24
25
Время В-серии имеет и другие странные особенности. Без конкретного «сейчас», закрепляющего наши образы реальности, приходится думать обо всем как о протяженном во времени и в пространстве, поэтому нужно всерьез рассматривать идею времени как четвертого измерения. Это означает, что при взгляде на Гека Финна и Джима с высоты они могут показаться не движущимися точками, а своего рода червеобразными линиями, что тянутся вниз по течению реки Миссисипи. Тральфамадорцы Курта Воннегута воспринимают людей как огромных тысяченожек, «и детские ножки у них на одном конце, а ноги стариков на другом» [22]. Метафора карты еще угрожает нашему ощущению, будто изменения должны протекать лишь в одном направлении, от прошлого к будущему. По карте можно двигаться во всех направлениях, так почему бы не перемещаться и назад во времени, и вперед?
Многие философы и ученые готовы мириться с эксцентричностью времени в В-серии, потому что время в А-серии порождает, такое ощущение, все больше философских и логических загадок. Возьмем представление о настоящем мгновении, отделяющем прошлое от будущего. В В-серии это мгновение отнюдь не особенное. Это просто характеристика того, где и когда вы оказались. Но во времени А-серии настоящее особое место, которое разительно отличается от прошлого и будущего. Так разве нельзя провести черту по «сейчас»? Сколько длится это «сейчас»? Августин утверждал, что «настоящее не продолжается» [23]. Эта мысль оборачивается парадоксами, хорошо известными греческим философам. Как может что-либо произойти, если для этого нет времени? Философ Зенон (495425 до Р. Х.) предлагал подумать о летящей стреле. За бесконечно малое мгновение она не сможет преодолеть никакое расстояние. Значит, она должна пребывать в покое как до того и как в следующий миг. Следовательно, стрела не движется. Идея бесконечно малого «сейчас», кажется, не работает ни философски, ни интуитивно.
Но что, если «сейчас» не бесконечно мало? Что, если время, подобно материи и энергии, гранулировано? Это чем-то помогает? Возможно, существует мельчайший атом времени хронон. Быть может, хронон это время, за которое свет преодолевает наименьшее возможное расстояние, 10
35
26
Святой Августин отметил еще одно затруднение со временем серии А: где находятся прошлое и будущее, когда мы пребываем в настоящем, как всегда случается во времени А-серии? «Кто решился бы сказать, что трех времен, прошедшего, настоящего и будущего, как учили мы детьми и сами учили детей, не существует; что есть только настоящее, а тех двух нет? Или же существуют и они? Время, становясь из будущего настоящим, выходит из какого-то тайника, и настоящее, став прошлым, уходит в какой-то тайник?» [24] На самом деле мы никогда не переживаем альтернативное будущее. Мы неизменно принимаем единственное будущее, и к тому времени, когда наступает, оно превращается в настоящее. Так в каком же смысле существуют альтернативные варианты будущего до того, как мы встретим, так сказать, хотя бы одного члена этой делегации? Да имеется ли вообще делегация? Во времени В-серии будущее просто точка на карте, поэтому таких проблем не возникает.
А вот еще затруднение, чреватое обилием вариантов. Если время и вправду течет, то как быстро? Гекльберри Финн рассчитал скорость течения Миссисипи у берега четыре мили (6,4 километра) в час. Можно ли замерить время? Да, если мы знаем, что оно течет мимо. Ньютон понимал это затруднение и пытался его разрешить, отделяя абсолютное время в его понимании некие пределы, подобные берегам Миссисипи от времени относительного. Он толковал идею абсолютного времени, обращаясь к богословию, о котором размышлял ничуть не меньше, чем о физике. Он утверждал, что всеобщее присутствие Бога обеспечивает исходный «каркас» для пространства и времени. Позже он отринул эту мысль, но однажды описал мироздание через проницательную метафору как «сенсориум бестелесного, живого и разумного существа»
27
В светском мире современной науки теологические решения уже не в почете. Мыслители девятнадцатого столетия попытались заменить ньютоновское представление о Боге как «каркасе» реальности концепцией «эфира», тонкой, словно паутина, среды, через которую перемещаются энергия и материя и по которой можно измерить скорость их перемещения. Предпринималось множество попыток обнаружить этот эфир, но ни одна из них не увенчалась успехом. Самой известной из их числа был эксперимент Майкельсона Морли, проведенный в 1887 году. Ученые исходили из предположения, что скорость света должна быть меньше при движении против или поперек течения эфира, а потому надеялись выявить различие в скорости двух световых лучей, которые движутся под углом девяносто градусов друг к другу. Но никакого различия выявить не удалось. Тем самым сторонники теории А-серии сохранили гипотезу о потоке, текущем из прошлого в будущее, но не получили способов измерения этого потока. В главе 2 мы рассмотрим революционное решение Эйнштейна, раскрывшее эту загадку.
Детерминизм, причинность и стрела времени
Время в В-серии избегает парадоксов А-серии, но ставит два важных вопроса для размышлений о будущем. Во-первых, представление о блочном мироздании можно истолковать так, что будущее якобы предопределено и нет необходимости делать выбор. Тем самым подводится, как кажется, черта под свободой воли, этикой и моралью. Во-вторых, во времени В-серии изменения как бы не имеют четкого направления. Это серьезный вызов для мышления о будущем, поскольку мы лишаемся одного из наиболее эффективных способов прогнозирования ведь если А влечет Б, то, когда событие А происходит, мы можем предсказать событие Б в ближайшем будущем. Ударьте по мячу; я уверенно предсказываю, что в ближайшем будущем он начнет двигаться. Если коротко, детерминизм и причинность угрожают нашим базовым предположениям о том, как справиться с будущим. Это высокая цена за простоту времени в В-серии.
К счастью, на эти вопросы есть хорошие ответы, которые подкрепляют наши интуитивные ощущения, которые подсказывают, что (1) мы все-таки можем строить будущее, ибо оно не полностью предопределено прошлым, и что (2) причина предшествует следствию, поскольку многие изменения протекают в единственном направлении от прошлого к будущему.
Некоторые из перечисленных доводов восходят к древности, но в своей современной форме они опираются на фундаментальный сдвиг в научном мышлении, случившийся в конце девятнадцатого столетия и задавший рамки текущего понимания реальности и будущего для науки и философии. С семнадцатого века и вплоть до начала века двадцатого большинство ученых признавало детерминизм логичным и даже воодушевляющим. Они надеялись, что наука будет открывать все больше и больше механических законов, которые усилят нашу способность предсказывать будущее, и считали, что все события в «механистической» вселенной, от гибели солнца до лишней чашки кофе поутру, были, есть и будут предопределены с мига творения. Омар Хайям передал идею детерминизма поэтически:
Если Омар Хайям прав, то всякое планирование возможного будущего бессмысленно. Счет игры известен заранее. Отменяет ли время B-серии идею выбора заодно со всеми нашими представлениями об ответственности, этике и морали? Ответ таков совсем не обязательно.
Классический современный взгляд на детерминизм изложил великий французский ученый Пьер-Симон де Лаплас, блестящий математик, которому выпало жить в эпоху жизнерадостной уверенности во всесилии науки. В 1814 году он воспроизвел детерминистскую логику постньютоновской науки в работе под названием «Опыт философии теории вероятностей». «Происходящие события связаны с предыдущими посредством того очевидного принципа, что то или иное на свете не может случиться без причины Потому мы должны рассматривать нынешнее состояние мироздания как следствие предшествующего состояния и как причину того, что воспоследует. Допуская наличие разума, способного постичь все силы, одушевляющие природу, и соответствующее положение живых существ, разум, достаточно обширный для того, чтобы подвергнуть эти сведения анализу, мы признаем, что он охватил бы одной и той же формулой движения величайшие тела мироздания и легчайшие атомы; для него не было бы неопределенности, а будущее, как и прошлое, предстало бы въяве перед его взором».