Идти можно. Деревня пустая.
Мы с полковником с облегчением выдохнули. Хоть одна хорошая новость на сегодня. Но насчет хорошей я жестоко ошибся
Мы спустились к поселению. Обгорелые остовы хижин торчали как надгробия. По спине пробежал холодок. Вошли в деревеньку Кругом вповалку лежали трупы местных. В основном дети и женщины. Прямо посреди дороги, свернувшись, лежала женщина, обнимавшая двоих детей. Один совсем младенец. Она накрыла их своим телом, но пуля пробила разом ее голову и голову малыша, что уцепился за ее шею.
Мерзкий комок подкатил к горлу. Млять! Чего я только ни повидал в своей жизни. Думал ко всему готов. Но к такому
Из убитых ни одного в военной форме, ни у кого нет даже сраного пистолета или хотя бы вил в качестве оружия. Трупы крестьян усеяли поле бойни. В телах копошились мерзкие черные птицы с уродливыми клювами. Они смотрели на нас немигающим взглядом и не торопились улетать. Лишь лениво отбегали в сторону, пропуская нас дальше.
Шли молча. Ненависть, ярость, боль Скрипя зубами, я давил этот рвущийся остервенелый ком эмоций внутри себя. Знал, что война грязь. Но такой грязи не встречал Готов был волком выть и заживо перегрызть горло тому, кто это сделал. Но ярость сменилась бессилием. Я молча шел вперед и старался не смотреть по сторонам.
Точившая меня с самого начала, как я сюда попал, мысль «А моя ли эта война?», сейчас совсем притупилась и растворилась в злости и негодовании.
Какого черта убивать мирных? Устрашение? Устранение поддержки для партизан? Скорее, все гораздо банальнее и страшнее. Пехота отрапортовала о количестве убитых. А враг это или нет, никто не разбирается сопутствующий ущерб. В зачет идет труп. Много трупов значит, герои, млять! И насрать, что это трупы детей. С-сука Как их здесь много. Слишком много.
Твари прошипел Иван. Это не солдаты. И даже не звери
Из деревни вышли, когда солнце почти завалилось за горизонт. Наконец я смог вдохнуть полной грудью. Сплевывал, пытаясь избавиться от въевшегося мерзкого запаха смерти. Снова углубились в лес.
Неожиданно Чунг отшвырнул пулемет и юркнул в заросли с винтовкой наперевес. Я положил волокошу и снял с плеча «эмку». Сбоку зашевелились кусты. Там, куда умчался вьетнамец, кто-то шнырял.
Черт! Я пригнулся и стал заходить сбоку, чтобы прикрыть узкоглазого. Но не успел.
Раздались крики. Визг. Я рванул вперед, готовый стегнуть очередью, но выстрелов не последовало. Лишь невнятное лопотание Чунга нарушало тишину. Он что-то тараторил на своем, нервно покрикивая, и ему вторил нервный женский голос. Там кто-то был.
Я забурился в заросли и увидел такую картину: Чунг махал стволом винтовки перед двумя вжавшимися в землю фигурками.
Какого хрена? Это явно не враги. Девушка и старуха стояли на коленях, а вьетнамец что-то с пристрастием у них выяснял. Старуха молчала с каменным лицом. Молоденькая девушка плакала и с жаром объясняла и жестикулировала, вытянув руки вперед и прикрывая от ствола старуху.
Что здесь происходит? Я подошел вплотную, сжимая в руках винтовку.
Увидев белого человека в американской форме, девушка застыла с полуоткрытым ртом, вытаращившись на меня, как на привидение. Испещренное морщинами лицо старухи перекосилось, будто от разряда током. В ее впалых глазах блеснул огонь ненависти. Тонкие губы кривились и шептали проклятия.
Чунг убрал винтовку и замотал головой, тыча в меня пальцем. Что-то пытался доказать выжившим. Те оторопели от ужаса и не сводили с меня глаз. Я понял, в чем дело. Бедняги приняли меня за палача.
Я русский, русский, бил себя в грудь. СССР! Брежнев! Не американец! Русский я Хинди руси бхай бхай!
Это индийский, невозмутимо поправил меня Чунг.
Вот же Опозорился. Но моя ошибка странным образом подействовала. Молодая вьетнамка немного успокоилась. Бабка перестала на меня шипеть. Девушка что-то ей объясняла. Вроде поняла.
Фу-ух От одной мысли, что меня приняли за убийцу детей, меня коробило. Всегда считал, что пофиг, что думают обо мне другие. Ан нет. Ошибался Разные ситуации бывают.
Чунг попытался помочь подняться с колен бабуле. Но та не по годам резво вскочила на ноги. Косилась на меня и щурилась.
Девушка боязливо ко мне приблизилась:
Тьи рускьий?
Да, да, закивал я. Это не моя одежда. Маскарад, мать вашу!
Кажется, поверила. Чунг опять стал им что-то объяснять на своем. Девушка и старуха в ответ молча кивали. Вьетнамец махнул рукой и направился в сторону тропы. Местные поплелись за ним.
Я подошел к Чунгу и шепнул:
Какого хрена ты наставил на них ствол? Они и так запуганы.
Не все мирные свои, загадочно ответил Чунг. Надо было выяснить. Когда деревню казнили, они были в лесу. Прятались два дня в зарослях, теперь вернулись проверить. В живых никого не застали. На нас напоролись.
Мы вышли к тропе. Иван, опершись на локоть, с удивлением уставился на нашу процессию. Девушка и старуха, увидев раненого в советском камуфляже, совсем успокоились. Бабка больше не таращила на меня свои змеиные глаза. А девушка украдкой бросала в мою сторону любопытные взгляды. Только сейчас я ее разглядел. Простенькое платьишко почти до пят скрывало точеную ладную фигурку. Личико без единой морщинки напоминало детскую рожицу, но внимательные пытливые глаза говорили о том, что это давно уже не ребенок. Сколько ей? Двадцать? Тридцать? Хрен разберешь. Такие до старости как студентки.
Я подошел к Ивану, присел рядом на корточки:
Что будем с ними делать, полковник? Местные из выживших. Гранат вроде за пазухой нет. И деревню знают значит, правда оттуда. Чунг их потряс слегка. Непохоже на засланцев.
Иван поморщился:
Только обузы нам не хватало. Ладно. Пусть пока с нами побудут, а завтра поглядим. Ночь почти, надо устраиваться.
Девушка что-то обсуждала с Чунгом на своем, бабуся шарилась по кустам только ветки трещали. На хрена она туда забурилась, кошелка старая?
Слушай, что эта бабка делает? кивнул в ее сторону полковник. Травки собирает, что ль?
Ведьма она, командир, ухмыльнулся я. Ща будет зелье с жабами варить и добрых молодцев угощать. Но ведьма не черт, если что справимся. Коли не проклянет. Смотреть за ней буду.
Смотри, усмехнулся в ответ разведка. Только нет здесь добрых молодцев. Повывелись. Злые остались. Очень злые.
* * *
Глухая ночь растеклась чернотой по джунглям. Где-то ухала птица. Убаюкивающе шелестела листва. Небольшой костерок жадно лизал сухие веточки. Много его не кормили, чтобы дыма не было и отблески не засекли. Держали пламя хиленьким, на голодном пайке. В небольшой ямке. Так, лишь бы света чуть добыть, да еду подогреть. Заряд трофейных фонариков тоже экономили.
Я распотрошил упаковки с сухпаем. Лишь сейчас до меня дошло, как дико хочу жрать. Слона бы съел. Может, не всего, но ногу бы отгрыз точно. Ну или прямо бегущего бы завалил и хобот отломал. В детстве читал, что хобот у слона самое вкусное.
«Суповой набор» состоял из прямоугольной картонной коробки, внутри которой были компактно впрессованы жестяные плоские банки. Вскрывались по принципу пивной. На крышках маркировка: M-1, M-3, B-1, B-2, D-2. Хрен поймешь, что это значит. Сейчас посмотрим.
Вскрыл одну, понюхал коричневую субстанцию. Что-то мясное. Гуд. В другой оказался хлеб. Консервированный, мать твою, хлеб! В следующей обнаружились крекеры и конфеты. Да ну на! Серьезно?! Конфеты на войне? Обожаю конфеты! Даже пластиковая ложка, запаянная в прозрачную пленку, прилагалась.
Таких наборов у нас оказалось немного, учитывая, что ртов теперь прибавилось. Каждому выдал по одному.
Чунг слупил свою порцию махом. Старуха поковырялась и отодвинула в сторону. Что-то сказала проводнику. Тот, заулыбался, закивал и доел ее пайку. Иван пожевал лишь тушенку. И то не все съел. Это оказался не поросенок, а индейка. Любимая птица янки.