Тогда, в кафе, он сказал мне, что и дальше будет продолжать искать возможности умереть именно от руки отца Элишки. Я же попытался убедить его, сказав, что искать смерти от руки другого человека равносильно самоубийству. Но его было невозможно в чём-либо убедить. Он был непреклонен в своих намерениях. И даже рассказал мне свой план, согласно которому при следующей встрече с отцом Элишки он поставит его перед выбором, когда тому придётся решать: умереть самому или убить Зденека.
Но я то понимал, что такая встреча может закончиться банально смертью отца девушки. И вот тогда то меня и посетила мысль: «В этом сложном сплетении судеб если кому-то и было суждено оказаться убийцей, то уж лучше тому, кто им уже является. Да и с точки зрения освобождения души лучше уж этому молодому человеку погибнуть сейчас, пока он ещё верит в свою любовь, чем от наркотиков или что ещё хуже в отчаянном отречении от своих духовных убеждений от самоубийства.
В этот момент госпожа Шилган не выдержала и зарыдала. И господин Шилган и ещё один мужчина взяли её под руки и вывели из зала.
Тут уже не выдержал адвокат семьи Шилган:
Ваша честь, стоит ли продолжать этот цирк?
На что судья отреагировал крайне решительно:
Господин Поган, отправляйтесь ка за своими нанимателями, ибо я удаляю вас по причине неуважения к суду.
Адвокат Поган показательно усмехнулся и пошагал к выходу. Перед тем как выйти, он, не оборачиваясь, сказал: Циркачи!
Уважаемые коллеги, сказал судья, обращаясь к прочим адвокатам, кто-нибудь ещё имеет желание последовать за господином Поганом? Не забывайте, что этот, как выразился господин Поган «цирк» является не просто местом вашей ответственной работы, но ещё и местом рекламы ваших услуг. Не думаю, что из-за усталости и чрезмерной чувствительности стоит рисковать своей репутацией.
В ответ последовало согласное молчание.
Отлично, сказал судья и далее обратился к подсудимому: А вы, господин Кнедлик, намерены подробно рассказать нам обо всех своих жертвах?
Да, Ваша честь. Я понимаю, что это может быть утомительным. И стараюсь быть максимально кратким. Поймите меня правильно. Меня ожидает впрочем, вполне справедливо смертная казнь. Я признаю себя виновным согласно с законами общества. Но я никак не могу признать себя виновным, исходя из законов кармических. Я должен ответить за свои деяния перед обществом, но при этом я должен простить общество за то, что оно сделает со мной. Это крайне важно, Ваша честь. Тот, кто верит в кармические тенденции, знает, что нельзя умирать со злым сердцем, но очень важно простить всех. Смогут ли простить меня родственники жертв это вне моей власти. И в этом нет моей цели. Их отношение ко мне это их карма. Моя же карма в моём отношении к обществу. И рассказываю я всё это лишь для того, чтобы очистить мои помыслы от мстительных и злобных мыслей, чтобы примириться со своей судьбой.
В рай, значит, хочешь попасть?! злорадно выкрикнул мужской голос, за что получил судебным молотком по мыслям.
Чёрт с вами! устало и раздосадовано сказал судья Кнедлику. Говорите что хотите.
Благодарю, Ваша честь. И также благодарю за вопрос, заданный мне неизвестным господином, про якобы моё желание попасть в рай. Ибо в конце моей речи он получит ответ на свой вопрос.
А пока завершу рассказ о Зденеке. Мы сблизились. Иногда встречались, разделяя бутылку вина или портвейна. И однажды он пригласил меня в свою квартиру. Если, конечно, можно назвать квартирой ту убогую маленькую комнатушку, которую он снимал на чердаке дома по улице Жатецка. В тот вечер он изрядно напился и хвастался мне своей дедовской двустволкой. Нацелился на меня, словно показывая, что у него всё под контролем. Мне это крайне не понравилось. И я выхватил ружьё у него из рук со словами: «Когда ты случайно совершишь непоправимое, твоя совесть уже не сможет найти оправданий и спрятаться за смертью Элишки. Ты останешься один на один со своей совестью. Твои страдания будут невыносимыми, и этим ты усугубишь свою карму».
На эти мои слова Зденек откровенно и злорадно засмеялся. Он смеялся долго. А когда закончил, посмотрел на меня таким взглядом, при этом ничего не сказав, но в этом взгляде я отчётливо прочёл: «Мне плевать на свою карму, я лишь хочу добиться справедливости в этой жизни».
Человек с таким вектором мысли не способен избавиться от страданий. Тогда я вдруг осознал, что ружьё находится в моих руках и цель вот она. Я направил ружьё на Зденека. Он усмехнулся, видимо, подумав, что я шучу. Тогда я сказал:
«А что, если я тебе скажу, что во всей твоей истории я поддерживаю отца Элишки?»
«Не верю», вновь сквозь усмешку сказал он.
«Не веришь? Ты всё время был так занят жалостью к себе, что даже не удосужился спросить меня, кто я и почему терплю все твои романтические слюни?»
«И кто ты?» уже без усмешки и с настороженностью спросил Зденек.
Я сказал: «Я писатель, это я соврал, сам не знаю, откуда эта мысль пришла в мою голову, и слушаю твою историю лишь для того, чтобы собрать материал для очередного рассказа. Ты для меня всего лишь персонаж. Литература хоть и воспевает жизнь, является жизнью лишь в процессе написания, но когда история уже написана для автора она становится мёртвой, автора уже манят иные истории. Вот и получается, что ты для меня интересен лишь здесь и сейчас. Но завтра ты будешь для меня мёртвым. Следовательно, я тоже, как и отец Элишки, ставлю смерть выше любви. Любовь ничто по сравнению со смертью. Смерть мотивирует к созданию чего-то великого. Любовь, по крайней мере, та романтическая, которой ты грезишь, приводит лишь к великим разрушениям. О, если бы Элишка осталась жива и вы бы сочетались с ней узами брака, позже ты бы узнал всё её несовершенство и совершенство смерти. Отец Элишки был прав, ты не достоин смерти».
Зденек словно протрезвел и смотрел на меня уже совершенно другим взглядом. Это был тот взгляд, который и был мне нужен. Именно этого взгляда я ждал, спровоцировав его своей ложью. В этот момент он уже не видел во мне меня, а видел во мне отца Элишки. И этот взгляд однозначно говорил мне: «Стреляй!» И я должен был освободить этого человека именно в момент его благородной мысли.
Остальные подробности вы уже слышали из заключения судмедэксперта, заключил свою историю Кнедлик и замолчал, словно ожидая реакции зала.
3
Но зал молчал, заворожённый словами подсудимого, словно проповедью.
М-да, прервал молчание судья, вас послушаешь, так вы спаситель душ! Но как показывает мой опыт, так думают почти все маньяки. Поэтому, как бы прискорбно для вас это ни звучало, вы типичный серийный убийца, я бы даже сказал заурядный.
Абсолютно верно, Ваша честь, сказал Кнедлик. С точки зрения гуманистического общества и законов, созданных на основе гуманизма, я действительно серийный убийца. Вот только это гуманистическое общество сначала само казнило всех своих пророков, которые, собственно, и основали законы гуманности, а теперь, прикрываясь словами этих пророков, общество казнит всех прочих. Вы кладёте руки на библию, прежде чем сказать слово. Библия для вас лишь прикрытие для совершения новых убийств. Да, я серийный убийца. Но, думается мне, за всю историю человечества правосудие лишило жизни куда больше людей, чем все серийные убийцы вместе взятые. Таким образом, правосудие самый главный серийный убийца.
В зале поднялся шум негодования. Судья несколько раз ударил молотком и призвал публику к спокойствию.
И это мы уже много раз слышали, спокойно, чуть ли не зевая, сказал судья. Были здесь уже и пророки, и великие проклинатели судебной системы. Заканчивайте уже вашу речь, Кнедлик. И хоть приговоренный здесь вы, однако время ко смерти движется для всех.