Мира не будет, ответила Маша, утерев слезы и улыбнувшись. Для нас никогда не будет, пока все не сдохнем. Ты же это знаешь.
Плевать. Я люблю тебя.
И я тебя, дурак! Какой же ты дурак! Вы все такие! Маша усадила его за стол и заставила есть. Странно, но Каю нее хотелось есть. Обычное чувство постоянного голода, которое передавалось всем рожденным здесь вместе с молочно-серой смесью, которой кормили младенцев, отступило вглубь. Он механически жевал, искоса поглядывая на сидевшую слева Машу. Она рассматривала его левую руку, водя пальцами по шрамам и жестким мозолям на подушечках пальцев. Какая у нее была тонкая и маленькая рука по сравнению с его ладонью.
Почему ты плохо ешь? строго спросила Маша, на него уже смотрел врач, и Кай поперхнулся.
Не знаю, просто пропал аппетит. Наверное, тараканов переел.
Глупости. Вам выдают белки со стимуляторами, чтобы не чувствовать усталости. Ты думал, что ты ешь на самом деле?
Я читал твою книгу, прошептал Кай, он знал, что за дверью пищеблока стоит несколько шпионов. Обо всем доложат до разбора, и пускай, ему нечего было стыдиться. Мне надо еще раз перечитать, я много не понял, надо в библиотеку сходить.
Лучше не стоит, еле слышно сказала Маша и поцеловала его в ладонь. Это снова была она, когда-то веселая смешливая девчонка, сохранившая эту радость внутри себя, во взгляде, стеснительной улыбке. Я тебе сама все объясню.
Кай отодвинулся вместе с лавкой от стола, раздался жуткий скрип. Маша рассмеялась, а за дверью кто-то заерзал, но войти не решался. Кай был довольно сильным, не смотря на не очень большой рост, среди девушек ценились высокие ребята с широкими плечами. Кай не накачивался, не жрал белки по-черному, жилистый, как перетянутый канат, с железными ладонями. В одежде он выглядел обыкновенно. Ребята, те, кто знал его, не боролись с ним в игровых поединках, зная, что проиграют. Кай легко поднял Машу и посадил на колени. В его руках она казалась совсем маленькой и беззащитной, не то, что в лазарете и с фонендоскопом на шее.
Увидят же, прошептала Маша, гладя его по голове и целуя.
И пусть, мне все равно.
Это глупо, с грустью сказала она. Ты мало здесь бываешь и не знаешь, что и как. Не думай, что я не хочу быть с тобой, но пока нельзя. Ты мне веришь?
Верю, Кай нахмурился, еще сохранившие родной цвет брови сложились черной галкой. Я все хотел тебе раньше все сказать, но не знал как.
Я знаю, я видела, что ты хочешь мне что-то сказать. А ведь мы впервые одни.
Да, тут спрятаться негде. Надо уходить в город. Пойдешь?
Пойду, без сомнения ответила Маша, смотря ему в глаза.
Можно взыскание получить.
Я знаю. Я пойду. Я сама хотела тебе это предложит в прошлый раз, но ты меня так разозлил этим свитером!
Я понял, но я же был осторожен.
Кай, прекрати. Чтобы больше без ненужного геройства. Ты мне нужен живой. Ты мне нужен.
Маша прижалась к его груди и, как показалось Каю, уснула. Она и правда провалилась в глухой безмятежный сон на пять минут, больше она не позволяла себе спать в неположенное время, выработав эту привычку с детства. Тревога стекла незримой тенью в бетонный пол, а за ней пришла подавляющая волю усталость. Маша умела чувствовать это состояние заранее, надо было успеть сесть, лучше лечь куда-нибудь, чтобы не свалиться в обморок. Также падали неопытные разведчики и волонтеры на заданиях, съедавшие на ходу пайку. Она расскажет Каю, что им дают, но позже, когда они будут одни.
Маша спала, а Кай думал, что это несправедливо, вот так сидеть и прятаться. Потом он стал думать, что такое справедливость, и что она значит для них, живущих под обстрелами, запертых в подземных жилищах, в которые роботы не могут пробраться, а патрули бояться. Если бы был жив Бобр, он бы спросил его, Бобр всегда знал на все ответы.
Мне пора, Маша проснулась и, сверившись с часами на руке, вздохнула. Вот, забыла совсем. Это тебе.
Она вытащила из нагрудного кармана куртки шоколадный батончик, крохотный привет из мирной жизни, невиданных краев, где люди живут счастливо, едят досыта и не боятся. Так им рассказывали в школе, не объясняя, почему они не могут уйти туда, покинуть эту проклятую землю. Это была запретная тема, дети чувствовали, понимали на ином, животном уровне. Несколько раз в год приходила гумпомощь, что в ней было знали немногие, распределением занимались пожившие и их дети. Так было заведено, и никто не задумывался, что может быть иначе.
Напополам, улыбнулся Кай и разломил батончик.
Я в тебе не ошиблась, улыбнулась Маша. Знаешь, как тяжело было хранить его и не съесть самой?
Сдохнуть можно, ответил Кай, и они злобно рассмеялись, как карикатурные злодеи из фильмов, в библиотеке были очень старые фильмы, в которых было все четко и понятно это злодей, а это герой, все остальные в лучшем случае реквизит. Все дети мечтали съесть большую плитку или разом запихать в себя два, а если повезет, то три батончика, пока у тебя не отняли. И это была совсем другая еда, непохожая на все, что они привыкли есть, что-то просыпалось внутри, непонятное, пугающее и желанное.
Я люблю тебя, прошептала Маша, от ее губ пахло шоколадом и орехами, Кай знал, что это орехи, но никогда их не видел, только на планшете. Она грустно улыбнулась, поцеловала и спрыгнула на пол. Когда она уставала, то западала на левую ногу, но сейчас она была полна радости, может, счастья, Маша не знала.
Съешь все, пожалуйста. Я тебя найду.
Она ушла. Кай посмотрел в тарелку, придвинул лавку и отключил голову всегда помогало, когда надо было заниматься скучным и утомительным делом. Съев все, он отнес посуду в моечную, сунул тарелку в бочку с дезинфектором. Бочка была полная, дежурный по кухне забил на работу. Такое случалось редко, и за это наказывали, отправляя на более худшую работу. Кай вспомнил, как отрабатывал свои смены на кухне, как не успевал, и его отправляли чистить коллектор.
2
Густой бархатный шелест накатывал на уши, все другие звуки исчезали, и шелест переходил в гул и заполнял собой все. Это было как после взрыва гранаты, когда взрывная волна отбросила в стену, голова вот-вот лопнет от удара, а уши заложило так, что не слышишь даже своих мыслей, но совсем небольно. Каю снилось море, бескрайнее и холодное, накатывавшее на голый кусок скалы неторопливой громадиной. Так он слышал волны, голос моря, сжимаясь на койке от холода, только камень, темное небо и море. Ничего он не видел, да и не мог видеть. Море часто ему снилось, застрявший в памяти кусок одного фильма, который включили по ошибке. Там было море, одинокая скала, ветер и больше ничего.
Поерзав на узкой койке, он перевернулся на другой бок, и море пропало, осталась одна темнота и дребезжащий стук металла об металл. Как Кай ни пытался понять, что это дребезжит, не мог, сон обрывался в тот момент, как он доходил до источника звука. Сны почти всегда были одни и те же: город, роботы и пустота с дребезгом, море снилось очень редко. Каю надоело, и он пошел прочь от дребезга, и что-то не пускало его, толкало обратно. Вдруг он увидел Машу. Она была в черных штанах и красном свитере, коса лежала на груди, на шее фонендоскоп. Она улыбалась, переступая голыми ступнями на холодном полу. Зеленые глаза хитро смотрели на него, она игриво щурилась, слегка злилась, и тогда глаза становились темно-синими с зеленым отливом. Когда Маша сильно злилась, ее глаза темнели и суживались до узких щелок.
Пора вставать, а то замерзнешь, прошептала Маша и протянула к нему руки. Кай шагнул к ней, едва коснулся пальцев и тут же проснулся.
Крепко спишь, сказал Костя. Он был разведчик, лучший друг с раннего детства, когда они еще жили в другом убежище на Западном шоссе.
Кай приподнялся и устало сел на койку. Спал он на втором ярусе, в других коридорах, где позволял потолок, кровати ставили и в три яруса, их коридор был еще довольно свободным, не больше сорока спальных мест. Откуда-то сильно дуло, будто бы весна решила заглянуть к ним в гости. Кай спал в неурочное время, и попал в период продувки. Он совсем забыл об этом и не стал доставать одеяло из ящика. Личные вещи хранились в громоздком металлическом шкафу с десятками ящиков. Каждый имел свой, закрывали на замок, если кто достанет или смастерит, в основном же закручивали петли на болты. Воровали часто. Иногда Кай возвращался, а в ящике оставалась смена белья, драные носки, тащили все, даже недоеденных тараканов из пайки. Не грабили только разведчиков или спецназ, те воров отлавливали и судили на месте.