Здорово. Нам надо будет съездить и за новыми вещами. Как ты думаешь, Оливер больше похож на парня из Aeropostale или чего-то более стильного, к примеру из Express[5]?
Мои глаза метаются между ними. Я пытаюсь найти в своей голове место для этих незнакомых слов, но безуспешно, так как там и без того творится настоящий беспорядок.
Я совершенно ничего не понимаю.
Мы успеем выяснить, что ему нравится, но пока этого должно хватить.
Она улыбается мне, и в выражении ее лица есть что-то теплое и притягательное. Оно немного несимметричное и украшено ямочками. Очаровательное. Я ловлю себя на том, что пристально смотрю на ее губы. Она замечает этот взгляд, поэтому неловко прочищает горло и поворачивает голову обратно к Гейбу.
Что ж, я могу
Ее слова обрываются, когда я ухожу.
Сидни замолкает на полуслове, и я чувствую их взгляды на своей спине, пока бреду по коридору в спальню. Я чувствую себя не в своей тарелке, стоя между двумя людьми, с которыми должен был расти. Я не могу выносить их жалостливые взгляды и неловкие реакции на мое молчание. Этому я предпочту привычное одиночество.
Я еле дотаскиваю себя до кровати с темно-синими пледами и двумя подушками. Она скрипит, когда я сажусь. Я не уверен, понравится ли мне спать на ней. И подумываю о том, чтобы стянуть одеяла на пол рядом с кроватью и представить, что я снова в том подвале свернулся калачиком на твердой земле.
Я все больше к этому склоняюсь, когда слышу неуверенные шаги. Она дает знать о своем присутствии.
Легкое покашливание пронизывает тишину.
Привет, Оливер. Могу я войти?
Все мое тело напрягается от очередного взаимодействия с людьми. Я сжимаю в кулаке покрывало, мой взгляд устремляется на Сидни, которая стоит в дверном проеме.
Она не ждет моего ответа и делает шаг вперед, приближаясь к моей кровати. И я наблюдаю, как она садится слева, тепло ее тела окутывает меня. Инстинкты подсказывают мне отвести взгляд, но я ловлю себя на том, что впитываю каждое ее движение, заинтригованный этой девушкой. Я замечаю каждый взмах ресниц, дрожь и непредсказуемое выражение лица. Я наблюдаю за тем, как ее ноги раскачиваются взад-вперед, пока она неуверенно проводит ладонями по бедрам. Наши глаза встречаются.
И тогда я вижу ее.
Представляю, как ее солнечные косички подскакивают, когда она прыгает через скакалку на лужайке перед домом. Я слышу, как ее смех смешивается с летним ветерком.
«Последний, кто придет в парк, тухлое яйцо!»
Мое горло сжимается.
Сидни удерживает мой взгляд, что-то происходит между нами, что-то похожее на вчерашнюю связь через высокое окно.
Я понимаю, ты, наверное, меня не помнишь, говорит она. Ее глаза пленительного голубого оттенка умоляюще смотрят на меня. Они даже мерцают. Но я помню тебя.
Я не выдерживаю и отвожу взгляд, делаю неровный вдох, так как изо всех сил стараюсь не отстраниться.
Ты дергал меня за косички, говоря, что я похожа на Анжелику из «Ох уж эти детки!». Мы лепили лепешки из грязи на моей подъездной дорожке после ливня. Наши семьи сидели у камина и жарили зефир, в то время как ты, я, Гейб и Клем соревновались друг с другом в самых страшных историях о привидениях. Мы играли в «телефон» от окна к окну, мы устанавливали ларьки с лимонадом на краю дороги и тратили заработанные деньги у мороженщика. И мы ловили светлячков в стеклянные банки. Сидни прерывается, чтобы взять себя в руки, ее глаза наполнены слезами. Я помню о тебе все, Оливер. Ты был настоящим. Твоя жизнь до того, что с тобой случилось, была реальной.
Сидни прикасается своей рукой к моей, и я инстинктивно одергиваюсь.
Я не привык к прикосновениям людей. Брэдфорд никогда не прикасался ко мне. Врачам в больнице пришлось напоить меня успокоительными, потому что чужие руки, пальцы и лица были так близко ко мне, что я начинал паниковать. Я пытался бороться и сбежать.
Я не эксперт в человеческих эмоциях, но выражение глаз Сидни подсказывает мне, что я обидел ее. Внутри меня все скручивается от чувства вины.
Мне жаль, тихо шепчет она, медленно отползая подальше и обхватывая себя руками, будто закутываясь в чужие объятия. Сидни колеблется, прежде чем подняться на ноги. Еще слишком рано. Прости
Как только она предпринимает попытку сбежать, слова срываются с моих губ, удивляя нас обоих.
Я помню маленькую девочку, говорю я, мой голос хриплый и измученный. Я даже не узнаю его. Я наблюдаю, как Сидни останавливается и поворачивается ко мне лицом. Ее глаза трепещущее море благоговейного страха и удивления. Это была ты?
Она кивает, заправляя за ухо золотистую прядь волос медленно и робко. Я не могу определить: у нее на лице отражена боль или радость. Ее голос дрожит, когда вопрос доносится до меня с другого конца комнаты:
Ты помнишь меня?
Я считал, что придумал тебя.
Беспокойство Сидни, кажется, рассеивается от моих слов, и ее тело расслабляется, на лице расцветает улыбка.
Я всегда была здесь.
Я замираю. Мои зубы стучат от нервов, а в груди все сдавливает. Какая-то часть меня хочет оторвать взгляд от глаз этой девушки, потому что я вижу в ее радужках больше жизни и энергии, чем мне доводилось чувствовать за последние двадцать два года. Я завидую этим эмоциям. Я хочу протянуть руку и прикоснуться к ним Украсть часть для себя.
Но я не двигаюсь. Наконец я опускаю подбородок на грудь и последнее, что я слышу, ее удаляющиеся шаги.
Сидни ушла, но оставила после себя маленькую искорку.
Полагаю, она всегда так делала.
Глава 4
Сидни
Ты не говорила мне, какой он горячий. В новостях его не оценили должным образом.
Я усмехаюсь, пока осматриваю гостиную в поисках своих туфель на каблуках, а затем высовываю голову из-за дивана, чтобы посмотреть на свою любопытную сестру. Клементина прилипла лицом к окну, наблюдая, как Оливер сидит на своем крыльце, уставившись на кормушку для птиц.
Он просто сидит там, не двигаясь, уже три часа.
Он мой друг. Кажется. И он потерпевший, фыркаю я в ответ, вставая на носочки, чтобы дотянуться до туфли, которую, должно быть, спрятала Алексис. Держи себя в штанах, Клем.
Что ж, твой горячий пострадавший друг выглядит лучше, чем мой тренер, говорит Клем, наконец отступая от окна и задергивая шторы. Плен хорошо на нем сказался. После того как мой развод будет завершен, я, вероятно, буду бывать здесь гораздо чаще.
Я чувствую, как моя челюсть напрягается от легкомысленных слов сестры. Мои ноги одна за другой проскальзывают в неудобные туфли, пока я поправляю майку.
Не будь такой противной.
Я не противная. Просто одинока и окончательно устала от вибратора. И, пожалуйста, ты можешь помочь мне заполучить какого-нибудь красавчика сегодня вечером? У меня давно не было секса.
Сегодня вечером я работаю в «Черном Ящике», модном баре и ночном клубе на другом конце города. Клементина идет со мной, потому что ей «нужно вернуться в строй» после долгого развода с Нейтом. Поппи, моя племянница, в эти выходные остается со своим отцом, так что все как в старые добрые времена мы с Клем направляемся в бар в слишком тесной одежде, со слишком растрепанными волосами и слишком завышенными ожиданиями.
Только вот я буду делать шоты сегодня, а моя сестра будет блевать ими с восходом солнца.
Я поправляю очки, пока наношу немного блеска на свою коралловую помаду.
Со мной сегодня вечером работает Брант. Вполне уверена, что он холост. Я задумчиво хмурюсь и застегиваю сумочку. А еще уверена, что он гей.
А как насчет твоего менеджера, этого итальянского жеребца? Марко?
Определенно гей.
Она стонет.
Черт возьми. У тебя есть коллеги, которым понравилась бы тридцатилетняя мать-одиночка, у которой проблемы с доверием, есть слегка неприличная сумма долга по кредитке и любовь к лягушкам?