Упомянутые в этих источниках подробности так скудны, что позволяют нам проследить только те черты, которые свойственны и другим народам. C другой стороны, в нордическом тосте миннетрунке (Minnetrunk) мы уже видим религиозное действие, то есть настолько богато освещенную и сообразно разработанную процедуру, что мы уверенно можем назвать этот культовый акт чисто германским.
Традиция языческих жертвенных праздников, на которых миннетрунк употребляли по установленным правилам, все еще пышно развивалась в XII и XIII веках. Именно поэтому Снорри смог тщательно записать ее59. Скорее всего, празднество начиналось как предполагает В. Гронбех с торжественного освящения, которое провозглашало мир среди присутствующих участников, подобно тому как godi освящал суд60. Затем следовала общая трапеза, которая была собственно священнодействием. Такое ритуальное застолье характеризовалось обильным вкушением пищи и напитков. Древнее поверье гласило, что чем больше человек ест и пьет за загробное благо умершего, тем больше наслаждения получает усопший («plenus recreantur mortui61»). Если вождь приносил на пир слишком мало еды (sumblekla, т.е. отсутствие питья, в лаусависе / lausarvisa Эгиля62), это считалось не только позорной скупостью, но и могло опорочить само жертвоприношение. Дело в том, что изобилие на пиру было условием обильного урожая для живых и благополучия умерших63. Пышный погребальный пир более поздних времен64 все еще отражает эту изначальную идею. Обильность угощений обязательно соответствовала приподнятому настроению во время трапезы. Веселье, с которым тевтоны оказывали почести покойным, не раз вызывало удивление и отвращение у благочестивых миссионеров. «Негоже тебе принимать участия в воплях радости в честь умерших; и если ты приглашен на погребальный пир, то откажись от языческих песен и звонкого смеха, от чего те люди получают удовольствие», так гласит наставление священника в 10 году Н.Э.65. Такая радость была чем-то большим, чем чисто одушевляющий эффект праздничного настроения. Она предполагала «поддержку безопасного перехода и продолжения жизни в критической ситуации66».
Таким образом, всеобщее веселье было, по сути, обрядом перехода, rite de passage, в котором важно было преодолеть критическое переходное состояние (то есть смерть), чтобы жизнь умершего человека и его родственников снова вошла в нормальное русло. Той же цели служили и погребальные игры, известные, в частности, с классической древности67, следы которых, вероятно, можно найти и у германских племен. Как и греческие состязания, так и экстатические танцы, которые скандинавские крестьяне исполняли вокруг трупа до похорон и даже на церковном дворе68, изначально имели целью помочь обществу вернуться к нормальной жизни после такого удара судьбы69.
Однако кульминацией пиршества был не вынос блюд с угощением, а момент опустошения чаши с напитком. Поэтому это действо было предметом торжественного и тщательно разработанного ритуала. Очень важную роль играет и то, как именно и из чего именно пить. В ходе обряда использовались древние чаши и рога для питья, святость которых должна иметь благословляющие свойства, и передача такой чаши или рога должна идти по кругу. Почитание рогов до сих пор проявляется в народных сказках, рассказывающих об их сверхъестественном происхождении70. Процедура распития, однако, подчинялась самым строгим правилам. Сначала рог подносили самому знатному участнику праздника, который освящал его определенным изречением произносил формели (formaeli). Затем этот кубок или рог передавали следующему по статусу, и далее рог двигался по посолонь (rettsaelis), то есть в направлении движения Солнца по небосводу. Мы приписываем этой процедуре смысл общей организации мероприятия в его подчиненности ритму всего мира. Между вышним миром и миром людей существует родство природы. Когда человек вписывает свои действия в более широкой и мощной взаимосвязи с природой, он тем самым обеспечивает им счастливый исход.
Рог должен непрерывно переходить из рук в руки. «Рог пошел по рукам [толпы]71», это выражение, которое все еще позволяет нам ощутить настроение ритуального пира. Никто не должен был оставлять рог при себе; если участник пира не передавал сосуд дальше своему соседу, то совершал грех против своего соседа, а также против хозяина и власть предержащих, что предполагало наказание72.
С помощью переходящего рога с зельем достигали торжественной кульминации праздника; церемония длилась до тех пор, пока он не обходил весь круг, а веселье приходило по мере повторения его обращения: «Многие minni пускали по кругу, и с каждой minni опорожняли рог», читаем мы в саге Эгиля.
Что касается религиозного освящения напитка, то в самых древних источниках используются выражения eigna, gesa или helga, которые означают, что чаша полная чаша, позже получившая название «минне» minni73 была посвящена высшим силам и наполнялась их энергией. «Oc aeignadu pau full74». «Asum ero full eignut75». Когда пили, нужно было произносить правильные слова, так называемые формели, привносящие в напиток определенную высшую силу.
Формели (Formaeli) это частный случай древнегерманского культового заговора, который использовался при совершении правосудия, в ритуальном питье, во время жертвоприношений. Если каждое слово в религиозном мышлении это магическое заклинание, приводящее в движение силы, опасные или благожелательные, то это особенно верно в отношении слов, которые объединяются в целую формулу, предполагающую определенную последовательность, звучание и ритм. Будучи речевой формулой, северное заклинение formaeli похоже на римский carmen, состоявший из verba certa, то есть определенных «установленных слов», которые нельзя менять и которые нужно произносить только определенным тоном.
Как и древние египтяне, жители европейского Севера также знали о решающем значении правильности рецитации (исполнения или произношения, прим. пер.). Они не зашли так далеко, как индийцы и греки, которые обожествляли заклинания-волшбу (Brahman) и заклинания-благословение (Paian). То, что их магические и культовые песни подразумевали не только определенную формулировку, но и специфическое, торжественное произношение, ясно из термина «гальдр» (galdr), который происходит от слова galan и использовался специально для описания птичьего пения76. Но если galdr обозначал магическую песню, то formaeli были культовыми словами. Однако можно предположить, что культовые слова также имели собственную метрику, особенно если вспомним склонность наших предков оформлять свои благословения и проклятия в стихотворной форме. В конце концов, человека, который умел излагать свои порицания в песне, в Исландии и почитали и боялись, называя kraftaskald или äkvoedaskald77 (то есть «скальд силы или заклятий», прим. пер.). Но мы должны быть осторожны, чтобы не спутать культовые формели с непонятными иными заклинаниями. Хотя германцы также были знакомы с заклинаниями отдельного магического языка (см. Hocuspocus), их исходное отношение к нуминозному миру слов было ближе всего к отношению, которое мы встречаем у иудеев. Согласно последним, слово в своем первичном виде было самим Богом. Северные племена Европы также не утратили связи с чистым, неискаженным словом; поэтому им не нужно было искать обходные пути, чтобы ощутить силу слова. Они знали, что не только странные, загадочные слова, но и те, которые сохраняли свой смысл без изменений, были наделены силой и имели очень реальный эффект. То, что они обозначали, воплощалось в реальность; тот, кого они задевали, был осужден и наказан словом. Так и заклинания-формели состояли из слов, которые исходили прямо из сердца и выражали самые искренние пожелания чисто и без прикрас. Люди пили за умерших и богов, тем самым заручаясь поддержкой обозначенных сил. И дух богов и предков насыщал употребляемый при этом напиток без всякого колдовства.