С момента обзвона прошло уже полчаса, а провожатые всё не появлялись. Позже выяснилось, что в бригаде был чрезвычайно популярен розыгрыш, считавшийся очень смешным: в подразделение звонили и сообщали, что такого-то офицера у штаба ждёт прибывший заменщик. Осчастливленный человек, не чуя под собой ног от радости, мчался под палящими лучами солнца к указанному месту, веселя томящихся от скуки шутников.
Осознав безнадёжность ожидания, Кольченко зашёл в штабную палатку и спросил разрешения самому позвонить в артиллерийский дивизион. В ответ капитан, скептично улыбнувшись, лишь указал рукой на телефон. Лейтенант крутанул ручку аппарата и, услышав в трубке позывной «Хуторный», попросил соединить его с артдивизионом.
Дежурный по дивизиону сержант Роханский! раздалось с другого конца провода.
Роханский, друг любезный, позови, пожалуйста, к телефону лейтенанта Косенко, попросил дежурного Максим, скажи, что его спрашивает Кольченко из двенадцатой батареи. Именно так и скажи.
Лейтенант лично был знаком с офицером, которого ему предстояло сменить на должности начальника разведки дивизиона. Они учились в училище на одном курсе, правда, на разных факультетах и пересекались за время обучения крайне редко. Кольченко в курсантской среде был человеком весьма известным, и его фамилия для Косенко должна была прозвучать своеобразным паролем, по крайней мере, местные шутники её знать точно не могли.
Косенко на проводе, раздался настороженный голос в телефонной трубке.
Привет седьмой роте! Я гвардии лейтенант Кольченко, Максим произнёс очередные кодовые слова и тоном, не терпящим возражений, добавил, бросай все дела и беги к штабу части, встречай своего сменщика.
Максим?! Кольченко, это, правда, ты?
Правда, я. И, правда, что приехал тебе на замену. Уже почти час жду, когда ты меня отсюда заберёшь, это тоже, чистая правда, подтвердил лейтенант и положил трубку на телефонный аппарат.
Вскоре со стороны палаточного лагеря показалась ковыляющая фигура Игоря Косенко. Пару месяцев назад, десантно-штурмовая рота, в составе которой он шёл корректировщиком, двигаясь ночью по горам, попала в засаду. Раненый Игорь в суматохе боя каким-то образом отстал от десантников. Весь день он прятался в расщелинах скал, а с наступлением темноты двинулся в сторону временного лагеря бригады. Под утро, едва живой, выполз к своим. Его вертолётом эвакуировали в Джелалабад, а оттуда, самолётом, в кабульский госпиталь. Восстановление шло медленно и было принято решение о его замене.
Лейтенанты издалека узнали друг друга, по-братски обнялись и, забрав из-под пальмы вещи Максима, побрели по пыльной дорожке в сторону расположения артиллерийского дивизиона.
К обеду следующего дня Кольченко успел представиться всем командирам и начальникам, сдать финансовый, вещевой и продовольственный аттестаты и познакомиться с подчинённым ему взводом управления дивизиона. Счастливое оружие Игоря, с которым тот умудрился выбраться из ущелья, кишащего духами, Максим переписал на себя, и уже почти закончил приём должности, когда раздался телефонный звонок. Старший помощник начальника штаба бригады язвительно поздравил Косенко с появлением второго, приехавшего к нему заменщика и, услышав в трубке растерянное сопение, ехидно уточнил, ждать ли третьего
Старший лейтенант Гуськов прибыл из киевского военного округа, и предписание на должность начальника разведки того же артиллерийского дивизиона ему было вручено в Ташкенте, в штабе ТуркВО и, следовательно, было первично по отношению к предписанию штаба армии, входившей в его состав. Всесильный Ковалевский в этот раз ничем помочь не смог, а может, не захотел. Когда Максим по телефону связался с ним, то ему показалось, что тот был даже рад такому повороту событий. Дело в том, что в дивизионе была ещё одна вакантная должность командир второго огневого взвода реактивной батареи «Град-1». Это то самое карьерное дно, ниже которого ступенек попросту нет, но служба на этой должности была безопаснее, чем исполнение обязанностей начальника разведки. Гуськову было далеко за двадцать. Досыта накомандовавшись взводом, он резонно рассудил, что лучше быть начальником, чем взводным. Пусть даже начальником разведки. Таких, как он, в войсках в шутку называют карьеристами, говоря, что ему, мол, ещё только тридцать, а он уже целый старший лейтенант!
Справедливости ради, надо заметить, что Гуськов понятия не имел, чем ему предстоит заниматься на этой должности в ходе боевых действий. Он не предполагал, что ему, с его грушевидной фигурой, придётся лазить по козьим тропам и карнизам, по которым не каждый снежный барс отважится пройти.
Максим, скрепя сердце, согласился служить в реактивной батарее. Но всё, что не делается к лучшему, и в последствии он ни разу не пожалел о своём решении. Офицерский коллектив батареи был великолепен, сержанты, и солдаты как на подбор. Своё невезение лейтенант тогда списал на неведомую силу, которая таким вот образом попыталась уберечь его от выходов в горы под пули душманов. Чтобы не идти наперекор судьбе, ему пришлось сделать вид, что он подчиняется ей.
Стремясь забыть вкус горечи постигшей его неудачи, Максим с головой погрузился в рутину армейских будней, проводя большую часть времени на занятиях с расчетами боевых машин, тщетно стараясь улучшить их боевую подготовку солдаты и сержанты и так работали на огневой позиции на грани возможного, слаженно и быстро, с лихвой перекрывая все имеющиеся нормативы. Всё, что ему удалось сделать полезного в эти первые дни, заключалось в проведённой им выверке прицельных приспособлений пусковых установок и в организации работы поста для определения метеопоправок с использованием, найденного в бездонных недрах каптёрки запылённого десантного метеорологического комплекта.
Его боевым крещением в составе реактивной батареи стал выход в Спингар, в переводе с пушту Белые горы. Есть там район на самой границе с Пакистаном, называемый Тура Бура, известный своими многочисленными пещерами. Расположен этот райончик в непосредственной близости от Хайберского прохода, по которому издревле пролегали основные караванные пути. Поговаривали, что в одной из тех пещер Алладин нашёл свою волшебную лампу. Теперь, в конце двадцатого века, там, высоко в горах, оборудовали свой укрепрайон мятежники. Он был расположен в восьмидесяти километрах к югу от Джелалабада и представлял собой сложную систему тоннелей, уходящих на глубину до четырёхсот метров, с множеством галерей, хранилищ, жилых помещений, складов вооружения и боеприпасов. Протяжённость его подземных лабиринтов составляла не менее двадцати пяти километров. Не исключено, что некоторые конечные станции этого пуштунского метро располагались уже на территории Пакистана, до границы с которым было не более часа ходьбы.
Той осенью вооружённые отряды воинственного пуштунского племени пачир, под предводительством полевого командира Гамхура, напали на один из родов племени вазири, проживающего в непосредственной близости от бригады. Старейшин, рискнувших выразить доверие новой власти, пачиры расстреляли на месте, а остальных двести пятьдесят человек, включая детей и женщин, угнали в горы. Это был явный вызов шурави, и освобождение заложников стало делом чести. Через какое-то время разведке удалось обнаружить место их предположительного нахождения. Захваченных людей укрывали где-то в районе Туры Буры, предположительно в ущелье Пачир Агам. Поиском похищенных занималась джелалабадская группа спецназа КГБ «Тибет», входящая в состав отряда «Каскад». Для освобождения заложников «каскадёрам» пришлось прибегнуть к помощи и поддержке подразделений бригады и вертолётного полка.