Она вешает на открытую вешалку несколько больших чехлов, видимо, с одеждой Нажинского, ставит на пол полный пакет из супермаркета. Сама стаскивает модную шубку и тоже оставляет его на крючке. Потом подхватывает пакет и спешит в сторону кухонной зоны. И только сейчас замечает меня.
Ой, останавливается и сводит брови. А я вас сначала и не заметила.
Вы думали, четырёхлетний ребёнок будет находиться дома один? поднимаю брови.
Нет, конечно, улыбается она, но мне от её улыбки так и веет фальшью. А вы, наверное, наня Романа?
Она даже имя его знает. Интересно.
Нет, я его мама.
Девица явно приходит в замешательство. Она несколько раз быстро моргает, а её взгляд кажется каким-то отсутствующим.
Мама? переспрашивает, будто я сказала на каком-то незнакомом языке, хотя это слово почти на всех языках понятно.
Вас удивляет, что у ребёнка есть мать?
Возможно, я немного резко веду себя, но меня крайне раздражает, когда к моему ребёнку лезут общаться вот так вот нахрапом. Особенно учитывая ситуацию. Если это девушка или даже невеста Нажинского, то очень и очень странно, что он нас поселил в своей квартире, а она сюда вот так свободно приходит. И, похоже, сказал он ей лишь о Роме, а обо мне как-то и не упомянул.
На лице этой Кристины тем временем после шока появляется целый спектр эмоций. От недоверия до вспышки злости. Пухлые губы поджимаются, а взгляд леденеет.
Понятно, говорит она, поджав губы. В общем, костюмы Ярослава Юрьевича я из химчистки забрала, вытягивается она, приобретая важный и строгий вид. Его запись к стоматологу на вторник подтверждена, документы на детский сад для его сына заполнены и подтверждены администрацией учреждения. Билеты на рейс на тридцать первое декабря я сняла с брони, как он и говорил.
Всё это лучше расскажите Ярославу Юрьевичу, вы ведь его секретарь, как я понимаю?
Помощница, с важным видом поправляет меня Кристина. Мне пора. До свидания.
Она возвращается к двери, как-то нервно набрасывает свою шубку и, подхватив пакет с продуктами, уходит, стуча каблуками.
То есть лазанью мы готовить уже не будем? подаёт голосок Ромка, наблюдавший за сценой. Грибную эту. И салат.
Видимо, нет, сынок, пожимаю плечами я.
Ну и ладно. Я всё равно не ем грибы. Мне лучше печенье.
И то верно, малыш.
После завтрака мы с Ромкой идём раскладывать вещи. Погода за окном портится, вместо мягко падающего снега по стёклам начинает стучать ледяной дождь. Воет ветер, швыряя в окна то ли капли дождя, то ледяные крупинки. Поэтому прогулку на детскую площадку мы с Ромкой решаем отложить.
Выбираем мне другую комнату, чуть дальше по коридору, и там уже складываем мою одежду и личные вещи в шкаф. Точнее, складываю я, а Ромка носится от своей комнаты до моей с динозаврами.
Спальня у меня практически не отличается от той, в которой я спала эту ночь. Может, ванная чуть проще. Кровать, письменный стол, туалетный столик с зеркалом, шкаф, телевизор на стене и светодиодный светильник, выполняющий также роль декора.
Если мы будем всё же и дальше жить тут, то я, конечно, добавлю жизни в свою комнату и красок в Ромкину. Книжные полки, яркую картину, более облегчённые шторы, комнатные цветы. Я люблю яркие контрастные цвета и мягкие объёмные формы в интерьере. И если Нажинский хочет, чтобы мы с Ромкой тут жили, то ему придётся пойти на уступки.
Только бы ещё как-то поймать его и обсудить эти самые уступки. А то я смотрю, он настолько занят, что ему помощница даже вещи из химчистки возит.
Ближе у одиннадцати приходит Людмила Васильевна. Ромка встречает её радостно, будто они уже давно знакомы. Но она и правда милая и кажется искренней. Мне она тоже нравится, и я рада видеть её.
Ну как вы тут? улыбается она, выставляя продукты из пакета на стол. Как первая ночь?
Хорошо, показывает Ромка палец вверх.
Нормально, говорю вслух, а сама вспоминаю встречу у кровати с полуобнажённым Нажинским.
Тут какая-то тётя приходила, сказала, будем готовить лазанью с грибами, а потом ушла, докладывает Рома.
Назвалась помощницей Ярослава Юрьевича Кристиной, поясняю я.
А, Кристина, качает головой Людмила Васильевна. Она уже не знает, с какой стороны к Ярославу Юрьевичу подкатить. Со всех сил старается второй год, а он как стена непробиваемая. Но оно и к лучшему, хитрая и гонорливая эта Кристина. Ему другая нужна: добрая, милая искренняя.
Вот оно что. Теперь понятно, почему она так в лице изменилась. Наличие ребёнка её вдохновило на новый вариант окучивания босса, а вот наличие матери этого ребёнка расстроило. Бедная Кристина. Вот если бы она высказала свои опасения, я бы объяснила ей, что помехой совершенно не являюсь, и она может продолжать реализовывать свой план. Только без участия Ромы.
А зачем папе другая? спрашивает Ромка после минуты вдумчивых размышлений. Есть же мама.
А я в этот момент давлюсь глотком воды под внимательным взглядом Людмилы Васильевны.
Эх малыш, не всё в жизни так просто.
12
Да, именно так и скажите, говорю оторопевшей серкетарше Нажинского, которая будто зависла и смотрит на меня круглыми глазами.
Ромка крепко держит меня за руку, с удивлением озираясь вокруг. Кажется, даже он понимает, что здесь всё слишком вылизано и стерильно. Как будто не живые люди тут работают, а роботы, не оставляющие за собой абсолютно никаких следов и даже не дышащие.
Девушка всё же берёт трубку и набирает босса, но смотрит по-прежнему с недоверием, будто я не совсем в себе.
Ярослав Юрьевич, прошу прощения, но тут какая-то девушка хм и она утверждает, что она мать вашего ребёнка. Требует, чтобы вы её приняли Да, мальчик тут. Года четыре
Почти пять, тихо шепчет из-за моих ног Ромка.
Проходите, Ярослав Юрьевич ждёт вас, она кладёт трубку, натягивает растерянную улыбку и кивает мне на дверь в кабинет Нажинского.
Солнышко, побудь немного с тётей, ладно? приседаю перед сыном и смотрю ему в глаза.
Я хотел увидеть папу, жалобно смотрит на меня в ответ.
Увидишь. Обещаю. Но сначала мне с ним нужно поговорить. Взрослый разговор. Помнишь, я тебе говорила, что иногда взрослым нужно такие разговаривать?
Вижу, что Ромка колеблется. Он послушный, но сейчас не особенно хочет соглашаться. И тогда я применяю приём, который использую редко, потому что потом долго считаю себя ужасной матерью.
Можешь пока поиграть в свою крысу, протягиваю свой смартфон.
Между желанием увидеть папу и крысой Ромка выбирает крысу, что заставляет меня втайне про себя позлорадствовать.
Будьте добры, присмотрите за ним, прошу секретаршу, которая выглядит теперь обескуражено и даже испугано. Я ненадолго.
Угу, кивает она и переводит затравленный взгляд на ребёнка, а у меня возникает ощущение, что это первый ребёнок, которого она видит так близко.
Я стучусь и открываю дверь в кабинет Нажинского. Пять лет назад, когда я имела честь замещать его секретаршу пару недель, здесь всё выглядело иначе. Но общий дух никуда не делся. Дух идеальности, непоколебимости и денег, которые Нажинский умеет зарабатывать как никто другой.
Сам он сидит за столом, положив локти, и смотрит внимательно на меня, когда вхожу. На идеально чистом глянцевом столе ничего кроме ноутбука. Никаких бумаг, заметок, блокнотов. Даже ручки нет.
Добрый день, говорю, цепляясь за свою резко тающую решимость.
Добрый, София. Чем обязан? он кивает на кресло напротив.
Я сажусь, ставлю сумочку на стол. Обещала себе быть решительной.
А сам как думаешь? чёрта с два я буду ему выкать. Пять дней назад ты привёз нас к себе домой, словно питомцев, бросил и забыл. Вот я и пришла поговорить, обсудить важные вопросы. Возможно, прозвучит необычно и удивительно, но дети не сувениры.
Мы могли бы поговорить и дома. Так было бы удобнее и целесообразнее. Тебе повезло, что я сейчас свободен. Мог бы быть занят.