Появился он не как всегда значительно поздней. Один только его дикий взгляд воспаленных глаз вновь привел ее в себя: нет, это не сон!
Сука! это было первое его слово, которое наотмашь он бросил ей в лицо вместе с сочинением, рассыпавшимся по полу.
Некоторое время, не произнося ни слова, она стояла на том же месте, закрыв пылающее лицо руками. Молчал и он, ожидая, видимо, ее реакции. Наконец, она медленно опустилась на четвереньки и так же, не торопясь, принялась собирать разлетевшиеся по комнате листы.
И манатки свои тоже можешь собирать, резюмировал беспощадный Драйзеров, и чем скорей, тем лучше.
Ты хочешь, чтобы я уехала? как ни странно, ее голос даже не дрожал, как будто она уже давно была готова к этому решению.
А ты хочешь, бесстыжая твоя рожа, он перешел на срывающийся крик, после всего того, что ты здесь так смачно описала, остаться с мужем?! И я еще верил ей, на что-то надеялся. Курва ты самая распоследняя! Не желаю ни видеть тебя, ни слышать! Катись к едреной фене, к своему пиздюку ненаглядному!
Успокойся, у нас с ним все кончено.
Так, может, спасибо тебе еще сказать, что с ним мне рога больше не будешь наставлять?! В эту минуту Драйзеров ненавидел ее столь же сильно, как и любил. Желание избить ее, изувечить приходилось подавлять в себе с огромным трудом. Проваливай, куда хочешь! И, повторяю, чем быстрей, тем лучше.
Хорошо, сказала Лена, я уеду, только не ругайся, не кричи, пожалуйста. Мне и так больно.
А мне, думаешь, не больно?! вновь завелся Игорь. Я, по-твоему, не человек?! На работе выкладываешься, как проклятый, а тут тебе еще дома драгоценная половина "сюрпризы" преподносит. Стараешься, стараешься все сделать для семьи, и вот тебе такая свинская благодарность. Ты хоть бы раз попыталась войти в мое положение, влезть в мою шкуру, тогда бы, небось, по-другому себя повела, другие бы "песни" слагала.
А ты, у Лены вдруг тоже прорезался громкий голос, ты пытался хоть раз меня понять, мою душу?! Или тебе совершенно наплевать, что у меня внутри? Ты бы, наверное, хотел видеть в своих руках лишь безропотную и красивую вещь, тебя потешающую и которую друзьям-товарищам не стыдно показать?.. Извини, но на роль куклы я не гожусь.
Да ты вообще, вскипел Игорь, никуда, как вижу, не годишься. Тебе не женой подстилкой дешевой в публичном доме быть! И почему, дурак, я отца не послушал?!
Ну вот и хорошо, договорились Да, как бы вспомнив о чем-то важном, спохватилась Лена, надеюсь, ты понимаешь, что я поеду со Славиком?
А вот тут уж дудки! Сына ты не получишь. С твоим паскудным поведением тебе нельзя доверять его воспитание. Так что можешь и не рассчитывать он останется со мной, с моими родными.
Но позволь, возразила Лена, ты его не рожал, это мой сын.
Родить еще не значит вырастить. Не та мать, которая родила, а та которая воспитала. Ты же, еще раз подчеркиваю, благодаря своему стервозному поведению низко пала в моих глазах, и я не могу тебе позволить не то, что воспитывать, но и общаться с ним.
Если ты так принципиально и несправедливо ставишь вопрос, Драйзерова подошла к Славику и прижала его к себе, я никуда не поеду. Или с ним, или никуда.
Не прикасайся к нему! приказным тоном изрек Игорь. Ты слышишь, что я сказал: отойди от сына.
И не подумаю.
Ах ты, дрянь такая, рассвирепевший Драйзеров коршуном подлетел к добыче и, размахнувшись рукой, хотел было влепить ей увесистую пощечину-затрещину, но То ли повлиял ее съежившийся, жалкий вид (она, продолжая крепко удерживать около себя сыночка, в ожидании удара втянула голову в плечи и сильно зажмурила глаза), то ли присутствие Славика, то ли сказалась вдруг его природная мягкость в самый последний миг сердце Игоря дрогнуло, и он, тяжело опустив руку, произнес уже более спокойно:
Ладно, давай поступим иначе. Спросим у самого Славы, с кем он хочет остаться. И тут же, без промедления, словно опасаясь новых с ее стороны возражений и заранее зная ответ, обратился к мальчику:
Слава, сынок, ты хочешь поехать на Украину к бабушке с дедушкой, к своей двоюродной сестренке Галочке? А потом я тебя заберу?.. Ну, чего молчишь?
Вместо ответа Славик заканючил, всхлипывая, а затем и вовсе разрыдался горючими слезами, почти так же, как утром мама. Только теперь не он ее, а она уже его жалела, поглаживая по голове и приговаривая:
Успокойся, сыночек, успокойся, никто никуда тебя не отправит, будем жить вместе.
Да, вместе, поправил Игорь, но только без тебя. Я не намерен больше терпеть твои несносные, легкомысленные выходки.
Вот и ищи себе другую, а нас со Славиком оставь тогда в покое.
Благодарю за совет, съязвил Игорь, только, боюсь, после того, как ты основательно отравила мне жизнь, вряд ли уже на кого буду смотреть с вожделением скорее, с отвращением.
Ничего, оправишься, и все будет нормально. Свет клином, думаю, на мне не сошелся, да и ты, надеюсь, не считаешь себя в этом мире единственным и неповторимым.
Да, конечно, в чем, в чем, а уж в этом, Драйзеров не выглядел уже столь агрессивным, первоначальный запал его постепенно сходил на нет, ты убедила меня достаточно основательно, наглядно. Тут ты поднаторела капитально, вряд ли сыщешь на свете тебе равных в твоем порочном искусстве семью разрушать.
Прежде чем порушить, философски заметила Лена, надо построить. У нас же, мне кажется, с самого начала, с закладки фундамента, допущена халтура: и как дальше ни строй все будет рушиться само собой.
Осталось только выяснить, кто же это был халтурщиком, врагом зарождающегося семейства? Не я ли, кто постоянно жил и живет его заботами, кто не то, чтобы пытался не создавать межличностных проблем, но и повода не давал для возникновения конфликтов? Или все-таки, прежде чем на зеркало или на кого-то пенять, не мешало бы и на себя пристальный взор обратить?.. А может, ту халтуру сотворил какой-то третий, незримый нам враг, а то и целая компания проклятых недругов-злодеев?
Не то, не то ты говоришь, Игорь, лицо Лены исказилось в болезненной гримасе замученного неразрешимыми вопросами человека; ей явно неприятно было в который раз затрагивать эту тему, сам материал нашего фундамента сомнительного свойства. Тут уж, как говорится, старайся, не старайся, а результат предрешен, заранее известен.
Так ты сначала постарайся, незаметно для самого себя от требовательных нот в голосе Игорь перешел к просительным, выпрашивающим и даже умоляющим, и почему это ты втемяшила в свою дурью башку, что наше с тобой совместное проживание изначально обречено на неудачу, провал?! Все же в наших руках, зависит только от нас с тобой. Ну почему, скажи, почему мы не можем жить по-людски, счастливо, не принося друг другу боль?! Неужели это так сложно, Лена, я уж не говорю: быть горячо или просто любящей женой, а хотя бы хранительницей, хозяйкой этого семейного очага? Чтобы муж был уверен: дома его ждут, там все нормально. А то ведь на службе порой мысли одна мрачней другой в голову лезут, все гадаешь, какую очередную пакость ждать от любимой? Последнее слово он произнес настолько естественно, душевно, что и сам запоздало внутренне поразился: как это у него могло так вырваться, не стоило бы так стремительно расслабляться и прощать ей.
Правда, саму Лену эта внезапная его перемена в настроении мало трогала она была всерьез озабочена вопросом: как дальше быть? А потому напрямую спросила у Игоря, вернув его на грешную землю:
Так как же решим с нашей поездкой? Сегодня ехать или завтра? Все вещи собирать или пока только одного чемодана хватит?
Это ты решай, уклончиво ответил Драйзеров, небось, когда на свидания бегала к другому, с мужем не советовалась. Сама все обдумывала до мельчайших подробностей, чтобы и удовольствие получить, и тайну сохранить, и мужу еще лапшу на уши навешать. Как говорится, и рыбку хотелось съесть, и на одно место сесть. Вот и думай теперь, как достойно выйти из этой ситуации. А меня, пожалуйста, оставь в покое.