Ну что, дождалась?
Теперь она ходила по незнакомым улицам и чувствовала насупленное молчание домов. Она трогала грязные стены, проходила под сетками, прикрывающими леса, заглядывала в темные подворотни. После смерти деда некому было показывать ей красоту города. Как она ни старалась, она раз за разом видела только его пугающее уродство. Петроградская сторона, Петроградка: город в городе, сплошь состоящий из лабиринтов и тупиков.
Ксеня просыпалась в каждый новый день, как солдат перед наступлением.
Нужно штурмовать непокорный мрачный город. Нужно штурмовать непомерно сложную учебу.
Нужно штурмовать саму жизнь.
И некому ей помочь.
Глава 4
Os temporale
Санкт-Петербург, ноябрь 2004 года
Ксеня думала, что ей будет проще, чем многим однокурсникам. Три года в колледже должны были дать ей ощутимую фору.
Но учеба в медицинском вузе превзошла все ее ожидания. Ксеня в первые же дни удивилась объему информации, который учебное заведение пыталось впихнуть в мозги вчерашних школьников. Ее отличная память работала на пределе, но все равно приходилось оставаться на кафедре анатомии после занятий и проводить бессонные ночи дома за зубрежкой сотен латинских названий.
Оксанке приходилось еще сложнее.
Они с первого дня сели за одну парту. Первой парой в их совместном учебном пути была химия. Синхронно наклонились каждая к своей сумке и достали одинаковые тетради с одинаковыми картинками на обложках.
Ты тоже любишь Кандинского? удивленно спросила Оксанка.
Ксеня взглянула на тетрадь дедов подарок так, будто увидела картинку впервые. Какие-то линии, пятна и круги. Ксеня неопределенно кивнула: не хотелось признаваться в том, что фамилия художника ей не знакома.
Оксанка быстро схватывала информацию и так же быстро забывала. Она блестяще отвечала во время опроса, если успевала прочитать в учебнике нужную фразу и поднять руку. Садясь на место, она моментально выкидывала прочитанное из головы и переключалась на более насущные дела. Писала письма подружкам в Таганрог, маме, брату. Вела дневник в толстой тетрадке, стилизованной под старинный фолиант.
Оксанка напоминала Ксене стрекозу. Южную, кровь-с-молоком чернобровую стрекозу, но именно ту, которая «лето целое все пела». Оксанка умудрялась быть на хорошем счету у всех преподавателей. Каждый таял от ее природного обаяния и был уверен, что именно его предмет девушка знает лучше всего. Только физик смотрел без улыбки, спрашивал сухо и делал какие-то пометки на листке бумаги. А еще Оксанкино обаяние оказалось бесполезным на анатомии.
До этого Оксанке удавалось балансировать на схваченных по верхам знаниях, будто она двигалась по ненадежным кочкам через болото, и каждый следующий шаг грозил увести ее в трясину. Занятие по височной кости стало переломным моментом в жизни студентов-медиков.
Преподавательницей анатомии была Ольга Николаевна, миниатюрная женщина с ровным голосом. Никого не удивляло, что ее голова напичкана латинскими терминами. Студенты называли Ольгу Николаевну киборгом и шутили, что ее сконструировали и запрограммировали на кафедре еще до революции.
В тот день Ольгу Николаевну почему-то замещал некто Иван Максимович, аспирант кафедры.
Сначала студенты увидели тень перед порогом. Затем человек за дверью слегка наклонил голову и протиснул плечи в дверной проем.
Иван Максимович в два шага пересек аудиторию; казалось, нет ничего странного в его росте или размахе шагов, просто аудитория вдруг скукожилась до размера кукольного домика. Белый халат на могучей груди распахнулся. Темные волосы были подстрижены коротко, остро, на лоб падала аккуратная челка. Из-под насупленных бровей внимательно глядели черные глаза. Чисто выбритый почти квадратный подбородок Иван Максимович слегка выдвинул вперед, будто заходил не в учебную аудиторию, а на ринг для решающего сражения.
Иван Максимович обвел ребят взглядом и протянул руки над алюминиевым подносом с препаратами костей. В аудитории воцарилась тишина. Иван Максимович аккуратно подцепил двумя пальцами небольшую косточку, поднял ее перед собой и сказал неожиданно мягким, велюровым голосом:
Височная кость. Os temporale. Голос его обнял присутствующих, и в тот же миг раздался еле слышный вздох. Студенты словно услышали команду «вольно»: все расслабились, девчонки стали теребить локоны и сережки, парни откинулись на спинки стульев. Гигант в белом халате смотрел на височную кость с нежностью и восхищением, его лоб разгладился, будто он встретил давнего и любимого друга.
Он заговорил.
Ксене показалось, что время закольцевалось или немыслимо растянулось: невозможно так долго называть латинские термины одной крошечной фигульки! Ксеня покосилась на Оксанку: та прижала ладони к вискам. Голос Ивана Максимовича буравил мозг, просверливал канальцы в дополнение к тем, которые он перечислял. Трещины, бугорки, борозды, каналы черепно-мозговых нервов, названия самих нервов.
Урок закончился, однокурсники загомонили, собирая тетради и учебники в сумки. Оксанка продолжала сидеть, сжимая руками голову. Когда в аудитории остались только они с Ксеней, Оксанка разрыдалась.
Я не смогу! всхлипывала она. Это невозможно. Я не выучу такое. Завтра диктант по латыни и контрольная по химии, что они себе думают? Что это может поместиться в мозг? Оксанка с отвращением обвела руками полки, с которых на них равнодушно пялились пустыми глазницами черепа.
Ксеня протянула Оксанке бумажный платок и молча ждала, пока поток слез иссякнет.
Смотри. Ксеня тщательно подбирала слова. У него есть руки, ноги, голова.
У кого? всхлипнула Оксанка. У скелета?
У Ивана Максимовича. Он минут сорок говорил без остановки. Без остановки! Ксеня покачала головой. Да, ближайшие дни зубрежки будут непростыми. Я посмотрела, височная кость в учебнике занимает несколько страниц. Оксанка попыталась взвыть, но Ксеня предупредительно погладила ее по плечу. Иван Максимович человек. С руками и ногами. И мозгом. Я слушала, и у меня в голове одновременно появились две мысли: «это невозможно выучить!» и «он же выучил, значит, и мы сможем».
Они смогли.
Ксеня приводила Оксанку к себе домой, они часами корпели над атласом и учебником. Оксанка конспектировала в тетрадь клятые бугорки и трещинки, что-то выделяла разными цветами маркеров. Словом, твердо решила доказать и себе, и Ксене, и преподавателям, что способна вместить невместимое.
Об орясину осел топорище точит, начинала Ксеня, и Оксанка подхватывала:
А факир, выгнав гостей, выть акулой хочет, и шевелила губами, вспоминая названия двенадцати пар черепно-мозговых нервов, зашифрованные в смешном мнемоническом стихе: ольфакториус, оптикус, окуломоториус
За зачет по височной кости Ксеня получила пять, Оксанка четыре, потому что все-таки перепутала пары нервов и забыла какую-то трещинку, но Ольга Николаевна все равно отметила, что Оксанка превзошла саму себя.
Оксанка пыталась таскать Ксеню по музеям.
Ты же не питерская, удивлялась она Ксениному равнодушию, я когда переезжала, список составила, смотри, она вынимала из-под корсета сложенный листок бумаги, Эрмитаж, Русский эти я еще летом обошла, в одном только Эрмитаже можно неделю провести, не вылезая. Но дворцы, Оксанка мечтательно закатывала глаза, Меншиковский, Мраморный, Инженерный, неужели не была ни разу? И, не дожидаясь Ксениного ответа, продолжала: Я бы жила в Меншиковском, там такие интерьеры, такие будуары!
Ксеня представила себе Оксанку в таком «будуаре».