Двое сидели в курилке уже более часа. Домоправительница дважды заходила забрать пепельницы и оставить пустые. Три раза прибегала секретарша Люба с испуганным лицом (она не курила, и каждое посещение курилки для нее было вроде глубокого ныряния) и приносила то трубку телефона, то бумагу с ручкой, то просто известие о том, что «жена звонит четвертый раз!!!». Кстати, после этого заявления Зиновий Владимирович, сжав в кулаке сотовый телефон, только что замолчавший после целой серии звонков, настолько свирепо посмотрел на нее, что Любочка молча исчезла и больше не появлялась. Курящие сотрудники, натолкнувшись на непробиваемую стену в лице домоправительницы, безропотно отправлялись на зарешеченный технический балкон с другой стороны лифта. Там было ветрено и неуютно, да и не поместится больше двух человек, причем стоя, но что поделаешь, если начальство оккупировало курительный салон!
Генеральный директор Зиновий Владимирович Площадкин был чернее тучи. Мало того, что такой дорогой во всех смыслах гость не доехал до пункта назначения каких-то полтора километра, получив пулю в лоб, так еще и ключевая фигура оказалась уязвимой. Не то чтобы он сильно огорчался по поводу смерти несостоявшегося делового партнера, но его гибель была значительной помехой в операции, если не сказать больше могла поставить крест на планах. А это результат долгой работы целой команды и крах надежд небольшой ее части. Охрана, секретность все не вызывало сомнения, шло как по нотам, и вот на тебе!
Он тяжело посмотрел на собеседника своего заместителя Георгия Павловича Зумова. Почти час назад Зумов доложил, что водитель чист. Он вышел из машины только после того, как пассажир ему велел это сделать. Регистратор подтверждает.
Ты говоришь, не определить, кто стрелял?
Невозможно, Зиновий Владимирович, Зумов развел руками. Вся картина такова: спереди толпа, сбоку толпа. Дальше Махотин сигналит, а Бегизулла ему кричит: разберись! Махотин отвечает нельзя никаких контактов иметь, подождем. А тот снова: иди денег дай, чтобы поехали. Тут Махотин того, выматерился насчет денег и пошел. Дверь была открыта девятнадцать секунд, дальше мы определили, что был выстрел. Это даже не хлопок, а движение воздуха. Еще через девять секунд Махотин садится, вот впереди рассасывается пробка, он поворачивает и останавливается у светофора. А Бегизулла уже покойник.
Площадкин взял очередную сигарету. Он недобро улыбнулся Зумову и спросил: А тебе не кажется, что он в деле?
Бегизулла? Ну его не спросить уже
ть! Водитель!
Махотин-то? Да зачем ему надо? Да и смотрели мы сто раз не выстрелить ему, он как раз в момент выстрела был в видимости камеры. Вокруг него мужики толпились, думаю, от них пуля прилетела. Вот как они подобрались к нему странно.
Площадкин аккуратно загасил сигарету и откинулся на спинку кресла.
Ты не понимаешь? Ты вот так мне вслух говоришь, что не понимаешь? Его остановили и вынудили выйти, или он продемонстрировал под регистратор, что вынужден был выйти, понимаешь? Типа я тут ни при чем, и на инструкцию наплевать, что бы там ни говорил пассажир. Он что, не знал, для чего инструкции пишут? Это надо быть или круглым идиотом, чтобы в нужном месте выйти из-под брони, или в сговоре с теми, кто стрелял. Это мне кажется более вероятным, и это означает, что под боком у нас уже давно грелась змея. Раскрой его любым способом. Моя безопасность мне тоже важна.
Зумов вздрогнул, как будто только сейчас до него дошел смысл сказанного. Он прокрутил в памяти рассказ Махотина вместе с записью видеорегистратора. Он вдруг понял, что не может с уверенностью сказать, что водитель не мог стрелять. Поначалу его участие автоматически отсекалось как же, ведь свой, проверенный А теперь эта надежность под вопросом. Выбрал подходящую пробку Пистолет с глушителем в наплечной кобуре, с левой руки можно стрелять и вполоборота. Правда, сомнительно, чтобы прямо в лоб попасть, но если
Зиновий Владимирович, он ведь не левша, не он стрелял, сказал Зумов. Думаю, случайность.
А остановка для киллера тоже случайность? Что там в округе камеры есть? Конторы какие, банки? И мне тебя, зама по безопасности, учить надо? Площадкин почувствовал, что кровь приливает к голове, понимал, что не справляется с всепоглощающим, оглушительным гневом, и яростно стиснул кулаки.
Зумова снова передернуло. Он взял себя в руки и стал докладывать:
Из камер охватывают перекресток только две. Одна от клуба «Конкорд», вторая берет через дорогу напротив, далеко, но угол обзора больше. Из клуба вышла компания, но они метались то туда, то сюда, не определить, в какую сторону пошли. Из машин в переулке повылезали водилы, эти тоже могли оказаться рядом. А на выезде дорогу не поделили мажоры, один из них, видно, только что с гор спустился, крут, как яйцо. У этих могло быть оружие, но они не выходили из машин.
А почему они не выходили тебе не приходило в голову? тихим голосом спросил Площадкин. Идиоты! Один придурок лезет под пули, насв на инструкции, тем самым подставляет пассажира. А другой мне рассказывает картину, из которой ясно, что каждый наш шаг известен другой стороне буквально по минутам! Есть утечка, а вот откуда потекло, ты должен найти. В общем, Махотина тряси как хочешь, а если не растрясешь, имей в виду, остаешься только ты. И ты меня знаешь, я это так не могу спустить, Бегизуллу убили, и взамен я должен к пятнице отдать чью-то голову, пусть даже пока с плечами, ушами, задницей и чего там еще прилагается.
Он поднялся и направился к себе. Зумов боязливо оглянулся по сторонам и двинулся следом. Однако у лифта он задержался и вместо того, чтобы пойти в свой кабинет, расположенный напротив кабинета генерального директора, нажал кнопку вызова. В лифте он проехал вниз пару этажей, заблокировал кабину и достал телефон.
Алло. Короче, у меня два дня. Понял.
Затем нажал кнопку связи с лифтерами:
Алло, алло! Это техники? Что с лифтом? Что нажать? Сейчас попробую потыкал в кнопки на панели, лифт мягко тронулся вниз. Поехал вниз, а мне надо вверх! Ага, понятно!
Он вновь нажал блокировку, затем кнопку своего этажа, затем разблокировал кабину. Через минуту он уже шагал в свой кабинет. Любочка пристально посмотрела на него, но ничего не сказала. Он оглянулся, закрывая за собой дверь, но Любочка лишь повернула к нему голову и слегка приподняла брови. Тем не менее, дождавшись, когда Зумов прикроет дверь, она взялась за телефонную трубку.
Вся улица обсуждала новых хозяев дома на отшибе, что недавно так удачно продала Генриетта Георгиевна Плахова. Ее любили, характер у старушки был легкий, общаться приятно, да и вообще столько лет жили бок о бок, что говорить! Соседки каждый раз, встречаясь в магазине или у колонки (в селе не у всех были свои колодцы, водопровода вообще ни у кого не было, и многие сельчане ходили с ведрами за водой на водоразборные колонки или к пруду у кого был), после обязательных приветствий переходили к вопросам: как там у нее новые хозяева обустраиваются. Сам вроде ничего, только занятой очень, редко бывает. Бабку перевез, помог с транспортом, сам съездил и познакомился с дочерью, убедился, что не на улицу хозяйку выселяет, какой молодец! Другому лишь бы дом купить а там наплевать, иди хоть под забор ночуй. Внуков еще терпел столько времени, пока они под окнами бегали да по двору. Генриетта-то столько варенья наварила напоследок, горы, горы! Ну она и постаралась, возила да возила свое добро, эдакую рухлядь и все в город, вот дура старая. Кому это все нужно, а сам-то еще уговаривал дочь забрать все это. Ну понятно, ему лучше чем больше увезет, тем меньше выкидывать барахла. А жена ничего, деловая тоже женщина, нестарая, только больная, говорят, не работает, пенсию какую-то давно получает. Из-за нее и дом купил, чтобы на воздухе свежем жила. Она-то все время здесь, как въехали. А сколько всего привезли! Все современное, городское, видно, что люди небедные.