потом призвал этрусков, предков наших,
но снова был разбит, теперь убив Энея,
с чем и ушёл, не получив Латина дочь,
которая уже энеева растила сына Юла.
Ему по наступленью зрелых лет
сумела государство передать.
Тит
Великой женщиной и матерью была!
Арунт (бежит к выходу)
Так воздадим же должное всем матерям
и нашей в частности! Эй, мама, я вернулся!
Тит (преграждая ему путь)
Брат, дорогой, мы не недослушали отца!
Невежливо. Не будем торопиться.
Тарквиний
Спасибо, Тит. Так вот, Лавиния,
ей имя было, и есть тягчайшая обида.
Рутул же нагло заявляет,
что понести должна была от Турна,
а не от иноземца дочь Латина!
И возвышенье Рима есть ошибка,
которую намерен он исправить!
Тит
Насколько знаю я рутулов,
всё это не похоже на народ,
в чьих помыслах торговля да богатство.
А война такая утомительная трата.
Тарквиний
Богатство, Тит, так часто ненасытно.
Чем тело больше, тем больше оно требует еды:
ест и растёт, растёт и ест,
такая вот ходьба по кругу,
пока не встретится ему другое тело,
с чуть большим ртом и острыми зубами!
Тит
И этот с большим ртом сегодня ты?
Тарквиний
Я или Рим, ты видишь разницу?
Тит
Нет, нет, отец, я разницы не вижу.
Но вместе с тем не вижу и причины:
за что же мстить тебе, этруску,
когда Эней пал от руки этрусков? .
Тарквиний
О, как ты вдумчив, сын мой! Молодец,
но одного понять не можешь:
ведь цель не я, а Рим!
Тит
Так всё-таки есть разница?
Тарквиний
Смотря откуда смотришь.
Что? Думаешь, я всё это придумал?
Тит
Я не об этом, я понять пытаюсь.
Всё это неожиданно и странно.
Тарквиний
Война как смерть: ты знаешь, что придёт,
но вот когда придёт, не знаешь.
И остаётся просто быть готовым
к войне, как к смерти, постоянно.
Ступайте, отдохните до утра,
а завтра отправляйтесь под Ардею,
там лагерь наш, и я там буду завтра.
(Тит и Арунт выбегают,
пытаясь опередить друг друга)
III
Тарквиний
Какая неожиданная прыть!
Не замечал за ними раньше
сыновней радости горячих проявлений.
Ты, Луций, отчего остался
и не спешишь к жене и сыновьям?
Не хочешь ли чего мне сообщить?
Брут
Да. Сообщить. Хочу.
Верней не сообщить, а так похвастать.
Тарквиний
Похвастать? Сколько помню,
хвастлив ты не был никогда.
И даже сыновей как будто прячешь,
а дети лучший повод хвастать!
Когда они того достойны.
Брут
Когда достойны, да. Но всё же хвастать,
имуществом или потомством, -
занятие, по-моему, пустое:
кто не имеет такого же предмета хвастовства,
тобою будет уязвлён, как бы он это ни скрывал;
тот, кто имеет, не разделит
с тобою радостей твоих,
как бы он ни изображал
душа наполнена своими.
На свете много есть людей,
способных разделить с тобою горе,
но радость разделить дар очень редкий.
А самый редкий дар понять всю тщетность
стремленья видеть, как другой
испытывает от твоих приобретений,
такие ж чувства, как и ты.
Не утруждай людей своим приобретеньем,
тем более домашним сам справляйся!
Целее будет радость дома,
когда останется в его пределах.
Тарквиний
Складно. Только не пойму -
ты к ним спешишь или не очень?
своим домашним радостям?
Но рассудительность твоя приятна.
Что ж, хвастай, Луций, слушаю тебя.
Брут
Я, дядя, в Дельфах ясно ощутил,
как божество меня коснулось!
Тарквиний
Интересно! в храм приходят,
чтоб прикоснуться к божеству,
тебе же удалось наоборот!
Но продолжай, я весь вниманье.
Брут
А дело было так: когда Арунт
и Тит от пифии твой свёрток получили,
они решили у неё спросить,
кто будет за тобой царём.
Тарквиний
Не рано ли об этом думать?
Ты ничего не перепутал?
Брут
Я, может быть, невнятно изъясняюсь,
но слушаю и слышу хорошо.
Они спросили, пифия ушла
к расщелине, в которой, по преданью,
осталась часть дыхания Пифона,
сражённого когда-то Аполлоном,
где постояв недолго, к нам вернулась,
вид у неё и вправду был такой,
как будто ей в лицо дышал дракон,
к тому же рот её был полон
несвязных и неясных бормотаний,
и лишь когда глаза её вернулись
из мест, где обитает провиденье,
сказала: «Тот, кто первым поцелует мать»
Тарквиний
Так вот куда они спешили!
Как хорошо, что хитрая старуха
им не сказала целовать отца.
Избавила от лживых поцелуев.
Что толку от хорошей вести,
когда уж сыновья тебя хоронят?
Птенцы-то оперились, когти точат.
Запомни, Луций, человек способен
всё пережить, за исключеньем
предательства от собственных детей.
Не хочешь этого удара не заводи детей!
А как без них? Скажи должны мы
передавать дар жизни или не должны?
Хотя, быть может, строг я и не в меру,
и это безобидное желанье
открыть завесу будущего,
свойственная юности пытливость.
В конце концов, не вечно будем жить мы,
и кто-то всё же сменит нас. Но нужно знать:
нет ничего, за что ты не заплатишь!
Есть у всего последствия свои,
и, открывая то, что знать нельзя,
мы порождаем гнев богов,
поскольку вынуждаем
их заниматься исправленьем Книги Судеб.
Знать будущее только их удел!
Нам знать дано лишь прошлое, незыблемо оно!
переписать его не могут даже боги!
Не то, что смертные!
Хоть нынче и находятся глупцы.
Брут
А как быть с настоящим?
Его-то знать мы можем?
Тарквиний
Представь себе песочные часы,
и горловина, где проносятся песчинки,
есть настоящее: как сможешь описать его ты?
количество песчинок? форма? их размер?
быть может скорость? цвет?
Лишь то сказать ты сможешь, что песчинки,
проносятся, вернее пронеслись.
Но, только ты решишь сказать об этом,
песчинки улетят и сменят их другие.
Так что же можно знать о настоящем?
Что нет его всё в будущем и в прошлом!
И так пока не кончится песок!
Когда уже всё будет в прошлом!
Тогда знать можно будет всё, но нас не будет!
Вот что мы можем знать о настоящем.
Так что там дальше с божеством твоим?
Брут
Она сказала: «поцелует мать»,
Тит и Арунт собрались в путь обратный,
а я, как вышли мы из храма,
почувствовал тепло и запах,
такой знакомый и такой забытый,
и, посмотрев под ноги, обнаружил грудь!
Грудь, прямо на земле!
И из сосков сочится молоко! И
я, вдруг ощутив такую жажду,
какой не знал дотоле никогда .
припал к соскам, в них жадно впился,
и, жажду утоляя, почувствовал,
как тёплая ладонь
легла на голову мою, и тут же
услышал шёпот я, но так,
как будто бы он шёл издалека:
«Я, Теллус, мать всего земного,
тебя благословляю и даю
завет тебе: не радуйся победам,
а в поражении унынья не плоди.
Ты истинную Мать признал!»
Тарквиний
Да, впечатляет, и отметить нужно,
что-то с тобой произошло за эти дни -
в твоих речах такая стройность,
какой я раньше за тобой не знал.
И если вправду всё это случилось
или тебе так только показалось,
что, в сущности, одно и то же,
то можно позавидовать тебе.
А если выдумал ты всё,
тут нужно оценить воображенье,
дарованное голове твоей -
ты мог бы быть жрецом.
Брут
Я не хочу бессмертных беспокоить
настолько часто и порой без дела,
как того требует призвание жреца.
Тарквиний
Да, ты определённо повзрослел.
Так что же получается: ты первым
был, чтобы стать владыкой Рима?
Брут
И в мыслях не было!
Воспринял я буквально
слова о матери и поцелуе,
а мать моя давно уже не с нами.
К тому же мысль о троне никогда
сознанья моего не занимала,
и я, напротив, опасаюсь:
не стать бы мне владыкой Рима,
за то, что первым мать поцеловал.
Тарквиний
Тебя послушать, участь быть царём
не сильно привлекательна, не так ли?
Брут
Да, так и есть. Учитывая сделки,
в которые приходится входить
со всеми и с самим собой,
чтоб власть и получить и удержать,
не самая завидная судьба.
Тарквиний
Вернёмся к предсказанию, выходит,
ты мой преемник? Правильно я понял?
Брут
Скорее так, что предсказанья врут.
Что тут сказать: из нас троих я первым
условье выполнил, но я
царём быть не желаю!
Как можно кем-то стать помимо воли?
Так как же можно верить предсказаньям?
Тарквиний
Так ты не веришь болтовне старухи?
Брут
Я, дядя, как и ты, склоняюсь к мысли,
что предсказанья черпаются все,
из одного источника воображенья.