Я не Мученик, и тем более не Бог, мне показалось, или Грановский вздохнул? Сам же знаешь чтобы стать Мучеником, нужно сперва умереть. А богом стать и вовсе невозможно. Я не смогу спасти ситуацию сам, и даже не смогу связаться со Странниками. Я пробовал еще когда жил здесь. У меня не получится. Нужен кто-то, с кем они станут говорить. Кто-то такой же, как они.
Кто они вообще такие?
Люди из вашего мира, нашедшие путь сюда в своих снах задолго до твоего рождения и до моего. Они приходят сюда и наблюдают, обычно не вмешиваясь. Но когда по-настоящему нужно знаешь, я сильно подозреваю, что все восемь Мучеников это на самом деле были они. Среди них всегда находился кто-то готовый пожертвовать собой, чтобы этот мир не поглотило зло. И не перекинулось на ваш.
Они настолько могущественны? уточнил я. Если это так, почему в нашем мире никто о них не знает?
Некоторых из них знают и в вашем мире, сказал Грановский. Понимаешь, Странники веками проникали в этот мир и, вероятно, не только в этот. Они приносили отсюда идеи, концепции, знания Уверен, что немало книг, фильмов и прочих произведений в вашем мире имеет в своей основе нечто, вынесенное из других миров. И, соответственно, многие творцы это те, кто связан с другими мирами. Так было веками. Давным-давно они были шаманами, пророками, жрецами. Потом стали говорить о своих странствиях в более метафорической форме, превратившись в разного рода творческих людей. Так или иначе, в этом мире они обладают более ощутимыми силами.
И что же теперь? Я должен их найти и убедить помочь? С чего вдруг они меня послушают?
Тебя послушают, уверенно заявил Грановский. Таких, как ты, я не просто так отмечал синим камнем. Ты один из них. Тот, кто может путешествовать между мирами и еще многое другое. Полагаю, помочь тебе будет для них делом чести.
А почему было не сказать мне об этом с самого начала? спросил я, сжав кулаки.
А зачем? произнес Грановский, пожав плечами.
Я сжал зубы, но ничего не ответил.
Но я с самого начала вставил в твой интерфейс небольшую надстройку, рассчитанную на работу с их силами, продолжил Грановский. Ты ведь уже разобрался, верно?
Ты имеешь в виду вот это? спросил я, открыв свое меню и найдя там новую вкладку с воспоминаниями Олега.
К сожалению я твое меню не вижу, Грановский развел руками. Но думаю, ты и сам понял, о чем идет речь. То, в чем Странники черпают свою силу. То, в чем черпает ее и наш общий знакомый Ник. Смерть. И то, что остается после смерти.
Это что, душа? задал я вопрос, не дававший мне покоя.
Я бы так не сказал, ответил Грановский. В своем интерфейсе я назвал это образом. Это не душа. Это как бы это лучше выразить своего рода, фотография души. Ее статическое состояние, запечатленное в определенный момент. Но тем не менее, это очень серьезная штука. Знаешь ли ты, что именно такие образы, пройдя через мясорубку междумирья, превращаются в нежить, с которой ты сражаешься?
Серьезно? спросил я, взглянув на мерцавшую в моем меню белую сферу по-новому. Значит, вот, как выглядят мои враги? До того, как они станут врагами.
Да, сказал Грановский тихо. Кстати, если ты осторожно потянешь за нее, то сможешь взять в руки. Попробуй.
С некоторым недоверием я протянул пальцы к сфере и попытался взять ее. Я ждал, что она окажется бесплотной, как и само меню, и пальцы пройдут сквозь нее, однако она без труда отделилась от призрачного пергамента и оказалась в моих руках гладкая, сияющая и чуть теплая.
Если у тебя будет их несколько, можно будет выделить и взять их все разом, проведя пальцем вот так, сказал Грановский, и сделал в воздухе движение пальцем вниз.
Зачем это? спросил я. Что мне с ними делать?
Боюсь, тут из меня не лучший учитель, Грановский пожал плечами. Найди Странников они объяснят тебе лучше. Но на всякий случай, если ты захочешь передать образ кому-то другому просто брось в его сторону. Это тоже предусмотрено моим интерфейсом.
Я взвесил сферу в руке, вглядевшись в ее матовую белизну. Странный снаряд. Едва ли он пригодится мне в качестве оружия. Да и как-то кощунственно это бросаться последними воспоминаниями живых людей.
У тебя мало времени, произнес призрак. Ситуация на континенте деградирует очень быстро. Не исключено, что к лету здесь не останется никого живого. Отсидеться в крепости не выйдет.
Я и не собираюсь отсиживаться! ответил я. Но у меня есть обязательства. Не перед тобой тебе я ничего не должен.
А я и не прошу ничего для себя, спокойно ответил Грановский. Я-то сейчас в безопасности в отличие от тебя и всех прочих, кто сейчас живет на Монланде. Подумай о них.
Я думал о них прямо сейчас, ответил я. И у меня есть более насущные дела, чем гоняться за какими-то неведомыми шаманами. Но твой совет я принял к сведению. Ты сказал я услышал.
Грановский покачал головой.
Ты слишком вошел в роль, сказал он. Когда ты вернешься если вернешься тебе, должно быть, будет тяжело из нее выходить.
Думаю, это не будет такой уж большой проблемой, усмехнулся я. Как-нибудь справлюсь.
Что ж, увидимся, Грановский невесело улыбнулся и растворился во тьме.
***
Но хотя после ухода призрака мне и удалось, наконец, уснуть, проснулся я раньше, чем хотелось бы, от громкого стука в дверь.
Кто там? спросил я, потирая наморщенный лоб и глядя одним глазом в окошко, за которым ночная тьма только-только начала сменяться тусклыми зимними сумерками.
Ты прости, твое высокоинородие, раздался за дверью хриплый голос Матвея. Тут какой-то отряд к нам нагрянул. Во главе мужик из наших, из егерей. Одноглазый: ни дать, ни взять пират. Говорит, он с тобой знаком, а из наших-то его не знает никто. Я его во двор-то пускать поопасался кто его знает, что за люди. У всех ружья, кирасы, на лошадях все. А мужик этот так разорался матерится, на чем свет стоит. Причем, по-русски. Ты это поговорил бы с ним, пока он там весь посад не разнес.
Зевая и застегивая на ходу куртку, я затопал вниз по узкой лестнице вслед за несущим факел Матвеем, стараясь сообразить чугунной головой, кого это еще могло принести в Кернадал на мою голову. Еще и одноглазый? Таких я, вроде бы, не знаю.
За воротной решеткой в самом деле ждал колоритный кондотьер в черной куртке с мушкетерской перевязью, в хищном шлеме с гребнем и с черной повязкой на глазу. Увидев меня он сорвал шляпу, взмахнув ей над головой.
О, дон Руман Московский! воскликнул он. А мне сказали, егермейстер сейчас выйдет. Где Сергей-то?
И тут я понял, кто передо мной.
Макс! крикнул я, бросившись ему навстречу и сам стал крутить заржавленный механизм подъемной решетки. Он в это время соскочил с лошади, и минуту спустя мы крепко обнялись.
Нет больше Сергея, сказал я, когда он разжал объятья. Я теперь егермейстер. Ты что, не слышал, что тут было?
Да мне там как-то было не до того, Макс покачал головой и сплюнул на землю. Когда эти мрази явились, я по северным городкам кочевал. Их первыми вырезали. Что там творилось ты не представляешь. В иных местах кровь в канавах текла вместо воды и это не фигура речи. Я сам видел.
Пойдем, расскажешь, сказал я. Чего на холоде торчать! А что за люди с тобой.
«Черные драгуны», с гордостью произнес Макс. Это мы так назвались. Лучший боевой отряд по во всей Кирхаймской марке. Лучший потому что с некоторых пор, похоже, единственный.
Он мрачно усмехнулся. Я отдал распоряжение, чтобы его людям нашли какой-нибудь кров, а лошадей накормили, после чего мы с Максом поднялись в мою комнатушку, усевшись на жесткую лавку и прихлебывая из захваченных по дороге кружек жидковатую грушевку.
Мне-то самому повезло в самом начале, продолжил Макс рассказ, начатый еще на лестнице. Деревню, где я заночевал, всего лишь краешком задело сперва мертвяки стали то по одному, то по двое из леса переть. Ну, я мужиков собрал, частокол сбили, костры стали жечь, вилами эту нечисть колоть. Пару недель отбивались, ни один человек не погиб. А потом беженцы стали приходить, из других деревень и городов. Тут-то и стало ясно: началось.