В дом его несите! закричала им та, что страдала больными суставами. Чего мучить то человека!
Тогда пусть лучше тут лежит, на виду у всех. Чтоб видели его, ответил ей один из сидящих за столом мужиков, тоже приходившийся родственником семье усопшего, а то, чего доброго, сотворит с собой что-нибудь.
И то верно, ответили ему.
Услышав со стороны наставления от гостей, братья положили Василия на траву, оставив его в покое. Рядом с мужем опустилась на колени его супруга, сел возле матери его четырехлетний сын.
Разрядил обстановку своим появлением на поминках плотный, важного вида мужчина в пиджаке, надетом поверх темной, подпоясанной тонким ремнем рубахи и военного образца фуражке на голове. Его увидели идущим от калитки в сад, прокомментировав приход нового гостя словами:
Председатель сельсовета прибыл. Новости принес. Сейчас что-то важное скажет.
За столом воцарилось уважительное молчание, будто его ожидали. Постепенно взгляды людей направились в его сторону и сосредоточились на нем.
Начальствующего вида гость остановился возле стола, снял с головы фуражку, подчеркивая этим повод для застолья и, оглядев всех присутствующих, будто убеждаясь в наличии среди гостей нужного количества аудитории и отсутствие чужаков, принял поданный ему стакан с самогоном. Направив взгляд на вдову, он громко произнес траурную речь, следом выпив до дна содержимое. Потом ему предложили одновременно закусить, поставив перед ним на стол чистую тарелку и присесть, для чего несколько человек подвинулось, а возле гостя появился стул. Тот, в ответ, вежливо отказался и, вновь оглядев присутствующих, начал то, ради чего он пришел к поминальной трапезе, зная, что именно здесь он застанет значительное число деревенских жителей, которых должен был увидеть в этот день.
Завтра мне в сельсовет повестки доставят. Начал он, немного сбиваясь в словах от волнения. Кого призовут не знаю. Видимо, мне придется нашего почтальона привлекать, чтоб разносил по домам.
Гости слушали его молча, до тех пор, пока одна из женщин не начал тихо выть, что было непременно подхвачено остальными селянками, ожидавшими явно не добрых новостей от председателя сельсовета и скорое убытие своих мужчин, мужей и сыновей, неизвестно куда и на сколько времени. Тот в ответ сразу же замолчал, видимо не зная, что говорить ему дальше в той ситуации, когда многим и так было все вполне понятно. Волновали только подробности и, сильно беспокоило непредсказуемость будущего.
Кого мобилизуют, а кого оставят не знаю. Так, что не пытайте. Все будет известно только завтра, попытался он продолжить свое выступление, но так и не нашел должного количества слов, а потом опустился на стул и, наклонил голову так, чтобы не были видны никому из гостей его глаза.
Председатель еще какое-то время посидел за столом, но, чувствуя на себе напор некоторых, наиболее нетерпеливых и уже изрядно подвыпивших деревенских мужиков, опрокинул в себя еще полстакана самогона, встал из-за стола и, кивнув в знак прощания вдове, покинул траурное собрание людей, удалившись с него.
С его уходом долго еще не прекращались застольные разговоры о начавшейся войне, с непременными, по такому случаю, воспоминаниями о прошедших войнах, которые забирали в свои огненные жернова и, далеко не всегда возвращали домой сельских мужчин. Поднимали тосты за тех из не вернувшихся, чьи имена кто-нибудь называл за столом. Упрекали своих женщин за то, что начинают оплакивать еще не то что живых, а еще даже не мобилизованных мужиков.
Через несколько часов траурного застолья гости начала медленно расходиться, прощаясь с вдовой и ее детьми. Все, как правило, отходя от стола, делали заход ко все еще лежащему в саду на траве старшему сыну, высказывая ему слова сочувствия, а потом, отойдя на порядочное расстояние, удивляясь и обсуждая между собой невиданный случай на кладбище, главным участников которого был именно Василий.
За траурным столом оставались самые стойкие гости, а потому общая атмосфера постепенно перекочевывала из поминальной в более простою и даже немного веселую. Полились застольные песни, послышался смех. Немногочисленные родственницы семьи покойного суетились, унося в дом со стола грязную посуду и меняя оставшимся гостям тарелки на чистые. Появлялась новая бутыль с самогоном, по мере опорожнения которой, очередного засидевшегося селянина уводила под руки его жена или кто-нибудь из его старших детей. Постепенно столы в саду пустели. Гости расходились, многие из них на ходу распевали протяжные деревенские песни о нелегкой крестьянской судьбе, иногда плавно переходя на матерные частушки, что были слышны еще долго, почти что затемно.
Обессиленная вдова сидела в избе на кровати, не раздевалась и не готовилась ко сну. Она больше не плакала, лишь только иногда всхлипывала и делала протяжный выдох. Потом, услышав рев голодной скотины из хлева, она звала кого-нибудь из дочерей или сыновей и раздавала им указания по домашней работе, которую непременно надо было выполнить сегодня, не откладывая на завтра. И дети ее послушно, предварительно успокоив мать, отправлялись делать то, что требовалось. Сыновья кормили скотину, приносили воду и дрова, что-то делали во дворе. Дочери разбирали кухонную утварь, опускали в подпол или уносили в погреб продукты, при этом одна освещала другой путь при помощи керосиновой лампы, то и дело, вытирая краем платка выступающие скорбные слезы.
Постепенно все было сделано. Замолчала в хлеву сытая и подоенная корова, затихли овцы. Осиротевшие члены семьи легли спать и, не смотря на потерю отца, измотанные похоронными хлопотами, быстро уснули.
При ярком лунном свете, пробивавшемся в хлев через маленькое оконце, все еще жевала свежее сено корова. Через изгородь от нее поила ягнят своим молоком овца. По соседству с ними сидели на жердях куры и петух, вход к которым был утроен отдельно и вел прямо в небольшой огороженный загон, а затем, через него и во двор. Остатки большой копны пахучей травы, что была брошена одним из сыновей покойного корове, медленно таяла, превращаясь в совсем небольшую кучку, которая сама собой еле заметно придвинулась к морде животного, избавляя того от необходимости сильнее вытягивать шею для продолжения трапезы. То же самое случилось и с кучкой травы в закутке у овцы. Потом кто-то крохотный и невидимый в темноте взрыхлил зерно в плошке для кормления домашней птицы, при этом свет яркой в эту ночь луны едва коснулся маленькой мохнатой лапки с черными острыми коготками, больше напоминавшей по виду человеческую руку в миниатюре, только спрятанную под обильным шерстяным покровом. Лапка исчезла в темноте хлева вместе с ее обладателем. А чуть позже под входной дверью прошмыгнуло что-то или кто-то, совсем крохотное, чье тело было покрыто густыми бурыми волосками. Этот кто-то или что-то не был похож не на крупную крысу, не на кошку, не на обитателя окрестного леса, будь то куница или лиса, прибывшая в селение к людям, чтобы поохотиться на домашнюю птицу или мелкий скот. Этот кто-то тенью проследовал от хлева к собачьей будке, где дремал хозяйский цепной пес, исправно несший сторожевую службу, но, не смотря на это не отреагировавший на движение в темноте должным образом. Он лишь приоткрыл один глаз, потом приподнял морду, высунул язык, словно не видел опасность, а встречал кого-то до боли знакомого, кому был рад, от чего псиная морда приобрела радушный вид.
Из тени на небольшой, хорошо освещенный луной участок двора, прошмыгнуло что-то или кто-то, сделав это так быстро, что даже очень внимательный глаз не заметил бы этого, в самом лучшем случае приняв молниеносное ночное движение за быстрый бег шустрой кошки. После это нечто небольшое и темное появилось возле собачьей будки, от чего пес в ней высунул морду, радостно обнюхивая своего гостя, а затем он попытался лизнуть его, но не успел, потому как ногтистая мохнатая ручка или лапка перехватила его, слегка прижав к земле черный песий нос. В ответ тот явно решил поиграть с неведомым существом, но не успел. Гость моментально исчез, скрывшись где-то в темноте двора, отреагировав на появление вдали толстой крысы, скачками преодолевавшей участок возле забора, и проследовавшей от угла хозяйского дома к хлеву, где мирно дремал домашний скот.