В сентябре 1706 года по царскому указу велено было строить таможню, амбары, погреба, ледники и водяную мельницу, а для этого по высокой воде весной доставить к Шенкурску две тысячи сосновых бревен, пять тысяч пластин драни, семь десяток тесин Не доставили. Пока думали, как отписать начальству, что обстоятельства, что погода пришел новый указ с требованием строительство завершить. Ну и прислать очередных плотников с кузнецами в Петербург. И это не все. В 1710 году приказано было «подрядить охочих добрый людей», чтобы произвести сорок тысяч бочек смолы к приходу в Архангельск иностранных торговых кораблей. Смолокурение при Петре, кстати сказать, было не только способом заработать денег оно было и повинностью, поскольку смолой можно и нужно было платить налоги. И смолу-то эту проклятую выкурить просто так, нарубивши дров и спалив их, было нельзя. Сначала купи патент, потом заплати
Во второй половине восемнадцатого века сенат озаботился увеличением производства смолы. Велено было курить смолу так, как это делали на Западе в печах из огнеупорного кирпича. Важские смолокуры обычно никакими печами не пользовались им для организации процесса достаточно было вырытой ямы. Сенатская задумка была хорошей в печах можно было использовать и пни, и корни, и просто упавшие и сломанные деревья. В сенате все расчислили заранее «сколько бочек из стоячего леса и сколько из пня и корня той смолы выкурить надлежит». Использование такого рода печей позволило бы не только увеличить производство смолы, но и хорошего строевого леса меньше тратить на ее выкуривание. Если бы все это можно было объяснить крестьянам и убедить их, то они непременно построили бы печи и выкорчевывали все до единого пня и корни, чтобы из них гнать смолу. Если бы
Шенкурск был городом чиновников, купцов и монахинь. У находившегося в городе Свято-Троицкого монастыря, основанного еще в 1664 году, так хорошо шли дела, что в 1719 году на его звоннице установили куранты, стоившие по тем временам немалых денег. Интересно, что первоначально эти куранты заводились по святцам на два отделения дневное и ночное. Дневное начиналось с восходом и шло до заката, а ночное от заката до восхода. Такие куранты назывались «русскими», и в них была всего одна стрелка, стоящая на месте. Двигалось в них кольцо с буквами, обозначавшими часы, а сами часы были не одинаковыми по длительности, как сейчас, а разными и назывались косыми Короче говоря, все это было очень сложно, и правильно ответить на вопрос «который час» не всегда могла даже игуменья монастыря, а потому через сорок три года механизм и циферблат переделали на современный лад с часовой и минутной стрелками. Правда, к тому времени монастырь успел захиреть, и через год после того, как часы модернизировали, монастырь закрыли и оставшихся четырех монахинь отправили в Холмогорский Успенский монастырь, а еще через пятнадцать лет монастырь восстановили и сделали мужским, а еще через семьдесят восемь лет, уже в девятнадцатом веке, его снова сделали женским, и его из Холмогор приехали возвращать к жизни сорок монахинь во главе с игуменьей Феофанией. И так хорошо восстановили, что в монастыре перед приходом большевиков были мастерские и золотошвейные, и иконописные, и рукодельные Ну, до большевиков еще надо добраться, а что касается часов, то их на звоннице монастыря давно уже нет. И самой звонницы нет. И сам монастырь в таком состоянии Зато в музее есть часть механизма курантов. Как мне сказали в музее, едва ли треть от того, что было. Эта треть, весящая не меньше центнера, представляет собой полтора или два десятка огромных, местами уже ржавых, шестеренок, соединенных в одну конструкцию коваными железными полосами.
Положа руку на сердце, восемнадцатый век не был золотым веком Шенкурска. По городовой книге 1785 года, в городе числилось сорок четыре дома мещан и восемь купеческих. Лавок было всего одиннадцать, а все население, включая дворян и духовенство, насчитывало около пятисот человек. В первой четверти семнадцатого века лавок было в три раза больше. Что же до населения, то его, по переписной книге 1678 года, было больше на целую треть. При Екатерине Второй, когда Шенкурск стал уездным городом и ему дали герб, на котором был изображен «в зеленом поле идущий серебряный с черными глазами, носом, полосой на морде, брюхом и лапами барсук», решили его перестроить. Разработали план, высочайше утвердили его, построили каменное здание присутственных мест, уездное училище, и деньги кончились.
Ближе к концу века по заказу Камер-коллегии было произведено описание Шенкурского уезда, в котором среди прочего было сказано: «Урожай бывает ржи в пятеро и шестеро, ячменю в четверо и пятеро, овсу втрое и четверо, но лучше всех удается рожь; по некоторым селениям в огородах произрастает капуста, лук, горох, редька и репа. Скот у поселян мелкой и в малом количестве, лесу строевого мало, дровяного же боле. Поселяне занимаются ловлею зверей, стрельбою птиц, курением смолы, зжением осиновой золы и уголья. Избытки свои продают в Архангельске, Шенкурске и на Евдокиевской ярмонке». Хорошие урожаи ржи, что и говорить. Не хуже, чем в губерниях, расположенных в средней полосе. При том что почва глинистая и местами каменистая и ее приходилось раз в два года унавоживать и удобрять грунтом из болот. Пшеницу здесь и не сеяли. Не росла здесь пшеница. Медведи, волки и кабаны росли и вырастали преогромных размеров, а пшеница не хотела. Если мысленно убрать из этого описания восемнадцатый век, то получится семнадцатый, если убрать Евдокиевскую ярмарку, которая проходила в селе Благовещенском, известном лишь с начала семнадцатого века, то шестнадцатый, а если убрать Архангельск, то и пятнадцатый. Хотя строевого леса у крестьян тогда было все же побольше. Как и медведей.
Три тысячи бревен и сто тысяч жердей
Начало девятнадцатого века в Шенкурске стало началом века просвещения. В 1804 году в городе открылось первое учебное заведение приходское училище19. В нем был всего один класс и тринадцать учеников. В день его открытия на нужды училища было пожертвовано сто шесть рублей с полтиною. Городничий Странден, уездный судья Львов, исправник Кочерин, казначей Четверухин и соляной пристав Дьячков дали по десять рублей. Какой-то купец из Калужской губернии дал четвертную, градский голова купец Подосенов дал пятнадцать рублей, форшмейстер20 Котов и верховажский купец Заровников по пять рублей. Секретарь земского суда Федор Резанов два с полтиной, а бухгалтер уездного казначейства Степан Резанов и верховажский купец Швецов оторвали от себя по два рубля21. Вообще в первые десять лет существования у училища с деньгами было совсем плохо, и градский голова Иван Подосенов содержал его на свой счет. Предоставил ему дом и постоянно жертвовал различные суммы. Тут можно было бы провести параллель или даже перпендикуляр из девятнадцатого века в двадцать первый, но мы этого делать не будем, поскольку толку в этом
Преподавал в училище протоиерей Григорий Заринский. Учеников в первые десять лет было мало не больше дюжины, а потом стало еще меньше. В 1814 году их осталось всего четыре. Потом снова стало больше, а в 1816 году первые семь учеников смогли закончить полный курс обучения и получить аттестаты об окончании училища. За четырнадцать лет существования училища в нем обучился шестьдесят один ученик, а вот аттестаты об окончании полного курса получили всего двенадцать. Это совсем не значит, что учились они плохо. Дело в том, что родители забирали детей, едва те осваивали азы чтения, письма и арифметики. Детей ждала работа. Забирали их еще и просто потому, что родители не видели пользы в обучении. В 1835 году директор уездных училищ с трудом уговорил купца Добрынина и крестьянина Поромова, дети которых отлично учились, оставить их в училище еще на год в третьем классе. К тому времени правительство дало денег, и одноклассное приходское училище преобразовали сначала в двухклассное уездное, а потом и в трехклассное. Среди учеников появились девочки.