Лоренцо. Первый завтра в этом время, а второй через полчаса после него. Хоть они действительно хороши, но, к сожалению, имён я не запомнил; помню, что имена приятные.
Август. Ладно, у детей занятие почти закончилось, пойду поговорю с сыном. Пойдём, Юль?
Юля. Конечно, родной.
Оля. Мы с Генрихом тоже этим займёмся.
Вика. Как и мы с Лоренцо. (Август и Юля, Генрих и Оля, Лоренцо и Вика уходят.)
Якопо. Виль, может, в бильярд?
Вильгельм. Давай, родной, с тобой давно не играли.
Катя. А я хочу с милым в нарды.
Вильгельм. Хорошей игры. (Якопо и Ира, Вильгельм и Таня идут в бильярдную, а Люсьен и Катя садятся за нарды.)
Сцена восьмая
Комната Джулиано.
Джулиано лежит на диване и читает. Август и Юля стучат и заходят.
Юля. Привет, дорогой, как ты? (Джулиано садится, а родители садятся рядом.)
Джулиано. Хорошо, а что? Что-то случилось? Я что-то натворил? Обычно вы вдвоём ко мне не заходите.
Август. Нет, всё хорошо. Как ты думаешь, кем я хочу, чтобы ты был?
Джулиано. Поэтом, как ты и как все остальные? Я пытаюсь, пап, но
Август. Нет, не поэтом.
Джулиано. А кем же?
Август. Всё, чего я хочу, это чтобы ты был моим сыном, а с этим ты, как видишь, успешно справляешься. (Целует его в лоб.)
Юля. Мы хотим сказать, что то, кем ты хочешь стать, это лишь твой выбор, но знай, что мы во всём тебя поддержим.
Август. Да, я давно понял, что ты не поэт, но это не делает тебя хуже твоих братьев и сестёр, это лишь значит, что ты другой. Это всё равно что ругать или хвалить тебя за то, что ты рыжий. Глупо ведь, правда?
Джулиано (рассмеялся). Да.
Август. Вот и молодец. Хотя, быть может, это и глупо, но рыжий мне больше нравится, поэтому и за это молодец. (Растрепал одной рукой волосы сына, а другой жены, а потом обоих поцеловал в голову.) Ладно, читай, не будем больше отвлекать. (Джулиано хватает их в объятья.)
Джулиано. Спасибо!
Юля (слегка визжит от радости). Тебе спасибо, малыш. (Целует сына, и они уходят, а он ложится дальше читать.)
Сцена девятая
Комната Вольфганга.
Вольфганг лежит и сочиняет стихи.
Генрих (стучится). Можно?
Вольфганг. Войдите. (Генрих и Оля заходят. Вольфганг откладывает тетрадь и ручку, садится, а родители садятся рядом.)
Генрих. Не буду ходить вокруг да около. Ты ведь знаешь, что нравишься Люсии?
Вольфганг. Пап, ну мне неловко об этом говорить! Ну и к чему это? Ещё и Мама тут! Хотите, чтобы я от стыда умер? (Генрих и Оля сдерживают смех.)
Оля. А что ж тут постыдного?
Вольфганг. Ну, Мам, и ты туда же! Я люблю её как сестру, но она жутко надоедлива.
Генрих. Вот и правильно делаешь. Мы тебя ни к чему не принуждаем. Не обижай её чувства, но и не подпитывай их, чтобы ей в будущем не было больней.
Оля. Кто знает, что будет в будущем: может, и она тебе понравится, а может, она поймёт, что чувства к тебе были лишь ребячеством. В любом случае вы останетесь семьёй, поэтому люби её как сестру, что ты и делаешь и что я считаю правильным. (Целует сына в лоб.)
Генрих. Вот и поговорили. Ну что, это было так неловко, как ты ожидал?
Вольфганг. Нет, чуть менее неловко. (Вместе смеются.) Спасибо, пап, спасибо, Мам.
Оля. Пожалуйста, милый.
Вольфганг. Мам, я буду стараться на занятиях не засыпать, чтобы ты не злилась.
Оля. Ну спасибо. (Оля и Генрих уходят, а Вольфганг продолжает писать.)
Сцена десятая
Комната Люсии.
Люсия за столом лениво делает уроки. Лоренцо стучит в дверь.
Люсия. Войдите. (Входят Лоренцо и Вика.) Уже садимся есть, да? Я скоро спущусь, но сначала доделаю уроки.
Вика. Нет, мы пока не едим.
Люсия. Да, я знаю, я чуть-чуть по занятиям отстаю, но, как видите, я затем догоняю ребят.
Лоренцо. А что же тебе мешает учиться? Или, скорее, кто? (Люсия слегка смутилась.) Не совсем об уроках хотим поговорить. Давай лучше о Вольфи. (Люсия смутилась ещё сильнее.)
Вика. Милая, это нормально, что тебе нравятся мальчики, но не надо сходить с ума по ним. Я не могу сказать, будут ли твои чувства взаимны в будущем, но сейчас вы должны просто дружить и общаться, как ты это делаешь с остальными.
Лоренцо. Будь чуть-чуть гордой, но не высокомерной; не бегай за ним и не пялься на него, но и не будь безразлична к нему, ведь вы всё-таки семья. Правильно Мать говорит: пока что просто общайтесь, а с возрастом станет ясней, ведь и твои чувства к нему могут остыть.
Люсия. У вас с Мамой всё вроде по-другому было. (Лоренцо и Вика смутились.)
Лоренцо. Я бы не назвал всё, что было между нами, правильным: мы могли достичь того счастья, которое сейчас есть у нас, без лишних глупых сложностей, которые сами себе и создавали. Понимаешь, родная?
Люсия. Да, пап. Я вас поняла и постараюсь исправиться. Спасибо, что ругаете не мои чувства, а лишь неправильное их проявление.
Вика. Тебе спасибо за понимание. (Целует дочь.)
Лоренцо. Ладно, делай уроки, не будем мешать. Если возникнут сложности, позови, хорошо?
Люсия. Хорошо. (Лоренцо поцеловал её в лоб, и они ушли, а Люсия вернулась к урокам.)
Акт 3
Сцена первая
Комната Вольфганга.
Вольфганг сидит за столом и пишет стихи.
Вольфганг. Какую же правильную рифму подобрать? Нужно грамотно обобщить последней рифмой весь стих.
Благодатная во мне царит стихия.
Как же это лучше закончить? (Раздаётся стук в дверь.) Войдите. (Входит Люсия.)
Люсия. Можно с тобой поговорить? (Замечает, что Вольфганг замешкался.) Я не собираюсь вести себя, как обычно, не бойся, я хочу просто поговорить. (Вольфганг приглашает её сесть на стул, и она садится.) Я знаю, что веду себя глупо рядом с тобой и бываю надоедливой, и за это я пришла извиниться.
Вольфганг. Но тебе не за что изви
Люсия. Подожди, я ещё не закончила. (Вольфганг осёкся.) Я впредь хочу быть твоим другом, поэтому давай просто дружить, хорошо? (Протягивает ему руку.)
Вольфганг. Хорошо. (Жмёт ей руку.)
Люсия. Спасибо. Тогда мне больше нечего сказать, не буду тебя отвлекать. (Выходит из комнаты и сразу начинает глубоко дышать, сняв маску спокойствия.) Не могу поверить, что мне удалось это сделать. (Взбодрилась и ушла.)
Вольфганг (задумчиво садится за стол). Вот это да! Неужели это была Люся? Нет, Люсия. Точно! Люсия! (Пишет, читая вслух.)
Благодатная во мне царит стихия:
Правят Божий страх, Любовь, а с ней Люсия.
Сцена вторая
Комната Бенедикта.
Бенедикт лежит на диване и отдыхает. Входит Августина.
Августина (подходит и трясёт его). Вставай! Ты сказал, что поиграешь со мной. (Бенедикт садится.)
Бенедикт. Во что ты хочешь?
Августина. В бильярд.
Бенедикт. Нет.
Августина. Почему?
Бенедикт. Дядя Лори тебя, конечно, очень любит, но, если ты в третий раз продырявишь сукно киём, он тебя просто съест.
Августина. Не съест: папа не позволит.
Бенедикт. Они вдвоём тебя съедят, а я буду доедать, если что-то останется.
Августина (почти в слезах). Мам! (Хочет убежать к Маме.)
Бенедикт (удерживает её). Ладно, стой. Шучу, конечно, но они всё равно будут злиться. Во что-то, кроме бильярда? (Вытирает её слёзы.)
Августина. Может, в нарды?
Бенедикт. Я уже сто раз говорил: просто перекладывать шашки с места на место ещё не значит играть в нарды.
Августина. Когда играем по правилам, получается скучно. Зато я хорошо умею бросать кубики.
Бенедикт. Их общее название кости, а в нардах они называются зары. Да, ты их хорошо бросаешь, но было бы лучше, если бы они летали в пределах доски, а не моей комнаты.
Августина. Но на них, когда ты их находил, всегда были шестёрки, а ты говорил, что это хорошо, значит, я хорошо бросаю.
Бенедикт. Ладно, соглашусь. (Приобнял её.) Ну так во что в итоге хочешь поиграть?
Августина. Может, в волейбол?
Бенедикт. Да, хорошая идея, можно остальных тоже позвать.
Августина. Можем потом зайти к Наде.
Бенедикт. Точно! Надя! Спасибо, что напомнила, ведь она просила сказать ей, когда придут те художники, а они ведь сегодня придут. Надо сначала ей сказать, а затем поиграем, хорошо?
Августина. Хорошо, но я всё равно всех позову сразу: все любят заходить к Наде.
Сцена третья
Дом Нади.
Надя работает в мастерской.
Надя (откладывает кисть). Ну когда он уже приедет? Подумать только! Сказал бы ещё пару месяцев назад мне кто-нибудь, что все мои мысли будут заняты художником, которого я даже не видела, я бы Ну и что, что не видела? (Ходит из стороны в сторону и всё больше погружается в разговор с самой собой.) Зато я видела его картины, и его кисть строга, но в строгости всё же есть нежность. (Ложится на диван и мечтает.) Все скажут, что он слишком строг, но есть ли красота в чрезмерной нежности и мягкости: «Так сладок мёд, что наконец он горек». Глупо отрицать: они оба гении, но он Кто он? Стыд! Я даже имени не знаю моего кого? Кто он мне? Жаль, но пока никто пока (Раздаётся стук в дверь.) Входите. (Входит Бенедикт.) Привет, Бени, тут не прибрано, подожди в гостиной, я сейчас.