужик. Можешь в него плюнуть если хочешь.
Зачем плюнуть? удивился Тудуп. Мед давал, цветок-трава давал. Не надо плюнуть. Нехорошо. Чай надо.
Вырвав подол из крепкой ладони сослуживца, бурят снова стал смирно и заорал:
Ваше высокопревосходительство! Чай нет угостить. Мура есть. Кокс спирт разбавлять будешь.
Шура на этот раз схватил товарища за шею. Потащил, пытаясь закрыть рот ладонью.
Забей трепало, дурень, кряхтел он. Бурят никак не мог понять в чем его оплошность. Норовил выбраться и все-таки угостить генерала. Но господину Бригеру, похоже, нюхра была не интересна.
Матрос Грабарь! гаркнул он командным голосом. Я вас не тороплю. Поговорите с товарищами. Обещаю, на корабле вас ждет полное довольствие, жалование и уважительное отношение.
Шурино «Ага!» слилось с хлопком автомобильной двери. Генерал удалился.
Когда братва вернулась с демонстрации, Шура рассказал о генеральском визите. Предложение начальства рассмешило моряков.
Пусть он свое жалование в дупло себе засунет, хмыкнул Ваня. Знал бы, что у нас в подвале. Да если захотим мы все учебные корабли смогем купить. Правда, Миха!?
Здоровяк уперся взглядом в одного из матросов. Витек кинул в стакан с разбавленным спиртом щепотку кикера. Только собрался выпить, как заметил недобрый взгляд товарища.
Шо? спросил он. Я ж полтосик, для настроения.
Я сказал не пить, прохрипел Миха.
Ладно, ладно, Витек без особых препирательств вернул стакан на ящик с патронами и повернулся на выход. Пойду ванят поищу.
Отправился на набережную искать кучера, согласного «прокатить» матросов с ветерком. На сегодня был запланирован экс. Студентик-анархист, кажется его звали Юлик, на днях поведал такую историю:
Я твердо убежден что дети должны, нет обязаны, отвечать за действие родителей. А в некоторых случаях родственников. Ведь это не просто кровные узы, и тем более не одинаковые фамилии. Это общий образ жизни, образ мысли, идеология, в конце концов. Не может быть чтобы у отца монархиста, сын стал, большевиком, паренек был под марфушей. Тяжелый язык заплетался, поэтому разговор его казался ленивым. Деньги папеньки как молоко маменьки. С ними впитываешь воспитание. Думайте я это из книжек взял? Нет. Это моя мысль. Собственная.
Позволю с вами не согласиться, возразил товарищ Блейхман. Есть множество примеров опровергающее ваше заключение.
Обитатели дачи Дурново собрались в гостиной единственное место особняка, где остался целым стол и несколько стульев. По сути, именно тут и находился штаб. На вечерних посиделках обычно стулья никто не занимал. Буржуйские предрассудки. Кто лежал на полу, кто сидел, прислонившись к стене. Матросы соорудили себе из пустых ящиков из-под патронов что-то похожее на огромный лежак, на котором и кушали, и пили, и сидели, даже спали. А художница Лора Рублева перетащила из спальни оттоманку. Содрала обивку до дерева и прибыла с боку мольберт. Получилось необычно.
Например, Блейхман сидел по-турецки на самой середине стола, Павел, кажись, Иванович Пестель. Декабрист. Батенька его, на секундочку, генерал-губернатор Сибири. Потом Софья Перовская из «Народной Воли». Без нее казнь Александра II вряд ли удалась. Отец ее губернатор Петербурга Лев Перовский. Да что там, Герцен, Нечаев. Наконец Бакунин.
Вы, товарищ Иосиф, потянул студентик, все свои мысли из теории черпайте. Для меня же кладезь вдохновения сама жизнь. И пример я вам приведу из жизни. Женька Машкевич, сокурсник. Баловень судьбы. Гнида и предатель. Мать урожденная графиня, папа тоже из этих, к тому же, как оказалось, следователь окружного суда. Год назад именно он, Машкевич-старший, состряпал обвинение депутатам-большевикам тогдашней Думы. Помните?