В дверь сильно постучали.
Открывай, я видел, как ты заходил. Нет смысла прятаться за этой хлипкой дверью. Окон у тебя нет, сбежать ты не сможешь.
Герман тихо подошел к двери и приложил к ней ухо.
Я слышу, как ты дышишь. Хватит этих игр.
Герман открыл дверь, на пороге стоял высокий человек с хищным крючковатым носом.
Здравствуй, Фома, поздоровался Герман. Высокий кивнул и потеснив Германа вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
Я вижу, ты не один, сказал Фома.
Да, не один.
Это ты так её отделал?
Нет, я женщин не бью.
Не бьешь? Я всегда считал тебя странным. Впрочем, может быть ты и прав. Тебе действительно нельзя бить женщин, сказал Фома, осматриваясь по сторонам. Затащить в такую нору хотя бы одну из них это уже большая удача. Но я пришел к тебе не ради разговоров о слабых мира сего. Где мои деньги, Герман? Ты должен был отдать долг семь дней назад. Не отдал. Вынудил меня идти через весь город. С друзьями так не поступают.
Не знал, что мы друзья.
А как еще назвать человека, который потакает твоим слабостям? Тебе и таким как ты, нравится делать ставки на ипподроме. Но у вас на это нет денег. Я понимаю и не осуждаю. Я, как настоящий друг, всегда приду на помощь и не скажу лишнего слова. Ты проигрался в пух и прах, но тебе нужны деньги на еще одну ставку, пожалуйста. Возьми, дорогой друг. Возьми, но вовремя отдай. Может быть я беру с вас большой процент? Нет. Пару монет сверху и мне достаточно. Некрасиво так поступать со своими друзьями. И то, что ты многоглазый не дает тебе никаких привилегий, наоборот, ты должен особенно тщательно контролировать свое поведение. Да, да, я знаю, где ты служишь.
Если бы ты не знал, кто я, разговаривал бы не так вежливо.
В иных случаях мои ребята вывозят должника в море на лодке, если погода позволяет, и макают головой в пенную волну.
Вот твои деньги, Герман расстегнул под одеждой пояс с серебром и передал его Фоме.
Почему раньше не отдал? спросил Фома, покачивая пояс на ладони, пытаясь по его весу определить количество серебра в нем.
Эти монеты приплыли ко мне не так давно.
Мне нужно пересчитать.
Присаживайся за стол, сказал Герман и сдвинул грязную посуду на другой край стола.
Как ты живешь в таких условиях? Впрочем, с такими долгами открыв клапана карманов пояса Фома высыпал горкой серебряные монеты на стол и начал сосредоточенно составлять из них столбики по десять монет.
Фома, к тебе есть несколько вопросов.
Фома вопросительно кивнул головой, не отрывая глаз от серебра.
Ты что-нибудь слышал об убийстве в Хрустящей корочке?
Вопрос не по адресу, отозвался Фома с подозрением взглянув на Апрелию, молча сидящую на кровати. Я не барабанщик.
Фома, я тебя уважаю и не предлагаю тебе барабанить. Это
Ты, наверное, хочешь предложить мне барабанить не на постоянной основе, а, так сказать, разово, сказал Фома, продолжая подсчитывать деньги. За моей спиной меня называют Четверодневный. А знаешь почему? Меня так называют в честь Лазаря Четверодневного. Того самого, которого воскресил наш Господь. Тот, который четыре дня был мертв, а потом воскрес. Но не в том суть, что он был мертв, а потом воскрес, а в том, что после своего воскресения, он никому не рассказал, что с ним происходило на том свете. Может быть ты не заметил, что я пришел к тебе один для серьезного разговора, а ты сидишь здесь с какой-то бабой и задаешь мне странные вопросы. Кто она такая?
Ночью я отбил ее у толпы, избивавшей ее ногами. На ней был этот пояс с серебром. Я взял его в качестве платы за убежище. Поживет у меня, пока не придет в себя. Кто она такая мне неизвестно. Я не слышал от нее ни единого слова.
Немая что ли?
Не знаю. Но они ее месили ногами так, что, наверняка, убили бы. Хорошо, что мы с Фемелом проходили мимо, а иначе, к утру образовался бы еще один труп.
Кто их сейчас считает? Мертвецы появляются, как прорехи на хитоне нищего. Куда мы катимся Между прочим, когда ты будешь оставлять ее одну, закрывай дверь на замок, а то эта рыбка может уплыть.
А тебе что за печаль, уплывет она или нет?
Ну, как же Лицо ее придет в нормальный вид и можно будет опознать. Если она была донной рыбой, я могу ее знать. Ну, вот и все, подсчет окончен, и я вынужден тебя огорчить, здесь только одна треть от твоего долга, Герман. Что будем делать?
Часть долга я отдал
Отдал.
Мне кажется, я могу рассчитывать на рассрочку дней на пятнадцать. А какие могут быть варианты? Сейчас денег у меня больше нет, а убивать меня глупо. С мертвого долги не взыскать. Ты разумный человек, Фома.
Моя власть держится на уважении. Если я буду прощать долги и подставлять правую щеку, мне отрежут голову, сделают из черепа чашу и будут пить за здоровье нового отца. То, что для монахов хорошо для меня смерть. Но есть еще один вариант.
Догадываюсь, какой.
Вот именно. Ты работаешь на меня, отрабатываешь долг и затем, будешь получать жалование в три раза больше, чем получаешь у своего магистра. Что, мало? Хорошо, в четыре раза больше.
В чем именно будет заключаться моя работа для тебя?
Информация. Самое ценное в нашем адском мире это информация. Я хочу знать то, что ты сообщаешь магистру. Ну, или камень на ноги и в море.
Я маленькая шестеренка в механизме. Я, практически, ничего не знаю. Не говоря уже о том, что это очень скользкая тропинка. Если там, наверху, станет об этом известноне только меня будут истязать до самой смерти, но и тебя, и всех твоих корешей, запытают до смерти. Я знаю, что за тобой около тысячи человек: воры, убийцы, попрошайки, грабители, шлюхи, скупщики краденого и прочее отребье. Тысяча это очень много. Твои люди называют тебя Четверодневный, а в наших донесеньях ты проходишь под прозвищем василевс затмения. Ты можешь все это потерять из-за неразумной идеи проникнуть в канцелярию магистра.
Василевс затмения?
Когда солнце становится черным, из тени выходят такие как ты.
Понятно. Будем считать, что положено начало нашего плодотворного сотрудничества. василевс затмения Это плохо. Василевс затмения. Проклятие! Такая известность это, мягко говоря, очень плохо для нашего дела. Быть незаметным это вопрос выживания и, в тоже время для того, чтобы выжить приходится карабкаться наверх, резать глотки, подгребать под себя разрозненные шайки и вот Василевс затмения. Поэтому, ты мне нужен, многоглазый. Рано или поздно власть начнет подметать улицы города железной метлой. Это неизбежно. Мне нужен человек, который заранее сможет предупредить, что за мной идут.
С твоими возможностями ты можешь купить любого чиновника в столице мира, зачем я тебе?
Могу. Взятки даю регулярно. Но это все не то. Чиновникам безразлично, кто будет стоять во главе пиратского корабля, я или кто-то другой. А мне, как ты понимаешь, не все равно. Давай выпьем и пожмем друг другу руки. Я принес с собой амфору крепкого пойла. Есть чем закусить?
Черствый хлеб и немного овечьего сыра.
Прекрасно. Замечательная закуска. Все эти гастрономические изыски не для меня, а вот хлеб с сыром то, что нужно. И кружка крепкого. Вышитая золотом одежда, броские украшения, драгоценные камни, породистые лошади, дворцы все это мишура.
Зачем же лезть на верх, если не тянет к роскоши?
Если честно, я и сам не знаю, Фома сломал сургучную печать горлышка амфоры и наполнил кружки вином.
Приснился мне недавно сон, сказал Фома, держа кружку в руке и задумчиво глядя в темноту комнаты, и моя душа потеряла покой. Забавно. Какой-то сон а на душе пакостно. Людей вокруг меня много, а поговорить о таких вещах не с кем. В нашей большой семье такие разговоры считают проявлением слабости.
Какой сон? спросил Герман, отпив из кружки обжигающую жидкость.
Сон? Ах, да. Сон Приснилось мне, что какие-то черномазые диктуют мне что-то, а я тщательно это записываю чернилами на пергаменте, а затем учу то, что они мне надиктовали. После этого я надел зимний плащ, меховую шапку и сапоги, и в сопровождении этих черных рож вышел из дома. И была у меня во сне одна ценная вещица. Я не помню, как она выглядела, но точно знаю, что она была очень ценной, а они ее у меня отобрали. И вот стою я перед выходом из дома в окружении черномазых, такой маленький беззащитный, а они все высокие, на голову выше меня, и уходить с ними из дома не хочется, но пришлось. Заставляют они меня.