В столовую ввалилась ватага пьяной молодёжи парни дурачились и пинками опрокидывали столики и стулья. При свечах видны были только пугающие, стремительные силуэты. Тельма хлопала в ладоши и смеялась, будто это были её родные сыновья. Вот они ушли, и она принялась расставлять мебель как надо. Патрульный Седоса зашевелился, вынул фонарик и посветил им вслед в дождевую мглу. Потом внутрь зашла побираться какая-то юродивая. Тельма обнялась с ней как с родственницей вполне вероятно, так оно и было.
Патрульный Седоса, хотя и продолжая держать подбородок и плечи прямо, нырнул к огоньку свечи. Внимательно вгляделся в лицо американца за соседним столиком и не отводил взгляда, пока тот не был вынужден как-то отреагировать.
Будьте любезны, назовите ваше имя.
Меня зовут Уильям Сэндс.
Ясно. Уильям Сэндс. Лицо у Седосы было как будто из какого-то фильма мертвецки пьяные глазки в складках жирных, маслянистых щёк. Нос у него был острый, арабский. Седоса смотрел не моргая. Ни в коем случае не пытаюсь как-то задеть вашу личность, но не могли бы вы показать мне какие-нибудь бумаги, разрешающие вам передвигаться в пределах нашей провинции?
Не имею при себе никакого удостоверения, признался американец, у меня только один карман. Он был одет в белую футболку и нечто, напоминающее купальные шорты.
Ясно. Седоса по-прежнему изучал внешность американца, словно та за секунду успевала изгладиться у него из памяти.
Я в приятельских отношениях с мэром Луисом, сказал Сэндс. Он официально одобрил мой приезд.
Вы часом не на армию США работаете?
Я сотрудник корпорации «Дель-Монте».
Ясно. Тогда хорошо. Всего лишь навожу справку.
Понимаю.
Если понадобится моя помощь, просто спросите Боя Седосу, отрекомендовался патрульный.
Ладно. И, пожалуйста, зовите меня «Шкип».
Скип! воскликнул Седоса.
Роми из геодезического отряда тоже повторил:
А! Скип!
Тельма со своей табуретки за склянками с кушаньями и та захлопала в ладоши и крикнула:
Здравствуй, Скип!
Так выпьем же за Шкипа! объявила Кэти.
Неужели он понял? Он назвал свою кличку. В этом городке его больше никогда не коснутся неприятности.
Американец поднял стакан за них за всех.
Вижу, вы таскаете с собой камеру даже под дождём, сказала она.
Я сегодня вечером не очень соображаю, признал он.
Вы держите её при себе прямо каждую минуту?
Да нет. Я стараюсь не привязываться к фотообъективу. Если не поберечься, он ведь может насовсем превратиться в ваш глаз, в единственную мечту, через которую вы смотрите на мир.
Вы сказали «мечту»?
Прошу прощения?
Ну вы ведь сказали, что он превратится в единственную мечту, через которую вы смотрите на мир?
Разве? Я имел в виду «глаз». Ваша камера превратится в ваш глаз.
Странная оговорка, сэр. Вы случайно не мечтали в юности сделаться фотографом?
Нет, не мечтал, мэм. А вы случайно не мечтали сделаться Зигмундом Фрейдом?
А у вас какой-то зуб на Зигмунда Фрейда?
Фрейд на одну половину виноват в том, что не так с нынешним столетием.
Правда? Кто же виноват на другую половину?
Карл Маркс.
Этот ответ рассмешил Кэти, хоть она и не могла с ним согласиться.
Наверно, это первый раз, когда кого-либо из этих двоих припомнили в нашем городке, заметила она.
Роми, геодезист, потянулся через разделявшее их с американцем расстояние и пожал ему руку:
Окажете ли вы честь составить нам компанию? Он тянулся, пока американец не пододвинул стул и не подсел к их столику. Не желаете ли насладиться вместе с нами чашечкой горячего кофе? Или чего-нибудь ещё более горячительного?
Непременно. Угостить кого-нибудь сигаретой? Они, правда, чуть-чуть промокли.
Ну это ничего, сказал патрульный Седоса, принял одну из рук американца и подержал её над пламенем свечи, чтобы немного подсушить. А! «Бенсон и Хеджес»! Хороший табачок!
Сейчас, снова видя американца, в этот раз даже ближе, она не ощущала в себе никакого шевеления. Тогда как ей желалось бы ощутить хоть что-нибудь. Город утопал в грязи, пропах нечистотами и всевозможной заразой. Теперь, увидев, каково в этом месте без Тимоти, ей было тошно здесь находиться хоть с ним, хоть без него.
Мужчины обсуждали каких-то филиппинских боксёров легчайшей весовой категории, о которых она ни разу не слышала. Над столешницей вился рой крохотных мотыльков насекомых привлекала свеча, вертикально воткнутая в галлоновую банку из-под бананового кетчупа «Тамис Ангханг»[29]. Мужчины спорили о политиках, которые её не интересовали. Дискутировали о баскетболе это была в некотором роде национальная страсть. Когда Кэти устала от разговоров, она пошла домой сквозь лёгкую морось, в непроглядной темноте, вызванной отключением света, ступая по лужам, чудом не сбившись с дороги и совсем уж удивительным образом добравшись, куда хотела.
Поставила туфли у дверей, направилась в спальню. Нашарила фонарик на прикроватной тумбочке и разделась при его тусклом освещении. На тумбочке лежала также книга Тимоти её она нашла среди его вещей, а был это сборник леденящих душу сочинений Жана Кальвина, излагающих его учение о предопределении: книга сулила ад, доверху набитый душами, намеренно сотворёнными для вечных мук; она не знала, что делать с книгой, положила её рядом и никак не могла удержаться от возвращения к её духовной порнографии, как собака возвращается к собственной рвоте. Нашла спичку, зажгла завиток инсектицидной спирали на блюдце, заползла под антимоскитную сетку, натянула простыню по самый подбородок Некоторые люди положительно и безусловно избраны для спасения, а другие столь же безусловно обречены на гибель Так и лежала, вдыхая смрад своей жизни, с волосами, до сих пор влажными из-за дождя. К книге она так и не прикоснулась.
Когда Кэти проснулась, комнату озарял ослепительный свет: горела лампа под потолком. Видимо, электросеть уже починили. На улице по-прежнему стояла темень, однако дождь прекратился. Она взяла сандалии на кухню, швырнула их в раковину, чтобы разогнать тараканов, щёлкнула выключателем, налила стакан прохладной воды из холодильника (он работал на газу), села за стол и стала рассматривать фотографии. Проявление плёнки было призвано чем-то её занять, пока она ждала, чтобы кто-то привёз ей кольцо металлический перстенёк то ли из золота, то ли нет, но снятый с пальца у трупа, который выбросило на берег реки Пуланги. Люди с берегов реки не прислали кольцо. Чем попусту тревожить кости или это одинокое украшение, они предпочли поискать кого-нибудь с Запада, кто бы заявил о своём отношении к этим останкам. В течение нескольких недель обдумав решение между собой, они отдали перстень за совершенно пустяковое вознаграждение, каких-то пятьдесят песо.
Она глядела глазами Тимоти на эту свадебную церемонию.
Их предупредили о том, что будут снимать, и они подготовились. Маленьких девочек нарядили как куколок, напудрили и напомадили; их чёрные волосики блестели от бриолина.
Его глаза видели, его ум обрабатывал именно этот самый момент на разбитых ступенях розовой церкви. Справа на заднем плане вывеска «ШИРЕМОНТАЖ / раздвигаем горизонты в мире восстановления протекторов», а над праздничной толпой парят изображения архангела Михаила, и лезвие его меча обёрнуто оловянной фольгой. Как раз был Михайлов день. Мусульмане, католики все танцевали во славу небесного воителя. Пока Тимоти священнодействовал с осветительной приставкой, родня жениха начинала постепенно издавать восклицания и смешки, а когда щёлкнула вспышка, они успели сбросить оковы всех ограничений, свойственных человеку, завизжали и попытались спрятаться один за другим в стыдливом смятении.