Дрожь вскоре затуманила все его мысли. Ветер пронизывал жалкие стены, и мальчик растирал или прикрывал руками любой участок своего тела, какой только мог. У него окоченели пальцы ног, затем уши, нос, щеки. Ладони слишком замерзли, чтоб защитить что-то еще. Какое-то время было больно, затем боль ушла, пока ему не стало казаться, что его согревает воображаемый огонь.
Он знал, что сделал все, что мог, но с радостью умер бы в муках, если бы сперва мог сказать матери просто: «Спасибо, что любишь монстра». Он вызвал воспоминания о том, как лежал в ее объятиях, о ее голосе, когда она напевала ему долгими холодными ночами, а после заснул.
Он вздрогнул и очнулся, дергая за веревки, прежде чем вспомнил, где находится. Что-то подняло его, и если он умер и это Носс, пришедший по его душу, то Боги пахли старым потом и гнилым ячменем.
Это просто мужчина, сообразил Рока, один из вассалов Каро, забрызганный пивом.
Без единого слова мужчина развязал веревку, подхватил мальчика, накрыл его чем-то вроде одеяла и вынес наружу, на ветер.
Он слышал посвист снега и кряхтение и чувствовал покалывающие вспышки боли в конечностях при каждом шаге. Открылась дверь, затем еще одна, и Рока тяжело упал на что-то деревянное и вздохнул от ощущения тепла.
Отдай его мне.
Голос его матери.
Ты получишь его, когда будет улажено дело, и не раньше. Жрица Кунла.
Одеяло сдернули, взметнув пыль, и Рока вновь обнаружил себя в зале вождя. Он сидел в одном из тех же кресел, которые раньше занимали горожане; веревка петлями обхватывала его грудь и предплечья. Мясо исчезло, и теперь лишь двое женщин с испепеляющими взглядами сидели напротив друг друга, а Каро и еще двое мужчин возле Роки. Бэйла выглядела изнуренной и бледной, но все же гораздо лучше, чем в последний раз, когда он ее видел.
И она может говорить!
Это необходимо? Он всего лишь мальчик.
Этот мальчик едва не убил меня. Слышала б ты его. Твой сын демон, как говорят горожане, и должен быть уничтожен, как бешеное животное. Я хочу, чтобы его выпороли и избили. Я хочу его позора, и хочу, чтобы руку, державшую нож, отсекли от его тела.
Его мать покачала головой.
Он испуганный ребенок, который не причинил вреда. Ты не закон, Жрица. Она посмотрела на сына. Расскажи мне, что случилось.
Я уже рассказала тебе. То, что он говорит, ничего не значит. Его накажут, или я пойду в Алверель и обвиню его в попытке убийства. У меня будет дюжина свидетелей. А у тебя что? Слово обвиняемого? Проклятого сына падшей шлюхи?
Рока взглянул на пустые лица мужчин и проверил прочность веревок, но мать не выглядела оскорбленной или напуганной.
Иди. И я тоже пойду. Возможно, я обвиню тебя в убийстве Бранда, сына Гиды, чьими землями теперь владеешь ты. Возможно, я скажу, что ты отравила меня и оставила больной, дабы притязать на остальное.
Кунла выдохнула.
У тебя нет доказательств. Нет свидетелей.
Я знаю каждое слово в Книге Гальдры, ты, гнусная, безымянная мошенница. У меня есть моя болезнь, и у меня есть союзники в этом городе и в Ордене, что бы ты ни думала. Давай посмотрим, пренебрегают ли дочерью Вишан, как ты говоришь.
О да, я знаю твою кровь. Кунла ехидно усмехнулась. Я знаю, мужчины этого города тебя вожделеют, как течную суку. Ты умеешь читать и писать. Я знаю. Она умолкла, повернула голову и подалась вперед. Тебя, должно быть, бесит, что такая невзрачная, бестолковая женщина, как я, достигла намного большего. Что я Верховная Жрица, а ты никто. Ты потеряла своего мужчину. Свое здоровье. А теперь еще и твой омерзительный сын станет калекой. Бедная, бедная Бэйла.
Рока стиснул зубы и натянул путы, и мужчины рядом с ним напряглись. Его мать лишь улыбнулась. Даже на ее исхудалом, бледном лице эта улыбка, словно щит от ненависти, придала Роке чувство безопасности. Мать перевела взгляд на Каро и пристально смотрела, пока вождь не ответил ей тем же.
Я не согласна с наказанием, предложенным жрицей Кунлой за предполагаемые преступления моего сына. Если она желает предъявить иск, пусть идет в Алверель, согласно закону. А сейчас ты немедленно вернешь сына мне. И если прикоснешься к нему еще раз без моего согласия, я включу тебя в злодеяния Кунлы, когда буду излагать свое дело. Она оглянулась на жрицу, и обе женщины воззрились друг на друга.
Каро зарделся и пожал плечами:
Могу отвести тебя в Алверель, жрица.
Ты и так уже сделал достаточно. Молись, чтобы я не сместила тебя. Кунла встала, заворачиваясь в шкуры. Удачи в долине закона, Бэйла. Дорога долгая и трудная, а мы все знаем, как хрупко твое здоровье.
Когда она тяжелой походкой вышла из комнаты, один из подчиненных вождя развязал Року, и лицо его матери поникло. Ее веки опустились, и она сгорбилась, и, как только Рока освободился, он спрыгнул с кресла и направился к ней, заметив, как подскочили мужчины при его движении.
Давай отведем тебя домой, мама.
Она ответила этой улыбкой, предназначенной только ему, дотрагиваясь до его лица.
Немного погодя, сынок, мне нужно отдохнуть. Вероятно, мы сможем отправиться утром? Она поглядела на Каро.
Можешь остаться на ночь со мной. В моем доме, то бишь. Краснота залила его шею.
Бэйла застенчиво улыбнулась ему, но Рока ощутил ее обман. Она никогда в жизни не делала что-либо застенчиво.
Слуги Каро вышли вперед, словно чтобы ее отнести, но мальчик подложил руки под ее спину и ноги и поднял.
Боги, малец дай нам. Ты ж замерз.
Он пристально смотрел, пока они не отступили, переглянувшись, а вождь пожал плечами, жестом веля следовать за ним.
Его бойцы отворили им двери и шагали рядом, пока они шли под хруст снега. Предплечья мальчика дрожали, ступни ломило при каждом шаге, но голова Бэйлы лежала на его плече, уткнувшись в шею. Мой черед, подумал он. Твоя сила уберегла нас, и теперь ты нуждаешься во мне. Мой черед.
Шагая, Рока запоминал планировку городка, хотя мало что изменилось с того дня, когда он пришел сюда впервые. Он представил себе ножи, оставленные вокруг зала, заметил топоры и копья, прислоненные к домам. Я мог бы внезапно убить мужчину, подумал он, и определенно мог бы убить жрицу.
Взгляд, которым он смерил Каро, был искренним. Он бы прикончил каждого мужчину в Хальброне, дабы защитить свою мать. Он не знал, с чем они столкнутся завтра или к каким опасностям готовиться знал только, что его детство закончилось и, что бы ни случилось, ради Бэйлы он будет вечно пылать в недрах горы, если придется.
3
Жаркий, влажный остров. 1576 год П. П. (После Просвещения)
Солдат засмеялся.
Думаешь, я бы ударил принца?
Кейл взглянул на небольшую толпу наблюдателей мальчишек-бойцов, собирающихся на бледном песке. Его радовало присутствие публики.
Это учебное упражнение, объявил он. Иногда солдатам достаются травмы на учебе. Ты согласен, Тхетма?
Другой паренек неуверенно рассматривал собравшихся, темная кожа его лба и шеи блестела капельками пота на жаре.
Айда, парень с фермы. Кейл произнес это небрежно, как оскорбление. Или ты боишься?
Тхетма сделал выпад, и Кейл протянул руку и схватил его запястье не раздумывая. Оба мальчика упали на песок, извиваясь в попытке высвободить кулаки и достаточно размахнуться для удара, забыв несколько дней флотской подготовки, в любом случае бесполезные.
Кейл оказался снизу, со слишком обездвиженными руками, и ощутил панику, теряя контроль.
Мышцы его онемели в предчувствии боли, и он знал, что получит не меньше одного тумака, прежде чем сможет пошевелиться. Мгновение казалось медленным, растянутым, неизбежным. Он отвел взгляд от стиснутых зубов товарища-новобранца, повернул голову и посмотрел на белизну, простиравшуюся вдоль Южного побережья Шри-Кона. Он увидел птиц, летящих к морю, и в тысячный раз подумал, куда же они направляются, разум его, как бывало всегда, унесся к вещам, неактуальным в данный миг.