Но отсутствие опыта дало свои плоды в первые же дни «его» обитания в новой, еще пахнущей свежим лесом избе. Желание поставить все на свой лад и подчинить своему порядку, сбило еще совсем юного хранителя с намеченной цели, одновременно с этим дав ему первый, весьма горький опыт и преподнеся не малую науку.
Молодой хозяин дома, как водится в крестьянских подворьях, построил сарай, сделал небольшой загон и впустил туда десяток кур с петухом, что были подарены ему для самостоятельной жизни родителями, отпустившими наследника в самостоятельную жизнь. «Он», в свою очередь, решил тут же навестить новых обитателей места своего контроля и, по-хозяйски, наведался в курятник, давая понять, кто тут истинный хозяин и за кем будет настоящий пригляд. Однако, обладатель птичьего гарема, красивый, рослый петух, оберегавший свою многочисленную семью от посягательств конкурентов и непрошенных гостей, не принял «его», считая излишней демонстрацию «его» намерений. Как гордая птица, уже немало поживший на свете, петух, несомненно, знал о существовании хранителя в каждом доме и, уже имел опыт общения с таковым по месту предыдущего проживания. Но, тот, кого он увидел в новом хозяйстве, оказался, по его мнению, не то что слишком молодым, но еще нахальным и наглым, словно «он», прежде всего, является контролером или учетчиком, а не тем, на совести которого должен быть тщательный пригляд и оберегание всего, что тут есть. «Он», в свою очередь, рассчитывавший видеть полное понимание со стороны подопечных, как было в доме его отца, повел себя излишне напористо, от чего вызвал бурю возмущения у гордого и самовлюбленного петуха. Быстро, без каких-либо располагающих к себе заискиваний с глупыми птицами, «он» напрямую попытался подойти к каждой из них, собираясь быстро и бесцеремонно посмотреть на отдельную курицу и, как бы, познакомиться с ней.
Взъерошенный, весь в пыли, с выпученными глазами и растерянным взглядом, «он» появился перед своим отцом, который, по прозорливой природе своей, тут же определил причину такого вида сына, своим видом сказав ему:
С петухом, что ли подрался?
Тот ответил ему жалостливым взором, едва что не роняя от досады слезы, показывая выражением не то лица, не то мордочки полную потерю контроля над собой и над ситуацией. Отец, не в силах сдержать навалившиеся эмоции, залился радостным смехом, от чего даже свалился на траву и стал кататься по ней, продолжая громко и неудержимо смеяться над оплошностью сына. От растерянности «он» не знал, как в ответ повести себя. Стоял и смотрел на неудержимо потешающегося над ним отца, от которого ждал если не утешения, то хотя бы понимания и доброго совета.
Возвращаться назад, туда, где возникли неожиданные проблемы, «он» уже не хотел. Не хотел снова окунаться в самостоятельность, так дорого отплатившей ему за приложенные старания и, как он думал усердие. Ему хотелось вновь остаться с отцом и жить той беззаботной жизнью, что была у него до этого времени. Хотелось прежнего тепла и любви со стороны родителя, какой он был наделен до этого, от чего не ведал трудностей, находя радость в занятиях с простенькими игрушками, что появлялись у него после того, как их теряли хозяйские дети.
Но, не принято было так в «их» среде, чтобы бросались переданные под присмотр каждому из «них» жилые дома, оставлялось без надлежащего присмотра хозяйство. А потому, вытирая уже льющиеся от страданий слезы, «он» вернулся назад, предварительно выслушав от отца новые наставления и советы по поддержанию порядка среди домашней птицы и скота. На душе ему было тяжело. Энтузиазм начала самостоятельного пригляда за человеческим имуществом пропал окончательно. А будущее казалось ему мрачным, промозглым и неутешительным. Придя домой, он изолировался от всего в укромном уголке и не покидал его несколько дней, только улавливая, по привычке и природе своей голос хозяина, жаловавшегося самому себе или кому-либо еще о трудностях, о потерях, о заботах, которые так и не решались, будто кто специально мешал ему. А «он» так и не мог понять, что без его личного участия не состоится почти не одно дело в доме и постоянно будет что-нибудь не получаться в работе и уходе за хлевом и огородом.
Наконец, до ушей «его» докатились слова хозяина о намерении поехать на рынок уездного города, с целью покупки там, в том числе, нового, молодого петуха для замены старого, как переданного ему во временное пользование отцом и матерью и, которого он намеревался вернуть в родительский дом. Услышав это, «он» воспрял духом и насидевшись вдоволь в своем укрытии, наконец-то выбрался из него и начал возобновлять все дела, что забросил едва ли не полностью, после перенесенного потрясения с гордой домашней птицей, участь исчезновения которой уже была предрешена.
К счастью для «него» купленный молодой петушок оказался совсем юным, только что оторванным от родительского курятника и, так же начавший самостоятельную жизнь. А «он», в ответ, учитывая неприятный первый опыт, взял того под свою опеку, проводя много времени с новой птицей, опекая и воспитывая его, что называется «под себя». Петух, по неопытности своей, принял всю заботу о нем и стал слушаться хранителя во всем, становясь ему не только подчиненным, но еще и другом, от чего радовался каждому «его» появлению, заранее зная, что получит от «него» угощение в виде пары вкуснейших земляных червяков.
В свою очередь «он» заметил, что его подопечного постоянно притесняют и обижают бывалые курицы, не давая тому прохода, отгоняя его от поилки, от кадушки с едой и, гоняя по загону, вынуждая несчастного петуха прятаться от них, забиваясь куда-либо, где он стать недосягаемым для обидчиц. В ответ «ему» пришлось вмешаться в ситуацию, поставив на место взорвавшуюся до крайней степени неуважения домашнюю птицу, поднявшую бунт против молодого владельца куриного гарема. Порядок был быстро восстановлен теми методами, которыми владеют только «они», подчиняя себе все и всех, кто попадает под «их» персональную опеку. А в скорее и сам петух подрос, начал петь свою песню и нести свою службу самым должным образом, как и было положено ему его природой.
Постепенно и все остальные новички строящегося и развивающегося хозяйства были подчинены «ему», как хранителю. Слушались его во всем, поддавались его заботам и контролю и воспринимали его именно так, как и было положено, зная наперед, что «он» и предназначен для заботы обо всем и обо всех.
Молодой хозяин нового дома, после отделения и начала самостоятельной жизни, оставил родительское жилье, привел в дом молодую хозяйку свою жену, с которой сыграл довольно пышную, по деревенским меркам, свадьбу. Та, в свою очередь, оказалась под стать супругу. Такая же шустрая, трудолюбивая, с заботой выполнявшая все то, что от нее, как от хозяйки, требовалось.
Оказавшись, волею судьбы, возле такой семьи, «он», как и отец его, словно по наследству, перенял вполне себе спокойную жизнь, где все шло ровно и, не было большой необходимости вмешиваться в происходящее по каждому поводу. Но потом стали появляться дети. Родился первенец Василий, прибавивший своим появлением забот, как и всем членам, тогда еще не многочисленной крестьянской семье, так и «ему», что по природе своей должен быть приглядывать за малышом и за его матерью своим особым, не человеческим, чутьем, чтобы иметь возможность заранее избегать любых неприятностей. И «он» это исправно делал. Веселил малыша, когда тот капризничал или отлучалась из дому мать. Помогал ему заснуть, если у молодой хозяйки не было возможности убаюкать ребенка. Проверял, не заболел ли он и давал знать его матери, что пора менять мокрые пеленки.