Столько танков одним махом! он деловито уточнил. Тёма, ты свои запомнил?
Но они же на платформах, ответил я в сомнении.
Запишут на батальон, проговорил командир.
Грунтовая дорога плавно изгибалась и под прямым углом примыкала к асфальтовой. Она в свою очередь упиралась в регулируемый полевой жандармерией железнодорожный переезд.
Жандарм как раз опустил флажок и упал, сражённый пулемётной очередью. Машины и мотоциклы с обеих сторон от переезда пришли в движение, а их поразили пули крупного калибра.
В этот раз Серёга решил пушку не задействовать. На всём ходу танк стрелял из обоих пулемётов. Я в прицел со скукой наблюдал, как очереди оставляют рваные дыры в кузовах, кромсают убегающих в поле европейцев.
Наш головной танк тем временем свернул к переезду, доехал до путей и попёр по рельсам. Ну, логично, поезд же только прошёл, четверть часа у нас точно есть. Или из искорёженного состава подали на станции сигнал бедствия, и движение на участке временно остановлено.
Катимся одним траком по шпалам, другим по щебёнке сбоку, а правый рельс под днищем. Я любуюсь в прицел, солнце садится за горизонт. Ужин мы явно пропускаем.
Серёж, может, на ходу поедим? спросил я командира.
Павлик, займись, распорядился тот.
Паша полез в корзину, передал нам куски хлеба, колбасы, огурцы и помидоры. Потом отважно вылез из своего люка и передал порцию Алёше. Только когда сел на своё место, приступил к трапезе сам.
Пока ели, запивая из фляжек квасом, стемнело. Колонна съехала с насыпи в поле, и мы попросили добавки. Павлик засветил фонарик и снова полез в корзину. Свежие продукты нужно до завтра употребить, и молодые же ещё организмы.
* * *
Лёша включил фары, но в их свете вижу только корму впередиидущего танка и злаки. Серёга открыл командирский люк и смотрит наружу. Вокруг рокот двигателя и летняя ночь.
Уже утром батальону нужно прорываться на свою сторону. За первые сутки враг преодолеет оторопь, соберётся, предупредит о нас охрану объектов, начнёт стягивать резервы. На второй день наши шансы устремятся к нулю, и на третий выбраться станет нереально. Нас уничтожат.
Хотя уже сейчас наши танки полностью окупились, а мы солдаты всегда погибают. Но плох тот солдат, кто не мечтает дожить до старости. У нас хорошие танки и хороший комбат мы выберемся к своим.
Я наполнился ночным благодушием и смотрел в прицел добрыми глазами. Часа два давили злаки, и колонна вдруг плавно остановилась. К нашему танку подошли взводный Вася и командир другого танка Саня.
Серёга, идём к комбату, сказал Вася.
Пока старший Тёма, проговорил командир и вылез из танка.
Я раздражённо подумал, что он мог ничего не говорить, у меня такое же звание. И вообще ни к чему хорошему ночные вызовы к начальству не приводят. Я пересел на командирское место и выглянул в люк. Мимо нашего танка от хвоста колонны шли группы танкистов. Комбат собирает командиров совсем плохой знак.
Двадцать минут стояли на холостых оборотах, и я дождался. Командиры возвращались бегом. Я поспешно пересел на своё место. Раздался топот по броне, и в командирское кресло упал суровый Серёжа. Он деловито поведал:
Лёха, сейчас разбираемся в шеренгу. По сигналу гасим фары и едем вперёд минут пять. Когда закончится поле, ориентируемся по прожекторам аэродрома. В охране пулемётные доты и точки с 85-мм орудиями. Тёма, пушки первая цель, доты игнорируй. После первого выстрела разрешена радиосвязь, остальные приказы по ходу дела. Поехали, Лёш.
Поехали вперёд. В шеренгу из колонны встать просто если передний танк твоего взвода поехал налево, нужно остановиться слева от него в пяти метрах. А если впереди танк уже другого взвода, то надо ехать направо, для своих передний ты, и они становятся правее.
Серёга по пояс выглядывает из люка. Разобрались в цепь и по его команде двинулись. Быстро разгоняемся, идём по полю во всю мощь. Он падает в кресло, прикрыв люк, и командует:
Лёха, фары.
В прицеле плавно погасла картинка, ещё нет ночного видения. В темноте ползут секунды. Я себе не вру, прямо сейчас враг услышал рёв моторов, напряжённо вглядывается в темноту
Прожекторы появились внезапно, сначала их свет заливает обзор. Давлю желание их расстрелять и стараюсь разобраться спокойно. В пятнах света и силуэтах что-то угадывается.
Лучи нашаривают машины. Стреляют в того, кого видят, а 85 миллиметров у немца это конец танку и с двух километров.
Паша, фугасные, говорит Серёжа.
Слишком много здесь прожекторов выстрел.
Тёма! Отставить прожекторы! кричит командир.
Иди в жопу! рычу в ответ. Паша, быстрее!
Выстрел, минус ещё один фонарь. Впереди и справа танк в луче. В следующую секунду его пробивает орудие. Я вижу нечто похожее на вспышку и чувствую чьё-то торжество.
Луч уходит от подбитого танка. Умник Лёха впритирку с его кормой сделал дорожку, и я по памяти стреляю.
Лёша, так пока стой, сказал Сергей.
Луч останавливается, кого-то поймал. Бью в прожектор, а то достал слепить. В подбитый танк, за которым мы прячемся прилетает два снаряда один за другим. Замечаю две вспышки. Снаряд в левую
Лёха, вперёд и дорожка! сказал Сергей.
Паша дослал снаряд. Теперь только одна вспышка справа, и она уже на прицеле. Всё равно хорошо убедится, что с ориентированием у меня порядок. Выстрел.
Павлик с новым снарядом. А что-то много у противника прожекторов выстрел.
Тёма, один-то оставь! ворчит командир.
В шлемофоне раздался голос комбата:
Врубаем фары. Первая рота штаб, остальные к самолётам!
Блин, а доты? И пехота ещё в окопах рядом. Но с комбатом не спорят, тем более уже проехали. Лёша догоняет остальных, пересекает линию охраны.
Паша, пока отбой, дальше мы сами, сказал Серёжа.
Вообще-то, ещё остались у врага пушки, но это же европейцы расставили их по периметру площадки. Чтобы выстрелить в тыл, нужно орудия разворачивать, и они тут в основном стоят как зенитки.
А мы поймали фарами «мессер» и жахнули из пулемётов зажигательными. Самолётик взорвался, так в его свете остальные хорошо видно. И близко к ним подъезжать не нужно.
Другое дело штаб и склады, первой роте пришлось отработать фугасными снарядами. И то им повезло с немцами, что расположились в добротном доме. Наши бы под землю закопались со своими картами, что и свои не сразу найдут.
Уходим, скомандовал комбат. Радио запрещаю.
А вот и конец нападения, можно порадоваться. Уничтожили мы авиачасть противника, полсотни самолётов со всем хозяйством. Ушли так же, как и пришли, через те же позиции. Даже охранников убили по минимуму, лишь чтоб не мешали сделать работу. Остальные пусть пока живут, нам сейчас некогда.
Потеряли четыре танка, кого-то из экипажей даже подобрали живьём. То есть я про всех сразу не знал, а водитель танка, за которым мы прятались, обнаружился у нас на броне.
Серёга выглянул в люк, когда уже полем шли, и обнаружил парня. Вот натерпелся бедняга! Покормили его от нервов и с ним за компанию, да после боя, добили корзинку.
А когда кончилось поле, нас ждало новое испытание. Стало известно командованию, что из-за жары обмелели речки. А что в танках щели, командованию не докладывали. Брод преодолели успешно, только пришлось выбросить немецкий патефон, европейскую полиграфию и пластинки, а то нафиг они нужны без патефона.
На берегу речки образовалась приличная куча подмокшего европейского добра. Что характерно, в ней не было коробок сухпая. Они тоже намокли, но их придержали в надежде потом сменять пехоте или ещё как-то использовать.
Единственным сухим из брода вышел водитель подбитой машины, в танке для него просто нет места. Рано утром мы сначала заметили в небе силуэты «кукурузников», наших работяг войны, и обрадовались, как родным фронт близко. И вскоре мокрые и злые мы всем батальоном пошли в атаку.