Выйдя на улицу, где по-прежнему было холодно и ветрено, она чувствовала счастье. И это тепло, которое шло изнутри, осветило чужой немецкий город, который был лишь маленькой частью большого и прекрасного мира, что она неожиданно в себе открыла. Точнее, ощутила, потому что к ней прикоснулась чудо, которое она пока не могла объяснить.
Ушла щемящая тоска. Была только радость. Тихая радость.
Танька
Танька была стильная.
Нет, в наше время так не говорили.
Модная.
Она носила юбку-пачку, которую сама соорудила из тюлевых штор. От крахмала она стояла почти так же, как на картинках с балеринами. Ни у кого в нашем провинциальном городке такой и в помине не было. Потом она носила широкую ленту в волосах, завязывая ее большим бантом впереди. Как во французском кино.
Очень необычно. Да и вся она была не такая, как все.
Она серьезно влюбилась в третьем классе. По-настоящему, до обмороков. Да, она могла буквально упасть в обморок, увидев свою любовь в коридоре школы.
И еще она пела.
Как она пела!
Затихали самые отъявленные хулиганы, если она начинала выводить своим ангельским голоском Ave Maria. Весь школьный зал замирал, и не верилось, что это божественное пение это тоже наша сумасбродная Танька.
Я следовала за ней тенью. Становилась в хоре к ней ближе, чтобы побыть рядом, почувствовать то особенное, что в ней есть. Мне тоже хотелось быть особенной.
Танька только усмехалась, но разрешала себя сопровождать. Иногда, когда у нее было хорошее настроение, она приглашала меня в гости и показывала журналы мод, от которых у меня кружилась голова. Потому что все женщины в них были просто красавицами, и даже наша модная Танька им в подметки не годилась.
Танька показывала мне последние модели и говорила: «Закончу школу, уеду в Москву, стану моделью или певицей. Меня возьмут. Я особенная».
Я только поддакивала: «Конечно, конечно. Тебя примут. Ты сможешь».
В восьмом классе она влюбилась уже на полную катушку. Убежала из дома и стала жить с парнем намного старше ее. Я потеряла ее из вида.
А потом узнала, уже будучи студенткой, что она «ушла в последнее плаванье».
Так она сказала на прощанье.
Потому что в полном смысле слова ушла. Она утонула. Специально. Это было самоубийство.
Потому что ее избранник сказал ей, что никогда ее не любил. И никакая она не особенная.
Фотографии на помойке
Почему я обернулась? Что вырвало меня из бесконечной паутины обыденных мыслей?
Старые черно-белые фотографии, которые были свалены на гору домашнего мусора. И они же на земле, уже потоптанные ботинками и заляпанные грязью.
На меня смотрела чья-то молодость.
Школьные фотографии, снимки из походов, студенческая юность Лица молодые, веселые, впереди прекрасное и светлое будущее.
И вот оно, это будущее, свалено на помойку.
Я почему-то заплакала.
Проходящий мимо мужчина остановился.
Это соседи уехали. Дети у них в Канаде. Решили на старости лет перебраться к ним. Им сказали лишнего не брать.
Но лишними оказались их молодость и их жизнь!
А им сказали: зачем, мол, хранить? Что надо можно оцифровать. Да и кому вообще это надо? Им самим, дай бог, осталось лет десять. А в эмиграции, я думаю, и того меньше. Не смогут они там. Так что никому эти фотографии больше не нужны
Мой собеседник тяжело вздохнул и зашагал прочь.
Я же смотрела и смотрела на молодые и счастливые лица и не могла остановить поток слез.
Я оплакивала не их мою юность.
Мою жизнь.
Которая тоже скоро будет никому не нужна.
Мама, ты проститутка?
Мама учила дочь.
Никогда не пей вина. Никогда не кури. Курят и пьют только проститутки.
Девочка верила. Ведь это говорит мама, которая для нее идеал. Во всем!
Папа ушел гулять с девочкой. К маме пришла подруга. Они уютно расположились на балконе. Налили себе вина и закурили.
Мир был прекрасен. Они болтали обо всем на свете и были абсолютно счастливы. Они не услышали, как вернулись отец с дочерью.
Девочка открыла дверь на балкон, где безмятежная мама, потягивая вино, затягивалась сигареткой.
Мама, ты проститутка? И девочка зарыдала.
С этого дня девочка молчит. Были и психологи, и психоаналитики, и психотерапевты. Она молчит. Её мама проститутка, о чем тут говорить?
Барик
Добродушный лабрадор был любимцем деревни. Большой, желтого цвета, с огромной доброй мордой. Его подобрали несколько лет назад и за это он платил новым хозяевам своей любовью и преданностью. С утра он обходил соседские дворы, зная, что ему всегда оставят самые вкусные косточки. Если он встречал людей, то подходил, вилял хвостом, показывая, что все в порядке, и он всегда на страже.
Но однажды приехали незнакомцы. Они шумной толпой вывалились из своих машин у магазина. Барик пошел узнать, кто приехал и зачем.
Если для жителей деревни он был добродушным красавцем, то незваные гости так не думали. Они кинулись врассыпную, стараясь быть подальше от собаки. Один из приезжих оказался даже на заборе, крича: «Уберите собаку! Уберите собаку!»
Это не собака. Это Барик, житель деревни, заступилась за пса продавщица Наташа. На людей он не бросается.
Откуда вы знаете? Он нас покусает, больше всех кричал тот, кто оказался на заборе.
Барик очень удивился. Он ведь просто хотел познакомиться.
Странные эти люди, подумал он. Своих бешеных машин они не боятся, а меня, который просто шел, испугались.
Сейчас, если приезжают незнакомцы, Барик не выходит за ворота своего дома. Он ведь пес понятливый и интеллигентный. Он ждет, пока приезжие загрузят свои бесконечные бутылки, и ревущие звуки их машин стихнут. Только потом он идет по своим привычным делам.
Он понял. В деревне это свои. Все остальные, особенно у которых очень шумные и кричащие машины это чужие. И даже собаке уже понятно, от кого надо защищать деревню.
Красавец-сосед
Когда я переехала в этот дом, то первым мне встретился он подтянутый мужчина слегка за пятьдесят в деловом костюме с галстуком. От него веяло уверенностью, стабильностью, мужской силой. И еще я заметила родинку рядом с уголком рта. Это было очень необычно для мужчины и очень красиво.
В этом доме я живу уже более десяти лет.
Он редко выходит. Чаще всего в сопровождении жены. Она бережно держит его под руку, потому что выглядит мужчина очень слабым и беспомощным. Если бы не родинка, то я бы никогда его не узнала.
«Такого не может быть!» это протестует мой внутренний голос. Это не он, хотя на нем по-прежнему дорогой костюм, даже галстук на месте. Но все смотрится как-то мешковато, нелепо.
Оказывается, он был большим начальником. Его уволили. И он сам себя уволил из жизни.
Памятью об его успехе в жизни и в любви осталась лишь родинка.
Но и ее заметит только тот, кто когда-то восхищался этим мужчиной.
«Я в жизни только раз сказал люблю, Сломив гордыню темную свою»
Да, поэт Юрий Кузнецов был из породы мужчин, из которых клещами не вытянешь признание в любви. Таких, как он, много в России. Они знают себе цену и словами не бросаются.
Ей не повезло. Она встретила именно такого. Он с удовольствием принимал любовь, но в ответ был сдержан и даже холоден. Он позволял себя любить, заботиться о нем, потому что был абсолютно уверен, что он этого достоин.
Он же особенный. Он талантливый!
Он переехал в ее квартиру, с удовольствием ел суп и котлеты, которые она готовила, чтобы порадовать его. Ему было с ней очень удобно. Она была рядом и совсем ему не мешала.
Она умерла неожиданно. Закружилась голова, она охнула и сползла по стене кухни. Он не видел и не слышал. Он работал в своем кабинете.
Он хватился ее, когда проголодался.
По привычке он крикнул: «Мариша, когда будем обедать?» И не услышав ответа, что все готово, и она его ждет, вышел на кухню.
Он увидел ее мертвую, сидящую на полу с умиротворенным лицом.