«Только бы не повстречался кто знакомый. Позор на весь город». Кевкамен быстро юркнул под массивную арку, едва не бегом миновал каменное крыльцо таверны с омерзительно скрипящей дверью, за которой слышались громкие пьяные голоса, и метнулся к приземистому, крытому черепицей домику с затянутыми бычьим пузырём крохотными оконцами. Он осторожно постучал в дощатую дверь и беспокойно прислушался.
Вдали раздались шаркающие медленные шаги. Дверь с тихим скрипом отворилась. Свет свечи ударил Кевкамену в лицо.
Кто здесь? проскрежетал приглушённый старушечий голос.
Мне надо увидеть Анаит. Пусти, добрая женщина. Неужели ты не узнала меня? Я был здесь вчера.
Узнаю, сгорбленная старуха в домотканом платье из грубого сукна впустила его в дом.
Катаклон очутился у подножия крутой каменной лестницы.
Она наверху, указала старушка.
В три прыжка одолев лестничный пролёт, Кевкамен ворвался в длинную узкую камору с сырыми голыми стенами. У затянутого бычьим пузырём подслеповатого окна стояла молодая девушка в старом поношенном цветастом платье восточного покроя из дорогого сукна. Две тонкие чёрные косы, в которые вплетены были разноцветные ленточки, струились у неё за плечами. В больших миндальных очах, отражающих пламя горящей на деревянном столе свечи, читалась глубокая печаль.
Вообще, всё в её облике казалось удивительным и поражало необычной, сказочной даже красотой: высокий, но не чрезмерный рост, алые чувственные уста, прямой тонкий нос, маленькие ушки со старинными серебряными серьгами, словно вырисованные кистью художника брови, глаза с длинными ресницами, смуглая кожа, слегка выступающие скулы.
Кевкамен резко остановился на пороге, молча любуясь красотой молодой армянки.
О, Боже! Есть ли в мире бόльшая красота, чем та, что заключена в этом хрупком теле?! В нём будто собрана и соединена вся земная прелесть, всё необыкновенно прекрасное, что только способно и совратить, и погубить, и спасти! Анаит так звали языческую армянскую богиню, покровительницу плодородия. Кевкамен слышал о древнем храме, в котором хранилась золотая статуя этой богини.
С чем пришёл ты сегодня? хмурясь, нарушила затянувшееся молчание девушка. Голос у неё был тонкий, мягкий, поэт сравнил бы его с журчанием ручейка на дне лесного оврага.
Катаклон вздрогнул, он вышел из состояния некоего оцепенения. Прочь сомнения! Он должен покорить эту упрямую, недосягаемую пока красоту, должен овладеть ею, пути назад у него нет! Сколько можно мучиться, страдать, отчаиваться, видя холодную насмешку в миндальных очах?!
Мой приход неслучаен, прекрасноликая, прокашлявшись, начал Кевкамен. Он чувствовал, как щёки его заливает румянец, пальцы рук предательски дрожат, а сердце колотится так сильно, что, кажется, готово выскочить из груди. В прошлый раз ты говорила У тебя никого нет Родных никого
Если исключить тебя, Катаклон, холодно заметила девушка. Ты ведь дальний родич моей покойной матушки.
Помочь тебе некому. Отец твой умер. Он был еретик, тондракит, отрицал загробную жизнь, злобно кощунствовал, не верил в бессмертие человеческой души. Одним словом, он был безбожник.
Мог бы и не напоминать об этом! перебила его Анаит. Лицо её выражало гнев и недовольство. Да как ты вообще смеешь упрекать моего отца! Ты что, пришёл причинить мне новую боль?!
Нет, я просто хотел предупредить о трудностях, тебя ожидающих, и помочь найти способ от них избавиться. Твой отец получил заслуженную кару. Но ты ты неповинна в его грехах.
Чем ты можешь помочь? Разговорами, утешениями? Я не нуждаюсь в них.
Глупая гордячка! прошептал Катаклон, с ног до головы окинув взглядом вытянувшуюся в струнку девушку, и громко, вслух добавил: Нет, не утешать я пришёл. Какой смысл в пустых словах? Ты права. Посмотри, где и как ты живёшь. Нищета, мрак. В квартале Зевгмы обитают одни гетеры и портовая чернь.
Перестань, Катаклон! Анаит поморщилась. Не считай меня глупой наивной девчонкой. Я достаточно вынесла после смерти отца. Всё наше имущество конфисковали, я давно привыкла к бедности. Наконец, я вполне познала жизнь гетеры Да, ромейский вельможа, познала Она натянуто рассмеялась, увидев, что Кевкамен отшатнулся от неё, как от чумы.
Ты В портовой таверне?.. Услаждала грязных моряков?
А чем эти моряки хуже вас, холёных патрициев, которые на денежки состоятельных родителей выучились в университете? бросила ему в лицо Анаит. Поставь любого из вас в тяжёлые условия вы разноетесь, как шакалы.
Ты говоришь непотребное, перебил её Катаклон. Нечего сыпать незаслуженные упрёки на мою голову. Речь идёт о другом. Я хочу вытащить тебя из этой нищеты, из этой грязи. Одно твоё слово, и ты забудешь дорогу в мерзкий кабак. У тебя будет многое: драгоценности, положение в обществе, красивый дом. Пусть я не Цезарь, но и не простолюдин. Скажу прямо: я мечтаю и надеюсь достичь на службе у базилевса многих милостей. И для этого есть предпосылки.
Какова же цена твоей доброты, твоей помощи? нетерпеливо спросила Анаит.
О прекрасноликая! Лишь один раз повстречав тебя, я воспылал неистовой страстью!
Ах, вот в чём дело! Уста девушки тронула презрительная усмешка. Как я была права! Ты ничем не отличен от простого моряка или мелкого купчишки. Те тоже «пылали страстью»!
Я не об этом. Как ты можешь сравнивать?! В тёмных глазах Катаклона полыхнул гнев. Анаит, мои намерения более чем чисты и серьёзны. Я прошу Я молю Выйди за меня замуж. Избавишься от нужды. Навсегда, навсегда! Забудешь таверну и весь этот мелкий сброд.
И ты думаешь, что брак и любовь так же легко покупаются, как и женское тело?
А ты предпочитаешь, чтобы твоё тело покупали все, кому вздумается?
А ты хочешь запереть меня в гинекее[44], чтобы я света Божьего не видела?
Я спасаю тебя от нищеты, неразумная.
Меня не надо спасать. Я сама обрету выход.
При такой жизни годам к тридцати ты превратишься в никому не нужную жалкую старуху. Люди будут плеваться, встретив тебя на улице. Не говорю уже о возможных болезнях, о недоедании. К чему упрямая гордость твоя, Анаит? Не губи себя в этом мире низменных страстей!
Последние слова Катаклон почти выкрикнул.
Девушка молчала, теребя пальцами пряжку холщового пояска. Кевкамен вдохновенно закончил:
Есть ли на свете душа, более преданная тебе, любящая тебя более искренне и нежно? Нет, прекрасноликая. Все сокровища мира ничто в сравнении с твоей красотой!
К чему эти высокие слова? Ты не на уроке риторики, нервно усмехнулась Анаит. Ты захотел воспользоваться моей беззащитностью, моей беспомощностью, скудостью моих средств.
Если бы ты была богата и не нуждалась в заботе, я поступил бы так же: сделал тебе предложение.
Всё у тебя предусмотрено. Кроме одного: в любви должна быть взаимность. А я не люблю тебя, Катаклон. А выйти замуж, только чтоб покончить с ремеслом гетеры Я должна подумать.
Помни, что ты дочь спасалара[45], что происходишь из знатного рода, одного из лучших в Васпуракане.
Я помню, Катаклон. Прошу, оставь меня. Всё надо взвесить ещё и ещё раз. Иди, Анаит бесцеремонно указала на дверь.
Дозволь задать последний вопрос, прекрасноликая.
Говори.
За что ты недолюбливаешь меня?
А я и сама не знаю, Катаклон. Девушка вдруг засмеялась, звонко, заливисто. Просто не доверяю мужчинам с кошачьими движениями и длинными речами.
Твой смех напоминает хохот блудницы, мрачно заметил Кевкамен. Но пусть будет, как ты желаешь. Я приду через два дня. Ты должна решиться, Анаит. Подумай, хорошенько подумай. Другой возможности тебе не представится.
Он вышел, осторожно притворив за собой дверь.
Девушка долго стояла у окна, перебирая дрожащими от волнения руками цветастые чётки.