Родительская спальня затерялась в дальнем углу второго этажа. Вела к ней лестница, всю стену которой в кои-то веки заполоняли ни непонятные и переоценённые полотна именитых живописцев, а семейная галерея. Целый музей из фотографий прошлого. После исчезновения Джонатана мы мало фотографировались. Я медленно переставляла ноги по ступеням, взбираясь всё выше и выше наверх, всё дальше и дальше в прошлое. Мой выпускной в школе, в университете, открытие моего магазина, прошлое Рождество, где полно чужаков и мало искренности.
Столько воспоминаний. Я замерла у своего любимого. Мы с Джонатаном стоим на заднем дворе спустя год после переезда в Хэмпден. Улыбки до ушей, моя кривоватая, которую только начали совершенствовать брекеты. И Джонатана. Задорная, смешливая, без двух передних зубов. Мы стоим в обнимку с двумя рожками мороженого, таящего на палящем солнце июня. Ванильные шарики стекают по пальцам. Белёсое пятно красуется на маечке брата. Тогда ещё мама сильнее заботилась о нашем счастье, не о внешнем виде и мнении окружающих, потому попала в кадр смеющейся на заднем плане. Сейчас бы она не смеялась, а наказала пойти и умыться, привести себя в подобающий вид.
На втором этаже обитала тишина, лишь папина возня на кухне оживляла мёртвые стены. Я пришла в самый конец коридора и тихо проскользнула в полуприкрытую дверь, не желая беспокоить маму, если она забылась дрёмой.
Но нет. Мама не спала, натянув одеяло так, чтобы не видеть белого света. Она сидела в огромной кровати песчинка на бесконечном пляже. Она бы смотрелась по-королевски в этом объятии двух подушек и шуршащей перины, если бы не казалась слишком крошечной.
Всю кровать захламляли альбомы с фотографиями. Семейный архив, что так редко покидал дальние полки гостиной. Мама боялась их как огня словно те были искрами. Черкнёшь рукой по переплёту и разразится пожар. Но сегодня мама решила устроить настоящее пожарище в своей душе, заглянув на пятнадцать лет назад, когда её сердце ещё не разбилось вдребезги.
Я ожидала увидеть иссушенную страданиями незнакомку с растрёпанной копной карамельных волос. С кожей, цвету которой в каталогах Бри не найдётся названия. С припухлостями на щеках от слёз и трения о подушку. Но мама блестела свежей росинкой на траве ни единого признака душевных мук. Похоже, иногда счастливые воспоминания, заключённые в картонные прямоугольники снимков, возвращают нас к жизни.
Мам. Позвала я и присела на краешек кровати, свободный от воспоминаний и огня. Ты прекрасно выглядишь.
Спасибо, милая. Вот, решила предаться воспоминаниям. Не глядя на меня, ответила мама чистым голосом, без всхлипов, без скорбной хриплости или привычного высокомерия.
Она как раз разглядывала фотографию Джонатана в маленьком, детском фраке, играющего на пианино. Родители так радовались таланту сына, что купили ему громадный инструмент и запихнули в отдельную комнатку, где брат мог бы репетировать и сводить меня с ума своей нескладной игрой. Но я недооценивала братишку. Через пару месяцев он заиграл, как юный Бетховен ну, по крайней мере, такую версию твердила моя мама. Но сам он стеснялся своего увлечения, ведь все его друзья гоняли мяч или отрабатывали удары в карате, пока он искусно перебирал клавиши.
В отличие от Джонатана, я не обладала ни слухом, ни любовью к музыке попсовые плейлисты в плейере не в счёт, ведь все девчонки в том возрасте слушали «Пуссикэт Доллс» или Кристину Агиллеру. Так что моё имя звучало куда как реже в этих хвастливых беседах мамы и её подруг.
Он тут такой серьёзный. Улыбнулась мама, и маленькая слезинка всё же закралась в уголок её глаза. Я стала свидетельницей неведанного феномена Вирджиния Лодердейл пускала слёзы, не боясь при этом подпортить безупречный макияж.
Он всегда становился серьёзным и сосредоточенным, когда садился за пианино. Подхватила я, протягивая руку к фотоснимку. А в остальное время был самым весёлым мальчиком на свете.
Ты виделась с Ричардом?
Мама умела испортить душевный момент резкой репликой или неуместным замечанием. Наверняка она пустила в ход всё своё терпение, чтобы не спросить о встрече, едва услышала, как я вошла.
Виделась, мама. Но, боюсь, я не смогу ничем тебя утешить. Ричард не смог ничего обнаружить.
Как всегда. Тяжело вздохнула мама, откинувшись на подушки и прикрыв глаза. Надежда покинула её тело. Как последние пятнадцать лет.
Я примостилась рядом, зная, что сегодня мама не станет журить меня, как маленькую девочку, за то, что я забралась на постель в уличной одежде. Или что я изомну брюки и посрамлю весь род Лодердейлов, каждый представитель которого не смел выходить из дома, не припудрившись, не уложив волосы, не натянув гордую улыбку.
Мой краткий пересказ и близко не передавал тех усилий, что Ричард Клейтон предпринимал ради нашей семьи. Но маме важно было услышать, что хоть кто-то не сдаётся, как когда-то полиция Хэмпдена, и борется за её сына.
Он очень старается, мам. Встала я на защиту Ричарда. Он такую работу проделывает каждый месяц. Такое ощущение, что он работает только над поисками Джонатана. А ведь у него ещё столько дел. Столько людей, кому он хочет помочь.
Мы с отцом платим ему огромные деньги. Резковато возразила мама, снова леденея в бесчувственную фигуру. И не забывай, благодаря кому Ричард Клейтон стал тем, кем стал. Если бы не мы с отцом, он бы и дальше прозябал в городской полиции и дослужился бы максимум до капитана. Он нам обязан.
Меня укололи слова матери. Острые, несправедливые. Когда мама превратилась в одну из тех женщин, которые думают, что им все обязаны? Которые считают себя выше других, только потому, что на их счетах лежат миллионы, а не долги. В любой другой день я бы вступилась за Ричарда, затеяла жаркий спор, что сжёг бы нас обеих дотла, но не сегодня.
В моём молчании мама всё же различила протест и обиду, потому смягчилась, как масло, подтаявшее на медленном огне.
Не вини меня за эти слова, Сара. Я уважаю Ричарда и ценю всё, что он сделал и делает для нас. Но не думай, что я брошу моего мальчика. Пока мне не покажут свидетельство о его смерти, пока я не увижу его тело, я буду мучить Ричарда или любого другого детектива, лишь бы поиски продолжались. Я не забыла Джонатана, как ты
К нападкам матери я привыкла с рождения. Первый ребёнок четы Лодердейлов, да к тому же девочка, я всё время слышала упрёки и критику обо всём, что делала. Что слишком много ем мороженого, а девочке не подобает быть толстой. Что слишком много ношусь с мальчишками на заднем дворе, а девочкам нельзя вести себя, как дикарке. Что мои волосы недостаточно блестящие. Что мои цели слишком приземлённые. Что мои парни слишком несостоятельны.
Но это Говорить о том, что я забыла брата. Что выкинула его из своего сердца. Ей бы лучше пырнуть меня ножом под ребро, чем заявлять подобное.
Я никогда не забуду Джонатана, мама. С горечью, но одновременно со всей своей выдержкой заявила я, взяв в руку фотографию с пианино. Есть разница между тем, чтобы отпустить кого-то и забыть. Я отпустила его, но никогда не забуду и твои слова
Я не успела договорить, меня прервал звонок в дверь. Оно и к лучшему. Что бы за незваный гость не явился к нам на порог, он спас этот дом от вспыхнувшей ссоры, потому что сказать мне хотелось многое. За все те годы, когда я была недостаточно хороша для своей мамы. Тяжело тягаться с братом, который пропал без вести.
Ладно, извини, Сара. Отстранённо произнесла мама, но всё же сжала мою руку. Проявление нежности, которого мне не хватало уже пятнадцать лет. Я наговорила лишнего, потому что в отчаянии. Ну ладно, она похлопала меня по руке и сменила маску на отточенную годами улыбку. Расскажи лучше про платье.