Ой-ой-ой! Левая лодыжка отозвалась пронзительной болью так, что на глаза слезы навернулись.
Ну что еще? Колдун, видя гримасу на моем лице, задрал подол платья. Подумаешь вывих.
Больно, продолжала хныкать я, опираясь на ствол дерева.
Фэрфакс поморщился, осматривая мою ступню. Затем, без всякого предупреждения, дернул так, что я взвыла на весь лес. Колдун было шарахнулся, но тут же взял себя в руки.
Перестань вопить!
Больно!
Врешь. Пойдем, темнеет.
Я идти не могу, совершенно честно ответила я, демонстрируя колдуну босую ногу. Одним богам известно, где именно я потеряла неказистую туфлю, когда убегала от разъяренного животного, но под деревом ее не было. Фэрфакс закатил глаза и протянул руки, я отшатнулась от него, как от прокаженного.
Тогда и сиди здесь всю ночь, разозлился он.
Вот и буду! А когда меня зверье сожрет, ты будешь приходить, смотреть на мои косточки и
Стремительным движением Фэрфакс подхватил меня сначала на руки, а потом перекинул через плечо. Встряхнул, чтобы не кричала, и зашагал прочь. Надо признать, путешествовать, будучи перекинутой через плечо головой вниз, весьма неудобно. Косы рассыпались окончательно, запутались, поэтому в зарослях малины за нами оставался рыжий след из вырванных волос.
Шли мы в полном молчании. Я злобно сопела, колдун невозмутимо похлопывал меня по ногам, когда слишком громко ворчала. Нам обоим хотелось быстрее добраться до избушки: темнело, а ночью дремучего леса опасался даже колдун.
А, кстати, на кой черт ты туда пошла? опуская меня возле калитки, поинтересовался колдун.
Грибы собирала, ответила я, прыгая на одной ноге до крыльца.
И где они?
А леший их знает. Я пожала плечами. В хижине было тепло, сухо, даже уютно, хотя и не так, как у меня дома не было здесь ни ковров, ни картин, ни зеркал с безделушками. На кухне старая печь, несколько полок с домашней утварью, стол и пара табуретов; в другой комнате кровать колдуна, комод, каждый ящик которого был заперт, шкаф с книгами да пара полок. Жили мы, в общем-то, более чем скромно.
Фэрфакс за моей спиной глубоко вздохнул, и я инстинктивно вжала голову в плечи, но он сдержался. А вот первое время не сдерживался. Ух сколько раз мне от него перепадало: то подзатыльник, то щипок. Но хуже всего были слова. Колдун был мастером ехидных и презрительных речей, а искусством унижения овладел, по всей видимости, в совершенстве. Даже не верилось, что столько яда и ненависти может уместиться в одном человеке. Но ничего, как-то свыклись друг с другом, по пустякам силы больше не растрачиваем.
И много там было? вполне миролюбиво спросил мужчина, облокотившись на перила крыльца.
Много, немного подумав, соврала я, и все белые, не червивые. Отличный был бы ужин.
Колдун скрипнул зубами, сжал кулаки и молча пошел в лес. Я позволила себе усмехнуться, глядя ему в спину. Грибы он обожал. Еще любил ежевику наберу целую корзину, не успею поставить, а колдун уже таскает горстями. Иногда мне кажется, что за время плена я его всего изучила. Знаю, что вспыльчив, жесток, но справедлив, читать любит днями сидит за книгами, пока я без дела по двору шатаюсь. Со мной пробовал что-то обсуждать, только сильно я на него злюсь, чтобы спокойно разговаривать. Так и тянет сказать какую-нибудь гадость.
В окно комнаты постучались. Сердце забилось сильнее, когда я увидела почтовую голубку. Она прилетала два раза в неделю, но колдун всегда под благовидным предлогом отправлял меня вон. Отвязав от лапки небольшую, свернутую в трубочку бумажку, я прогнала птицу. Подскочив к лампе, развернула ее и разочарованно простонала подписанные столбы цифр и пара строк на неизвестном языке. Колдуну, несомненно, он знаком, а вот мне нет.
От досады хотелось плакать. Знала бы, что языки пригодятся училась бы усердней, а не считала ворон. Но если быть совсем честной, учителя у меня были под стать: скучающие, необязательные и рассеянные. В классной комнате мы тратили впустую время друг друга, делая вид, что география, история, политика и древние языки мне когда-нибудь понадобятся.
Остаток вечера, как примерная пленница, я просидела на табурете в углу, посматривая в окно. Колдун объявился ближе к полуночи. Злой, измотанный и без грибов. Пришлось довольствоваться простой картошкой.
Фэрфакс. Я отложила ложку и отодвинула тарелку, положив подбородок на сложенные ладони.
Мм? Колдун без всякого аппетита пережевывал рассыпчатые клубни.
Ты про древний язык с утра говорил, помнишь?
Помню, насторожился мужчина.
Так и не сказал, что означает твое имя.
А тебе зачем?
Чтоб гадостей больше говорить, разозлилась я, ты же меня не отпустишь?
Не отпущу.
Так, может, пришло время узнать друг друга лучше?
Я и так про тебя все знаю, со вздохом ответил колдун.
А вот я про тебя ничего.
Так ведь ты пленник, а не я, искренне удивился Фэрфакс.
Знаю-знаю, я раздраженно отмахнулась, но чего тебе стоит просто поддержать разговор? Как-никак, мне здесь до старости с тобой сидеть не все же время нам ругаться
Глупость какая тебе в голову взбрела, отрезал Фэрфакс. Как только можно будет, я от тебя избавлюсь.
А когда можно будет? Я закатила глаза. Разговор повторялся уже в десятый раз.
Когда время придет.
То есть не скоро, подытожила я.
Скоро, не скоро не мне решать, припечатал колдун, поднимаясь из-за стола.
А кому? Я тоже встала, метнув на мужчину тяжелый взгляд.
Тебе какая разница? Он там, ты тут. Вы никогда не встретитесь. Фэрфакс ушел в комнату.
Тебе самому не скучно сидеть в этой глуши? вдогонку крикнула я. Некоторое время подождала ответа, но колдун, видимо, пропустил вопрос мимо ушей. А уже ближе к самой ночи все-таки соизволил ответить, всучив в руки потрепанный томик с желтыми листами и напутствием «очень интересная история».
Приятных снов, Рирариланна.
И тебе не проснуться, привычно откликнулась я, устраиваясь на лавке возле печи. Некоторые традиции менять все же не стоит. Колдун покачал головой, затушил свечу, и началась новая ночь моего заточения.
* * *
Опять каша? Колдун скривился, поднося ложку ко рту. И опять пересолила. В кого ты только смогла влюбиться в этом лесу?
Я поджала губы, молча снося ворчания. Где это видано, чтобы принцесс учили готовить? В королевском дворце всегда была армия поварят и кулинаров, от меня всего-то и требовалось сказать, что хочу. Хорошо еще, что большую часть жизни я провела в летнем поместье, где глазеть на работу добродушной поварихи часто было единственным развлечением за весь день, так что худо-бедно кашеварить я умела. И ладно бы стряпать приходилось для отца или брата, так нет же для колдуна мерзкого, чтоб ему провалиться после этой ложки. Ну ничего, он у меня еще и не такое откушает.
Неужто картошки совсем не осталось? Фэрфакс выразительно отодвинул тарелку, так и не съев вторую ложку.
Четвертый день как доели. Я брезгливо помешала кашу. Выглядела она и вправду мерзко: сероватая, с комочками, украшенная чахлой петрушкой. Вдобавок ко всему на зубах сие лакомство хрустело не хуже песка, да и на вкус оказалось не лучше.
А крупы еще сколько?
Полмешка, скрывая усмешку, ответила я. Колдун прям в лице переменился.
А соли?
Мешок.
Соли было много, как бы я ни старалась целыми черпаками приправлять ею и завтрак, и обед, и ужин. Вкуснее от этого стряпня не становилась, да и кислое настроение колдуна успело приесться. Но расчет был прост: одной кашей взрослый мужик, колдун к тому же, сыт не будет. Продуктов у нас, как назло, был полный погреб в основном картошка, крупы да овощи. Но благодаря моему небывалому усердию запас стремительно сократился. Сомнительному, конечно, усердию. Рано или поздно колдун должен был откуда-то достать новую провизию. Вот тут-то я Ладно, буду действовать по обстоятельствам.