Он хотел все рассмотреть, все увидеть собственными жадными глазами. Со дня приезда из Испании молодой горный инженер следил за развитием событий лишь по газетам, местным и американским. А они в один голос твердили, что конфликт неминуем, что положение президента Порфирио Диаса[3] шатко, а все недовольные объединяются вокруг оппозиционного политика Франсиско Мадеро[4]. В последние месяцы напряжение нарастало, начались столкновения, становившиеся все кровавее. Шайки бандитов, мелких фермеров, отчаявшихся крестьян сбивались теперь в отряды, организованные почти на военный лад под командой главарей, которые требовали справедливости и хлеба для народа, прозябающего в нищете по вине высокомерных латифундистов и правительства, глухого к доводам рассудка. Для каждого мексиканца, принадлежащего к среднему или низшему классу, само слово «правительство» стало синонимом слова «враг». По этой причине мятежники так рвались в Сьюдад-Хуарес, где был основной пограничный переход из Мексики в Соединенные Штаты. И уже несколько дней подбирались к городу, занимая позиции вокруг. Накапливали силы. Теперь начиналась настоящая борьба и, наверно, революция.
В дальнем конце пустой улицы, перед биллиардной «На том и этом свете», лежал убитый. Лежал лицом вверх: после того как в него попала пуля, кто-то, несомненно, волоком дотащил его сюда в поисках укрытия по неасфальтированной улице тянулась длинная полоса полузасохшей крови. Мартин еще никогда даже в шахтах не видел людей, умерших не своей смертью, и потому застыл на миг, рассматривая убитого. Невольно обратил внимание, что одежда убитого в беспорядке карманы вывернуты, ноги в одних носках, обращенное к небу лицо искажено, и глаза припорошены тонким слоем пыли. Над трупом роились мухи, с жужжанием перелетая от приоткрытого рта к буроватому пятну на груди. Возраст погибшего определить было трудно: можно дать и тридцать лет, и пятьдесят; одет по-городскому. Не боец, а скорее случайная жертва, подвернувшаяся под шальную пулю. Тут Мартин догадался, зачем труп тащили по улице под защиту приземистых домов. Нет, не затем, чтобы перевязать он уже был убит, а чтобы без помех обшарить и обобрать.
Мартин прошел до угла и еще немного вперед, стараясь держаться поближе к стенам. Улицы были по-прежнему безлюдны. Стрельба не только не стихала, но и разгоралась все яростней, причем сразу в нескольких местах. Он ориентировался на звуки ближайших выстрелов. Чаще и громче всего они гремели в северо-западной части города, у мостов через реку Браво, шедших через границу на территорию США, в Эль-Пасо.
Хотелось пить. От напряжения пересохло в горле. Чем дальше он шел по этим кварталам, тем ниже становились дома, тем сильней, поднимаясь в зенит и съедая остатки тени, жгло солнце. Мартин ослабил узел галстука, платком вытер пот со лба и промокнул шляпу изнутри, огляделся. Ни души. Он и не представлял себе раньше, что война способна так обезлюдить пейзаж.
На другой стороне улицы намалеванное на фасаде название «Червовый туз» обозначало таверну. Жажда мучила невыносимо, и он быстро прикинул все за и против. Решившись, припустил бегом; тридцать метров показались бесконечными, но никто в него не выстрелил, хотя пальба слышалась совсем недалеко. Дверь оказалась заперта. Он несколько раз постучал, и вот наконец она чуть приоткрылась, и в узкой щели возникло худое усатое лицо.
Позвольте войти, сказал Мартин. Умираю, пить хочу.
За дверью помолчали. Два очень черных глаза с опаской рассматривали его.
Деньги есть, настаивал он. Я заплачу за то, что выпью.
После недолгого колебания хозяин впустил его. Ставни были закрыты, и внутри полутемно: в слабом свете, проникавшем только через слуховое окно, можно было разглядеть комнату со столами и колченогими стульями, стойку и несколько неподвижных фигур. По мере того как глаза привыкали к полутьме, Мартин стал различать обстановку яснее. Человек шесть посетителей уставились на него с любопытством.
Чего вам налить, сеньор?
Воды.
И больше ничего? Хозяин взглянул на него с удивлением. Не желаете сотола[5] или текилы?
Это потом. Сейчас дайте мне воды, пожалуйста.
Он жадно опустошил целый кувшин. Один из посетителей поднялся и подошел к стойке, облокотился о нее. Низкорослый, с объемистым животом, выпиравшим из-под полурасстегнутого полотняного пиджака, с густыми усами, почти закрывавшими рот, он изучающе рассматривал Мартина, а тот, сняв шляпу еще при входе, утирал платком взмокшее лицо.
Испанец?
Да.
Гачупина[6] с первого слова узнаешь.
Не зная, хорошо это или плохо, Мартин кивнул. Не дай бог, если примут за одного из испанских помещиков, державших сторону Порфирио Диаса.
Ну, как говорится, всякая птичка на свой лад чирикает.
Разумеется.
Хозяин, больше не спрашивая, поставил перед Мартином стопку текилы. Тот поднес ее ко рту, глотнул и невольно сморщился. Текила была прозрачна, как вода, и крепка, как сам дьявол.
Скверное времечко выбрали для прогулок, сказал пузан.
Он не сводил с Мартина любопытствующих глаз. Снаружи приглушенно щелкнули несколько выстрелов.
Это мятежники? спросил Мартин.
Как посмотреть, сеньор, ответил тот, встопорщив усы мрачной улыбкой. Это сторонники Мадеры, которые дрючат лысых. А те их.
Лысых? переспросил Мартин.
Ну, солдат.
Так их прозвали, потому что стрижены под ноль, пояснил хозяин.
Голодранцы против нищебродов Власть имущие посылают их искать на том свете то, чего не обрели на этом.
Усач говорил гладко и правильно. Было видно, что он не без образования.
И на вашем бы месте, сеньор, я бы спокойно сидел здесь да потягивал текилу. Потому что, если высунуть нос отсюда, можно нарваться на неприятности.
А что вообще происходит?
В нескольких кварталах и на станции идут бои. Мексиканец показал на людей за столом. Эти вот ребята смогут объяснить лучше. Они оттуда пришли, благо идти было недалеко.
Мартин оглядел всех четверых засаленные спецовки из синей плотной парусины, заношенные фуражки, усатые, перепачканные углем лица. Железнодорожники. Или, как их называют на севере, путейцы. Сделав знак хозяину, он обратился к ним:
Не окажете ли мне честь угостить вас?
Отчего же не оказать? ответил один из них.
Они медленно, с достоинством поднялись и подошли к стойке. Хозяин разлил.
Мадеристы ударили на нас на рассвете одновременно с запада и с юга, сказал тот же путеец. Сперва малыми силами, а потом к ним подоспело подкрепление, там и кавалерия была, и все и мы огребли по полной Он показал на своих товарищей. Нам пришлось драться на станции И пришлось нам солоно.
И кто побеждает?
Пока еще непонятно. С одной стороны, говорят, идет дон Франсиско Мадеро с сеньорами Ороско[7] и Вильей, а это люди крутого замеса. С другой федералами командует генерал дон Хуан Наварро, тоже не пальцем деланный.
Тигр Серро-Прието, вставил усач.
В том, как он это произнес, восторга не слышалось. Наводило на мысли о стенах, побитых ря́бинами пуль, о людях, гроздьями диковинных плодов висящих на деревьях.
Когда все это кончится, сказал еще один путеец, многих недосчитаемся.
Все сосредоточенно выпили. Снаружи стрельба то стихала, то через миг вспыхивала вновь и с новой силой это было похоже на то, как накатывает прибой на скалы. Мартин заказал всем еще по одной, и никто не отказался.
Скажите-ка Усач, держа в руке стопку и нахмурившись, разглядывал Мартина.
Слушаю.
Не обидитесь, если спрошу?
Нисколько.
Что вы забыли в здешних краях?
Сбитый с толку Мартин ответил, запинаясь:
Я работаю на шахте тут неподалеку
Усач, будто неожиданно почуяв рядом врага, кольнул его острым недоверчивым взглядом. Одним махом допил свою порцию и снова оглядел Мартина, с особым вниманием всмотревшись в правый карман его пиджака, оттянутый сильней, чем левый.