Мои воспоминания не будут истолкованы так, будто я имел в виду, что «повлиял» на Риля в существенных моментах в этот важный период развития его духовной жизни. Я был лишь causa occasionalis [случайной причиной wp], благодаря которой некоторые ранее далекие интеллектуальные продукты были приближены к нему. В разговоре, даже когда я знал материал лучше, чем он, я всегда выступал в роли получателя, что само собой разумеется в разговорах между зрелым человеком, который завершил большую часть своей жизненной работы, и молодым новичком. В любом случае, я не чувствовал себя призванным читать лекции Риэлю. Я хотел чему-то научиться у него, даже если я ему противоречил, и я в значительной степени достиг этой цели. Многие из бесед о Хильдебранде и Ницше, а затем о Фихте и других, по мнению Риэля, «ненаучных» философах, навсегда останутся для меня незабываемыми. Огненный темперамент, который он сочетал с проницательной проницательностью, имел в таких случаях нечто восхитительное. Риэль с поразительной быстротой вникал в новую тему, и тут же то, что он усваивал, продолжало работать в нем самостоятельно.
Вскоре «мир ценностей» стал играть роль и в его литературных планах. Уже во Фрайбурге он задумал дополнение к своей «Философской критике», в котором бы всесторонне рассматривались вопросы философии ценностей, и никогда полностью не отказывался от этой мысли. Уже в мае этого года в предпоследнем письме, которое я получил от него, говорится:
«Дополнением к моей теоретической работе могла бы стать только критика общезначимых ценностей, которую я до сих пор давал только в своих лекциях и в намеках на введение. Я не знаю, хватит ли еще моих сил для разработки учения об этих ценностях».
Что ж, работа не увидела свет, но некоторые его труды содержат чрезвычайно интересные замечания, в том числе и по проблемам философии ценностей. Было бы очень приятно, если бы лекции, о которых он мне писал, были опубликованы из его наследства.
После того, как во Фрайбурге мы нашли область внетеоретической философии, в которой мы прекрасно общались, хотя Риэль по-прежнему не хотел ничего знать о научной трактовке этих проблем, мы, наконец, глубоко обсудили друг с другом эпистемологические вопросы. Я многому научился в ходе обсуждения. Для Риэля было важно, чтобы я хотя бы понимал его, даже если я не мог с ним согласиться, и ему действительно удалось в разговоре приблизить свои мысли ко мне ближе, чем это было возможно через печатную формулировку. Тогда он связал мотивы, побудившие его придерживаться «вещи-в-себе», прежде всего с проблемой иррациональности, которая действительно содержит в себе полную реальность. Отсюда он обосновывал необходимость утверждения в качестве «реального» того, что никогда не может быть поглощено познающим субъектом, и что, будучи вещью-в-себе данной реальности, познаваемой независимо от любого субъекта, всегда будет сохранять свое бытие вне сознания. Это затрагивало проблемы моей книги о границах научной понятийной мысли, над которой я в то время работал и мысли которой мне разрешили подробно развить для него. Риэль сказал, что здесь я был таким же «реалистом», как и он. Так мы, наконец, нашли друг друга в теоретических вопросах, которые были в центре нашей научной работы, и в то же время, в наилучшей личной гармонии, мы установили те точки, которые навсегда разделили нас фактически.
К сожалению, во Фрайбурге Риэль в некоторых отношениях чувствовал себя неуютно. Он был урожденным католиком, но позже оставил церковь. Это поставило его в неловкое положение в университете. Теологам, которые без возражений посещали протестантский колледж Виндельбанда, было запрещено посещать его лекции (в том числе, кстати, и мои), и это его очень не устраивало. Когда в 1896 году пришел вызов в Кильский университет, он последовал ему. Ему было нелегко покинуть Фрайбург. Он любил город, собор, великолепные окрестности, а в своем доме он и его жена культивировали живое общение, которое не могло быть более изящным и стимулирующим. Но он желал иметь иную академическую сферу, чем та, что была во Фрайбурге. По случаю его развода я также познакомился с щедростью его личного характера. Он сделал все возможное, чтобы я стал его преемником, хотя прекрасно знал, что я буду отстаивать на его любимом кафедре мысли, диаметрально противоположные тому, что он считал правильным в решающих моментах. Он побудил меня опубликовать первые главы моей еще не законченной книги о границах формирования понятий в естественных науках в качестве «первой половины». Вскоре после этого я получил его кафедру, где оставался в течение двадцати лет. Таким образом, я лично во многом обязан Риэлю. Чувство этого никогда не угаснет во мне, и я чувствую необходимость выразить его публично.
После того, как Риэль покинул Фрайбург, он работал сначала в Киле, затем в Галле и, наконец, с 1905 года в Берлине. Впервые после смерти Лотце столица Рейха увидела на кафедре своего университета выдающегося систематика. Берлинская академия, конечно, закрыла перед ним свои двери. Но они также не смогли прибегнуть к помощи Фихте. Поэтому Риэль был в хорошей компании. Он имел сильное влияние на берлинское студенчество, и число его учеников было очень велико, хотя он и не создал «школы». Во многих отношениях берлинский период был, вероятно, высшей точкой его жизни.
Он не создал второй всеобъемлющей работы, подобной его «Критике». Его «Einführung in die Philosophie der Gegenwart» (Введение в современную философию), возникшее на основе лекций и являющееся существенным дополнением к его основному труду, широко читается. В остальном, кроме уже упомянутых совершенно новых работ, появились лишь небольшие трактаты. Последний период был посвящен сбору урожая. В 1922 году Риэль опубликовал том под названием «Ведущие мыслители и исследователи», в котором он обобщил свои исторические эссе, а этой осенью наконец появилась вторая антология, о которой говорилось в начале этого некролога.
Возможно, кто-то удивится тому, что продуктивность Риэля в последние десятилетия его жизни, кажется, стала ниже, чем в семидесятые и восьмидесятые годы прошлого века. Но это можно признать верным лишь в ограниченном смысле. В любом случае, этот человек никогда не был праздным. Позже его основной работой стал новый замысел его основной работы. Однако долгое время это происходило лишь в тишине. Она началась еще во Фрайбурге, но только в 1908 году первый том «Критицизма» был снова опубликован. С другой стороны, как говорит сам Риэль, «из этого выросла почти новая книга». Не более трети нового текста совпадает со старым. Точка зрения и расположение мыслей остались неизменными, но Риэль самым подробным образом обработал ставший за это время доступным исходный материал и с непревзойденным мастерством использовал его для обоснования своей точки зрения. Каждый, кто хочет познакомиться и понять реалистические моменты кантовской философии, фактическое существование которых никто не может отрицать, должен обратиться к этой работе, которая недавно вышла в третьем издании, фактически без изменений.
Вторая и третья части «Критики» еще не поступили в книжную торговлю в измененном издании, но, насколько мне известно, Риэль переработал и эти два тома, о чем уже объявил издатель, и можно надеяться, что они скоро появятся. Все, кому небезразлична научная философия, должны ждать их с самым живым нетерпением. В них Риэль в принципе не изменит своей точки зрения, но можно предположить, что и здесь он дополнит и расширит аргументацию. Таким образом, эта работа может иметь сильное влияние и после смерти ее автора.