Я, до боли вжимаясь в прутья лицом, провожала взглядом её поникшие плечи и опущенную голову. В этом было столько обречённости! Но, уже практически скрывшись из видимости, журналистка вдруг распрямилась, закричала:
Ольга! Меня зовут Ольга Кречет! Когда выберешься отсюда, расскажи всем, что я всё равно не сдалась!
И она действительно так и не вернулась. А я всё сидела тут и сидела, от отбоя к побудке, от побудки к отбою наблюдая как приводят новых и уводят стареньких. Заметила, что у всех у них есть порядковый номер на запястье. У всех, кроме меня. Радоваться этому или отчаиваться не знала, просто понимала, что несмотря на отсутствие номера, моя очередь всё равно придёт. Очередь, которая уже перевалила за тысячу сто Интересно, это с учётом детей, или их считают отдельно?
А на четвёртые сутки пришли и за мной.
На этот раз меня отвели в другую лабораторию. Там, раздев до трусов, довольно надолго оставили лежать привязанной к кушетке. При этом у длинного стола возле стены как ни в чём не бывало работала группа «научных сотрудников» Словно меня здесь и не было. Или, что скорее, словно такие как я бывают здесь регулярно.
Наконец в комнату вошли четверо: тот, кто в самом начале брал у меня пробы крови и фоткал шрамы, тётка-садистка, незнакомый мужчина в годах и замыкающий их группу громила. Лицо мужчины в годах было наполовину закрыто лабораторным респиратором, но защитные очки отсутствовали. Да и вообще весь он был такой холёный. Изысканный парфюм, аристократичная седина на висках, до зеркально блеска начищенные туфли, выглядывающий из-под наброшенного на плечи халата идеальный костюмчик и золотые часы на запястье всё это буквально кричало о высоком статусе посетителя. Не то, чтобы мне хотелось его разглядывать, но, войдя в лабораторию, они сразу прошли к компьютеру и что-то там обсуждали, и мне оставалось лишь ждать и гадать, кто же он такой.
Покажи, спокойно, но властно велел он, и лаборант кинулся ко мне, поднял изголовье кушетки, перестёгивая мои запястья за хлястики в изножье, так, что я теперь сидела, сложившись вдвое и вытянув руки вперёд до самых стоп.
Аристократ подошёл, порассматривал крыло.
Что говорит Глазьев?
Считает, что опасаться нечего, шрамы слишком мелкие и тонкие для импланта.
Считает? в голосе аристократа затрещал опасный холод. То есть, её притащили сюда с этим просто потому, что он считает? мельком глянул на громилу, оставшегося у двери: Вызвать и не отпускать, пока не вернусь.
Тот кивнул и вышел, а аристократ взял со столика латексную перчатку, натянул, высокопарно оттопыривая при этом мизинец. Коснулся пальцем моей спины, потыкал основание крыла над лопаткой. Болезненно пооттягивал кожу, проминая каждую линию. Задумчиво хмыкнул.
Остальное покажи.
Меня перепривязали по-новому, сидя, так, чтобы было видно плечо спереди.
Откуда шрам? едва глянув на розу, заметно напрягся аристократ.
Вопрос был обращён ко мне, но я молчала. Он полуобернулся к своим:
Сделайте ей больно.
Садистка довольно ухмыльнулась и шагнула вперёд, но я не дала ей шанса:
Это с детства ещё. С велосипеда упала. Просто шрам, который я попыталась скрыть под тату. Ничего особенного.
Гордеев с ним что-нибудь делал?
Нет.
Уверена?
Да, вспомнив вдруг тот самый первый, маленький, но сильно кровящий надрез, как можно твёрже ответила я.
Однако аристократ уловил моё секундное замешательство. И даже бровью не дёрнул, выражая возмущение, просто схватился за перекатной столик с полным инструментов лотком и с такой силой отшвырнул в сторону, что тот с грохотом перевернулся. Лаборанты у длинного стола испуганно вытянулись, но не посмели ни вскочить, ни сбежать. Да что там, они даже обернуться не посмели, лишь в ужасе замерли, ожидая, возможно, что следом что-нибудь прилетит и в них.
Какого ***? рванув с лица респиратор, мигом утратил весь свой лоск псевдоаристократ. Какого *** здесь ***? Вы *** Все тут ***?
Но залепетал лаборант, шрам действительно старый и признаков свежего вмешательства
Живо на диагностику! швырнул в него аристократ какой-то схваченной со тола штуковиной, кажется микроскопом. Живо, ***, на диагностику, и, если там что-то обнаружится, вы у меня *** и вдруг обернулся ко мне, зашипел склоняясь ниже: Советую самой всё рассказать. Я ведь, если надо, плечо тебе вырву и по жилам разберу! Шкуру живьём спущу, чтобы видеть всё наверняка. Что там? Ну?! больно ухватил рукой в перчатке за подбородок. Чип?
Он настолько озверел, что я поддалась общей панике и только отчаянно мотала головой, отрицая любые подозрения. Сомнений в том, что все его угрозы сбудутся не оставалось, особенно теперь, когда я и сама поняла вдруг насколько была слепа. Ну конечно! Игнат просто использовал меня чтобы вычислить это место! И хотя шрамирование выпросила я сама, но началась-то моя «шиза» с его ярких рассказов о том, как это бывает и как это умеет делать он сам! Так сама ли я захотела? Или это тоже была его тихая, исподволь, игра, нацеленная на то, чтобы убедить меня в том, что нужно ему, причём так, что я и не догадалась бы, если бы не
Паника поднялась нешуточная. Словно муравьи, растревоженные потопом, суетливо замельтешили белые халаты и даже пару раз промелькнули костюмы полной биологической защиты, говорящие о том, что в этом месте есть лаборатории куда серьёзнее тех, где побывала я
Однако и закончилось всё так же быстро.
Из диагностики у них тут оказался лишь переносной маломощный рентген, больше похожий на те, что используются в ветеринарных клиниках, и аппарат УЗИ. Наверняка псевдоаристократ с удовольствием запихнул бы меня в тотальный томограф, но уж такова плата за изолированную укромность лаборатории, что сюда при всём желании не протиснешь ничего громоздкого.
УЗИ показало, что ни в плече, ни в «крыле» нет ничего инородного.
Мягкие ткани абсолютно чистые, даже признаков имплантов нет, видишь? указывал пальцем в экран диагност. Суставы тоже в норме. Потом он проверил крыло, особенно тщательно рассматривая его рельефное основание над лопаткой. Здесь тоже. А тут небрежно скользнул датчиком ниже, к растворившимся «недорисованным» пёрышкам, ну тут вообще просто поверхностные царапины, даже смотреть нечего.
Садистка сидела напротив, сцепив руки на груди и нервно постукивая каблуком по ножке стула. Задумчиво хмурилась.
Ну допустим. Тогда зачем он вообще сделал это с тобой?
Потому что он извращенец, помешанный на шрамах, хрипло повторила я слова своего самого первого конвоира. В горле стоял ком, в груди расползалось удушающее разочарование. Об этом все знают. Все кроме вонючих червей из подземелья.
В ответ получила удар по лицу, и меня снова перевели в другое помещение со множеством шкафчиков и белыми кафельными стенами. Здесь было холодно и остро пахло чем-то медицинским, таким отчего невольно замирало сердце и тревожно подводило живот но мне было всё равно. Не волновала ни разбитая губа, ни предстоящие пытки.
Нет никакого датчика. А значит, и никакого сверхважного умысла отдать меня этому психованному аристократу, кроме как получить от него взамен моего отца.
Переход от горечи предательства к неожиданному пониманию что всё не так, к радости, надежде и даже готовности пожертвовать собой, лишь бы это место действительно выявили и уничтожили а затем снова к горькому разочарованию и безысходности был настолько резким, что я, похоже, всё-таки сдалась. Нет, я не могла как Ольга Кречет до последнего гордо держать голову поднятой. Потому что меня косил вовсе не страх за свою жизнь, а пустота в душе, глубокая и тёмная. И вовсе не здесь меня сломают, замучают и убьют, потому что это уже сделал Игнат, предав. И теперь я только конвульсивно дёргаюсь, зачем-то цепляясь за призраки надежды. Надежды на что? На чудо? Чудес не бывает, так говорил сам Игнат. Только причины и следствия.