Тряхнув головой, я сделала очередной глубокий вздох. Воздух пах весной и теплом, в ветвях деревьях на территории корпуса вовсю чирикали птицы. Не услышав ни одной вороны, я почему-то приняла это за дурной знак. Скажи мне кто в январе, что вороны будут играть для меня такую большую роль и заслуживать особого внимания, покрутила бы пальцем у виска. Сейчас же существовала вероятность, что сомневаться окружающие могут как раз в моей нормальности.
К очевидным причинам для нервоза из-за мира практикующих добавлялись кратковременные приступы паники и паранойи, знакомые каждому. Пропустив два учебных дня на фоне приближающихся майских праздников и зачетной сессии, я чувствовала себя неуютно, слово первокурсник, впервые прогулявший пару. Какое-либо понимание происходящего в студенческой жизни исчезло, я не помнила, должна ли была что-то отвечать на прошедших семинарах, сдавать какие-то курсовые, и не было ли тестов по профильным предметам.
Вчера я слишком поздно освободилась, чтобы иметь возможность засесть за ноут и написать кому-то из одногруппников. В таких вопросах я доверяла только Ленке Кручиловой, как старосте группы, и Ярославе Самойловой, как человеку с повышенным чувством ответственности и присутствовавшему на всех парах без исключения, какими бы убийственно-скучными они ни были. Да и, если честно, накануне все мое внимание занял подарок Влада, над которым я просидела несколько часов.
Рука сама собой потянулась к внутреннему карману ветровки, буквально прожигаемому айфоном. То и дело казалось, что он не на месте, может куда-нибудь выпасть и разбиться. Несмотря на все великолепие техники и ее возможностей, я предсказывала себе долгое привыкание к ней и не только из-за ее непривычности.
В обществе существовало предубеждение, что дорогие подарки и хорошие домашние девочки понятия несовместимые, и первое даже исключало второе под косые взгляды и завистливые шепотки любителей посплетничать.
Хмыкнув, я почему-то представила себе Прахову и Захарову, строящих из себя домашних девочек. Выходило плохо, фантазия упорно отказывалась менять трость Насти на половник, а Варины черно-красные луки на фартук и бигуди. Если для меня это была не та история, то для них даже не та полка с книгами.
Нос уловил теплую травянистость, и, повернув голову, я увидела только что вышедшую из-за угла Ругалову. Счастливо вскрикнув, подруга раскинула руки и побежала рысью. Из-за фиолетовой ветровки, розовой майки, ярко-голубых узких джинсов и бирюзовых кед с лимонно-желтыми шнурками казалось, что на меня несется радуга.
Агата! взвизгнула подруга, крепко стискивая меня в объятьях. Ты пришла! Я думала, что ты будешь только на следующей неделе Как ты? Прости-прости-прости, я хотела тебе позвонить, но Леша сказал, что не надо тебя тревожить Хорошо себя чувствуешь?
Да я
Уже видела Влада? А что сказала твоя мама?
Ир
Ой, твоя губа, этот урод тебя так?
Тпру! наконец, нашла я верное слово, удивительно оборвавшее весь словопоток Ругаловой.
Переглянувшись, мы рассмеялись и снова обнялись, на этот раз без намека на борцовский захват, каким она едва не повалила меня на лужайку.
Я в порядке, наверное, поделилась я, когда мы направились в корпус. В смысле, чувствую себя неплохо, просто сложно поверить, что все это произошло.
Похоже, как когда узнаешь о практикующих? серьезно спросила Ирка.
Нет, не особо, задумалась я. Там шок, удивление, скепсис, а тут и радость, и страх, и боги знают, чего еще намешано.
«Боги знают», фыркнула Ирка. Совсем как Влад сейчас сказала. Даже с его интонацией.
С кем поведешься многозначительно приподняла я бровь, и мы снова прыснули.
Сверкнув студенческими перед бдительной охраной в лице бабульки в зеленой вязаной кофте с прической-одуванчиком, мы припустили на третий этаж, где в коридоре, перед закрытой аудиторией, уже толпились наши одногруппники.
Привет, поздоровались с нами неразлучная парочка Марина Богатырева и Нинка Алферова. Присоединяйтесь к нашим молитвам, чтобы культурологичка заболела и не пришла.
А следующим у нас что?
ПМК, кисло сообщила Марина. Лекция.
«Психология массовой коммуникации» могла бы быть очень интересным предметом, не веди ее дотошный до занудства Лев Константинович Щебин. Переглянувшись с Иркой, я качнула головой на ее молчаливое предложение свалить и поговорить. Уйти, конечно, хотелось весенний день звал гулять в парке, а не сидеть в аудитории, но с третьим днем отсутствия подряд до деканата и разбирательств рукой подать.
Ого, что это с твоим лицом, Вольская? поинтересовалась Инга Марьянова, отвернувшись от своей «куриной» свиты. Смерив взглядом предводительницу сплетниц нашей группы, я не уловила какого-либо участия или беспокойства. Только жажду очередной косточки-сплетни для обсасывания.
А с твоим? я насмешливо приподняла бровь.
Я про губу, кивнула она на след от столкновения с железной дверью (аплодисменты Игнату).
А я про в целом, парировала я, ловя укоряющий взгляд Ирки.
Я бы сказала, что ты нарвешься, но вижу, что на кого-то ты уже нарвалась, мило улыбнулась Марьянова.
Сучка.
Или кто-то нарвался на меня.
Допускаю, мой взгляд был крайне недобрым, может быть даже враждебным. Десны зачесались, в ментальном, черный дог, до того бежавший трусцой по дороге среди полей, настороженно остановился и раскрыл пасть. Втянув носом, я изогнула губы в хищной улыбке.
От Марьяновой шел душок страха. Внешне главная курица группы хорохорилась, наверное, со стороны казалось, что мы продолжим конфликтовать, но нам обеим уже все было ясно. Что-то в моих глазах напугало ее и вывело из спячки инстинкт самосохранения. Что-то в ее глазах выдавало добычу и звало меня на охоту.
Я чувствовала Яблонева. Не эмоции, а само присутствие. Словно стоит оглянуться, и ведьмак будет где-то в паре шагов рассматривать окружающих, склонив голову на бок, как обычно. Едва ощутимый запах воска, древесины и табака лишь подтверждали и обостряли это ощущение.
Раскрыв рот и наверняка собираясь сказать какую-нибудь пакость, Инга внезапно раскашлялась. Сильно, утробно и сухо, как при запущенном бронхите. Приступ оказался таким мощным, что согнул ее пополам, и в какой-то момент мне, как и всем вокруг, показалось, что ее вот-вот стошнит.
Выпрямившись с бордовым, как настоявшийся свекольник, лицом, Марьянова сморгнула слезы и, все еще покашливая, стремительно покинула коридор. Едва не зацепившись плечом с культурологичкой на лестничной площадке, Инга обернулась, и ее главная подпевала Наташа Запатова тут же поспешила за ней. Наши взгляды снова на мгновение пересеклись, и на этот раз я не смогла понять, что сверкнуло в ее глазах. Понятно было только то, что оно совершенно мне не понравилось. Примерно так же, как может не нравиться наступить на хвост гадюке в темном лесу.
Вот это я понимаю злобство поперек горла встало, пошутила Богатырева, и отовсюду донеслись смешки, разбивая сгустившееся напряжение.
Как ты это сделала? округлила глаза Ирка, когда мы заняли заднюю парту у окна.
Не уверена, что это моих рук дело, еле слышно ответила я, доставая свой новый телефон.
Ого-го, едва сдержала восторг Ругалова. Карыч расщедрился? Можно посмотреть?
«Карыч»! Зажав рот рукой, я изо всех сил пыталась не засмеяться, медленно стекая по стулу. Судя по косым взглядам, получалось не очень. Требовательно кашлянув, преподавательница, чьего имени и отчества я совершенно не помнила, строго обозначила, что зачет светит лишь тем, у кого есть все лекции за семестр.
Интересно, они вообще понимают, что этот метод больше не работает? недостаточно тихо для моего слуха спросила Алферова, сидевшая впереди. Просто берешь, фоткаешь лекции, какие есть, кидаешь в общий чат и ловишь там те, которых нет.