Мила Сангина
Лягушка и скорпион
Ботаника
Идиоты это беда, а жестокие идиоты бич человечества. Прогневишь одного, и будешь вынуждена постоянно прятаться по углам и закоулкам. Все верно: и в нашем Институте Наивысочайших Технологий, водились индивиды, внимание которых лучше не привлекать. С одним из таких я состояла в нежной, почти романтической и даже чуточку порочной связи делала за него домашнюю работу по предметам, которые он терпеть не мог.
Нечего и говорить: влипла так влипла, попала так попала, а главное попала по собственной дурости. Сама же перешла ему дорогу. Буквально. Студенткой института я стала в тринадцать лет, по меркам данного заведения довольно поздно. Моя матушка долго не хотела меня отпускать, но вмешался отец и заявил, что нечего таланту пропадать. Талантами я, кстати, и не блистала вовсе, однако экзамены все же сдала и получила заветное приглашение. Так и покинула родной город и впервые оказалась вдали от семьи и друзей. Первые дни тосковала и печалилась, ужасно скучала по родителям и сестре, и не сумела ни с кем подружиться. Однако в какой-то момент одиночество мне опостылело, и я начала внимательнее присматриваться к другим студентам. А одним солнечным днем разглядела в толпе знакомое лицо.
«Знакомое лицо» крепилось к телу, что щеголяло в дорогой рубашке и брюках, которые ну никак не смахивали на привычную униформу. И взлохмаченные темно-русые волосы наш щеголь носил длиннее, чем дозволяли правила института. Мне следовало обратить особое внимание на недовольное выражение лица однокурсника. Сжатые губы и нахмуренные брови подобная мимика как сигнальный знак, который должен был бы удержать меня от необдуманных действий. Куда там! Я бросилась к старому знакомцу наперерез и выпалила:
Привет! Ты ведь Марк?
Он остановился. Остановились и студенты, что шли за ним. И воцарилась тишина, которую нарушало лишь скорбное жужжание шмеля. Я невольно попятилась, не в силах отвести взгляд от недовольного лица передо мной. Серые глаза сузились, желваки заходили под бледной кожей истинного аристократа. Не хватало лишь вурдалачьих клыков, они бы прекрасно дополнили картину.
Ты закрываешь мне солнце. Исчезни.
Я безмолвно соскользнула с покрытой гравием дорожки на лужайку, и царственная процессия проплыла мимо меня под нестройный аккомпанемент коротких шепотков и глупого хихиканья. Надежда на трогательное воссоединение с мальчиком, которому я когда-то помогла выбрать именинный торт, лопнула как мыльный пузырь.
Видеться с Марком нам приходилось часто. Учились мы в разных группах, однако иногда пересекались на совместных уроках, среди которых была и моя любимая словесность. Я привыкла гордиться отличными оценками по этому предмету. Что ж, тщеславие не напрасно зовут грехом. В один ненастный день наша преподавательница решила раскритиковать жалкие работы других студентов и поставить в пример меня. Ох и аукнулись мне эти пять минут славы!
Вам стоит поучиться у Ларочки, заявила мадам Воронова и выразительно глянула на Марка. Особенно вам, Стрельцов. Вашими опусами только в корчме пьянчуг тешить.
Подобное грубое замечание Марку сильно не понравилось, и отыграться он решил на мне. Во время перемены он отловил меня в коридоре и с тихой угрозой проговорил:
Ты думаешь, что самая умная тут?
Вопрос был явно риторический, и ответа не требовал.
Раз уж так зловеще продолжил он и вдруг отстранился. Слушай, прекрати улыбаться. У тебя рот, как у лягушки.
Я поняла, что и впрямь улыбаюсь в надежде на то, что этот «коридорный» наезд окажется простой шуткой. Согнать улыбку с лица оказалось непросто мышцы точно свело от напряжения. Марк поморщился и засунул руки в карманы брюк.
Писать мне сочинения теперь будешь ты.
Вот ведь радость.
Давай я просто объясню тебе материал? пролепетала я. И ты сам хорошо напиш
Нет, давай я тебе объясню, повысил голос он. Некогда мне ерундой заниматься! Ты пишешь, а я тебя не трогаю.
Ну как тут устоять. Спорить я не стала и решила, что посидеть в библиотеке лишний час не так страшно. Зато меня оставят в покое.
Когда я вручила Марку первую написанную за него работу, по доброте душевной посоветовала:
Почитай, чтобы быть в курсе, если тебя вдруг спросят
Он лишь рукой махнул.
Делать мне нечего.
Тут уж вспылила я.
Ладно, но если выставишь себя идиотом перед всеми, на меня не обижайся! Пару страниц ему трудно прочитать!
Он хмуро глянул на меня, но промолчал, сел на скамейку и уткнулся в папку. Я впервые увидела Марка таким сосредоточенным; уверена, если бы я задержалась подольше, услышала бы, как от натуги скрипят его мозги. Но я не стала дожидаться и отправилась в столовую, где студентам выдавали ананасовые пирожные по одной штучке в руки.
С тех пор я попала в рабство, о котором не смела пикнуть преподавателям или друзьям. Марк умел навести на собеседника ужас. Все его злые глаза. Смотришь в них и будто погружаешься в адскую ледяную пучину. И три года спустя ничего в наших отношениях не изменилось. Разве что я научилась огрызаться в моменты, когда Марк совсем наглел. Но это случалось нечасто.
Наш институт среди прочих достоинств славился и своей особой оранжереей. Ее главная прелесть в том, что цветами здесь можно любоваться круглый год. Удивительное место нравилось и преподавателям, и студентам, и берегли его мы все ревностно, как настоящую сокровищницу. Стеклянный потолок оранжереи уходил так высоко вверх, что почти терялся среди облаков. К запаху земли примешивались тысячи тонких и свежих ароматов. В некоторых залах можно было увидеть редкие для наших широт растения, например, венерину мухоловку или олеандр. Я часто наведывалась в оранжерею и не переставала восхищаться фантазией и мастерством выпускников, сотворивших это чудо.
В этот раз я собирала образцы для гербария (ради удовольствия, не для учебы), когда Марк с друзьями замаячили у главного входа. Поначалу я надеялась, что они пройдут мимо. Не повезло.
Но вы видели ее волосы? Низкий голос Марка звучал привычно самодовольно. Чистое золото!
Пора выбираться. Я закрыла свою папку с аккуратно разложенными на папиросной бумаге образцами и засеменила к двери. У куста с азалиями меня чуть не оглушило криком:
Видит кто-нибудь эту желтую гвоздику?
С перепугу я налетела на огромный горшок с гибискусом, ударилась бедром и не успела даже выругаться от души, как столкнулась нос к носу с Марком. Тот посмотрел на меня со смесью удивления и пренебрежения.
О. Привет, лягушка.
Доброе утро.
Мерзкий скорпион.
Ты протянул он, заглядывая в мою папку. Я тотчас отшагнула, чтобы он не разворошил мои цветочки. Ты тут желтых гвоздик не видала?
А тебе зачем?
Ты же знаешь Ванду?
Ах, Ванда Наша новенькая красотка, которую девчонки прозвали «подружкой сына посла». Уж очень всех взволновал этот факт ее биографии.
Знаю, подтвердила я.
Вчера я предложил ей сходить на свидание. А она велела мне поискать желтую гвоздику. Теперь ищу.
Я с сердобольным видом качнула головой.
Желтая гвоздика это символ отказа. Ванда тебя отшила.
Меня никто не отшивает, самодовольно заявил он и выдернул прядь волос из пучка у меня на макушке.
Наглый жест, который вошел у него в привычку. Я же привычно шлепнула его по руке.
Как мой доклад по этике? мило улыбаясь, поинтересовался он.
Почти готов.
А что так долго? Вчера же хотела дописать.
Я была занята вчера, нетерпеливо пояснила я. Балетная практика.
Ах ты, прелесть какая. Будешь танцевать в «Лягушачьем озере»?
Обхохочешься, процедила я. И как это пани Ванда тебя отшила? Вот, сорви лучше ирис. Отдай ей, улыбнись и ничего не говори. И уходи сразу.