А еще жил у нас одинокий колдун, хромоногий дядька Михей, у него с рождения одна нога была короче другой. И взгляд у нег был такой леденящий, неприятный. А в ручищах его сила скрывалась невероятная. Бывало, как ущипнет меня за щеку, вроде и не сильно, а больно так, что слезы из глаз сами текут. Поэтому я постоянно пряталась от него, избегала встречаться с ним на улице. И вообще, вся деревня его здорово побаивалась. Ежели ему кто приходился не по нраву, нагонял на того человека хворь, порчу, засылал беду в дом. С ним и никакая женщина не могла долго ужиться. Нашлись две смельчачки, которые вроде пытались с ним сойтись, да и тех досрочно на тот свет спровадил Помню, однажды-таки сцапал меня, маленькую, на улице и, как обычно, стал за щеку тянуть, приговаривая: "Каным-барым, каным-барым Ты почему это плохо обо мне думаешь, а?!" Причем сердитый такой, даже не улыбнется. Ну я, значит, стою ни жива, ни мертва, готовая описаться от страха: ведь он и вправду разгадал мои мысли. Как только тогда его заприметила, подумала про себя: "Вот, черт хромоногий, лучше бы его молнией убило." (Накануне, впервые за многие годы, в соседней деревне молния сразила насмерть человека, и все активно обсуждали эту тему). Слезы, естественно, у меня ручьем. "Отпустите, говорю, дяденька, я больше не буду." "Смотри же у меня!" наконец, высвободив меня из своих клешней, он строго пригрозил пальцем. "В следующий раз накажу так, что всю жизнь мучиться будешь." Бледная, перепуганная прибежала я к бабушке, рассказываю ей о случившемся, а у самой зуб на зуб не попадает: еле-еле внятно растолковала. Бабушка меня, конечно, крепко поругала и дала на будущее наказ:
Как в следующий раз увидишь его, тут же возьмись рукой за пуговицу или за какой-нибудь другой предмет одежды и про себя произнеси три раза: "Камень в сердце, соль в глаза; камень в сердце, соль в глаза; камень в сердце, соль в глаза"
Я так потом и делала, и ничего: Бог миловал. А после той встречи, на следующий день, над правым глазом, как раз с той стороны, где противный колдун трепал меня за щеку, вскочил огромный ячмень. Даже видеть ничего не могла этим глазом почти целую неделю, пока не спал. Вот так он мне отомстил за недобрые мысли о нем. "Еще легко отделалась, говорили мне сочувствующие, мог бы и калекой оставить"
Рассказывали, умирал он потом, в глубокой старости, в больших муках: не хотел, видно, принимать его Господь к себе с его страшной "профессией". Ведь он так никому и не передал (даже перед смертью, как это полагается у колдунов) секреты своего колдовства: ни детей, ни других родственников, ни друзей у него не было
Все девки, естественно, мечтали выйти удачно замуж. И потому нередко ходили гадать под крещенский вечер в баню. Запирались в ней и гадали в зеркальце. Распространен был и такой способ. Заготавливались двадцать восемь сосновых палочек толщиной со спичку. Половину стакана заполняли водой. По краям стакана из заготовленных палочек выстраивали колодец, каждая сторона которого по семь палочек. Потом рядом со стаканом выкладывался замкнутый замочек с ключиком. В двенадцать часов ночи девушка подходила к этому колодцу и приговаривала: "Милый мой суженый, приходи ко мне ужинать, отомкни криницу, наберу водицы." Кто во сне явится открывать этот замочек, тот и суженый.
А еще ходили гадать ночью по дворам, где были куры, петухи. Девушки, разумеется, старались поймать именно петуха. Если это нелегкое дело кому-то удавалось, то обладательница сюрприза чувствовала себя счастливой: непременно в самое ближайшее время ей должно было повезти с замужеством.
Тогда еще у нас в деревне электрического света не было и клубов тоже, поэтому для посиделок, встреч девушки снимали, арендовали, выражаясь современным языком, кельи у любой хозяйки. Чтобы было где повеселиться молодежи. А расплачивались с хозяйкой картошкой, дровами, другой натуроплатой. Сходбище, как обычно, длилось до двенадцати-часу ночи. Если кому-то везло, то есть девушка знакомилась с парнем, то он шел провожать эту девушку до дома, где она жила. А потом, как водится, назначали запой и через месяц свадьбу. А свадьба ой как хорошо готовилась. Из кожи вон лезли, но свадьбу такую старались сыграть, чтобы надолго запомнилась. По неделе гуляли. Жених к невесте приезжал на снаряженной разноцветными, красивыми лентами удалой тройке. Пирогов всяких пекли несчетное множество. Нам, детворе, свадьба приносила огромное удовольствие не только своей яркой, интересной, насыщенной зрелищностью, но, конечно же, и обилием всяких вкусных угощений. Гурьбой мы прибегали на это великолепное торжество и наедались, что называется, от пуза."
Здесь, к сожалению, воспоминания обрывались. Что-то, видно, ей помешало довести их до логического финала. Собственно, до какого?! Розовое детство всегда остается самым дорогим воспоминанием в жизни, о нем и хочется рассказывать. А потом начинается взрослая жизнь, весьма далекая, увы, от романтических, розовых тонов. Грустно от этого, господа, очень грустно. О более старшем периоде своего житья-бытья Лена буквально несколькими скупыми строчками изобразила в официальной бумаге-автобиографии, составленной по случаю перевода мужа на более ответственное и высокое место службы:
"Когда мне исполнилось девять лет, я пошла в первый класс начальной школы, в родной деревне Волчихе. После ее окончания пошла учиться в пятый класс семилетней школы в селе Мало-Мамлеево нашего Лукояновского района. Там я успела окончить лишь шесть классов, и в 1951 году мать забрала меня к себе в город Нижний Тагил, куда она завербовалась на стройку. В Нижнем Тагиле я и закончила свое образование восемь классов в средней школе 38. Нигде не работала и снова уехала в деревню Волчиху к бабушке. с дедушкой. Однако через пару лет вернулась к матери и жила, в общем-то, на ее иждивении, пока в феврале 1958-го не вышла замуж."
Обыкновенные биографические данные, мало что говорящие непосвященным. А между тем, за указанный ею промежуток времени в жизни Лены произошли весьма бурные, драматические события.
11.
Оказавшись в большом городе, сулящем столько неожиданных соблазнов, Лена как натура романтическая, любознательная, метущаяся, конечно же, не могла не потерять голову и не влюбиться. Предметом ее интереса стал Александр, взрослый, двадцатипятилетний мужчина. Он был старше Лены на десять лет. После неудачного брака (Саша прожил с женой лишь год, когда она вдруг ему заявила, что уходит к другому, одумавшемуся, а за него, Сашу, вышла, значит, как бы в отместку этому некогда горячо любимому ею Коле, коварно изменившему их многолетним симпатиям) и длительного одиночества Александр решил развеяться, встряхнуть, так сказать, стариной. Приняв на грудь сто пятьдесят, отправился на центральную городскую танцплощадку. Туда же в первый раз со своими новыми подружками пришла и пятнадцатилетняя Леночка. После размеренной деревенской благодати, когда круг знакомых и образ жизни были стабильными, девушка, разумеется, ощущала себя в городской, разгоряченной толпе весьма неуверенно, неуютно. Такой вот скованной, смущенной, нервно теребящей модную по тем временам капроновую косынку, стоящей ото всех поодаль, в сторонке, и заприметили ее наблюдательные глаза Александра. Он как бы невзначай, осторожно, чтобы, видно, не спугнуть, подошел к ней и заметил очень даже спокойно и миролюбиво:
Вы знаете, мне весьма симпатичны такие скромные девушки, как вы. Вы меня не бойтесь: ничего дурного в моих планах и мыслях нет. Просто очень скверно и тоскливо на душе. К тому же чертовски одиноко, хоть волком вой. Не будете возражать, если приглашу вас на танец?