Мария Иванченко
Мой безумно безумный роман
В память о моём любимом дяде, Белоглазове Владимире Алексеевиче
Пролог
Во-вторых, ничего не получится, сказал Валька. Мой Валька.
Мёртвые листья слиплись в ком, я не могу дышать из-за повисшей в воздухе мороси. Осень. Время, когда лучше всего пишется под шёпот дождя, напевающего что-нибудь из меланхоличной музыки Lake of Tears. Есть у них потрясающий альбом, который так и называется Forever Autumn «Вечная Осень», так вот, мне кажется, будь у меня пластинка с их треками, она бы давно истёрлась от частого прослушивания. Сейчас в наушниках играл «Like a Leaf», Валя шёл немного впереди, время от времени оборачиваясь на меня. Его ореховые глаза светились отражённой луной. Постепенно загорались фонари, плакали ветровые стёкла автомобилей. Их фары не могли рассеять сумрак.
Я задумчиво покрутила кольцо, эта привычка возникла случайно, ещё с лета, когда мы только поженились. Теперь уже ноябрь, и дни мои тают, как заупокойные свечи. Невозможно удержать поток жизни, нельзя остановиться.
Каждый раз, когда я выглядываю в окно, я вижу одну и ту же картину: тёмные, стекающие водопадом ветви дуба, с жёсткой сморщенной корой, на которых ещё не опали плоды. Мой врач сказал мне, что у меня «желудёвый психоз», потому что я не могу равнодушно пройти мимо дубов, и начинаю самозабвенно набивать рюкзак жёлудями. Дома, в шкафу, лежит несколько таких коробок, в которых я храню осыпающуюся прахом, ветхую от старости осеннюю добычу.
Кать, ты меня слышишь?
А?
Валька смеётся. Он так и не привык к тому, что я могу застыть на месте, устремив взгляд в пустоту, думая о своём, и не видя мира вокруг. Конечно, это ненормально, ну а кто сказал, что я в своём уме?
Он подходит ко мне, подносит мою ладонь к губам и целует, прикрыв глаза. Улыбается, как умеет лишь он один. За всё время наших встреч, мы так и не перешли эту границу, отделяющую романтику от разврата, влюблённость от похоти. Агапэ вот как это называется, если говорить по Платону. Он жертвует мне себя, я жертвую ему душевный покой, редкие часы досуга, и ещё верность.
Катя, холодает, пойдём куда-нибудь, тянет меня за руку, увлекает за собой. Ты же вся дрожишь.
Накидывает на мои плечи куртку, остаётся в одном шарфе и этой нелепой чёрной шапке. Валька выглядит совсем как подросток, несмотря на то, что я старше его всего на пару лет. Смотрит на меня взглядом оленёнка, в котором я вижу тихую радость. Я всё так же тону в валькиных глазах, как в тот день, когда мы ехали в автобусе, и он улыбнулся мне.
Мы дружили больше четырёх лет. И за всё это время мне не приходило в голову, что я буду кем-то так очарована. Тем более нашим общим другом. О котором я всегда думала, что он не мой типаж.
Я видела всё в его глазах. В том, как он подавал мне руку, когда я выходила из такси, в его почти случайных прикосновениях к моей ладони, в том, как его лицо словно озарялось, когда он видел меня, я видела всё.
У тебя опять кровь, Валька протягивает платок, и я прикладываю его к носу. Это происходит всё чаще и чаще.
Мы ни разу не целовались. Только держались за руки, не пытаясь сократить незримую преграду между нами.
Ветер развевал каштановые волосы, как всегда, слегка растрепанные, и Валька напоминал мне птенца, нескладного, тощего
Я так и знал.
Слышу щелчок предохранителя. Он стоит, прицелившись в меня. Левая рука уверенно держится за цевье. Серый глаз оценивает через коллиматор. Я была взвешена, измерена и признана лёгкой.
Это оружие я знаю до последнего винтика. Сколько раз я чистила ствол и газовую камеру, смазывала пусковой механизм, проходилась тряпкой по металлическим частям, ласково обнимая карабин.
Послушай, Никит, я же твоя жена хриплю я. Я не могу пошевелиться. Мне нечего ему сказать. Слегка подрагивают пальцы. Мышцы ног напряжены до боли.
Рука Вальки, вцепившаяся в мою ладонь, тоже дрожит. Я чувствую свой бешеный пульс, и сердце подскакивает до горла, вновь идёт носом кровь, лёгкие сжимаются, и, за тот миг, что я кашляю от спазма, происходит всё.
Пространство сужается до узкого коридора, глаза видят лишь направленный в мою сторону ствол.
Я слышу щелчок.
Спусковой крючок отпущен.
Практически ощущаю, как мчится ко мне пуля.
Практически слышу, как отлетает в сторону использованная, горячая гильза.
Практически успеваю подумать, что вот он, конец.
Практически потому что пуля пронзает плоть, и я кричу.
Валька падает, медленно, словно брошенный ветром лист, моё лицо и футболка щедро взбрызнуты кровью.
Я молчу. Он молчит. И лишь дрожит Сайга в напряжённых руках мужа. В направленных на меня глазах появляется ужас. «Я так боялся потерять тебя».
В наушниках играет на повторе «Вечная Осень». Я ощущаю привкус железа, и уже не понимаю, моя это кровь или Валькина. Невинная кровь невинного мужчины.
В глазах всё плывёт, и небо сужается до размеров теннисного шарика. Передо мной лежит тело Вальки, но это уже не он.
Он никогда не говорил мне слов любви.
Не такая
Впервые я осознала свою непохожесть на других людей ещё в ранней юности. Одноклассницы хотели, чтобы у них поскорее начались месячные, завидовали своим более удачливым подругам. Они рано начинали встречаться с парнями, в том числе в уединении спален. Матерились, выпивали, курили и вели распутный образ жизни. Я мечтала нет, не о крылатых пони и розовых слониках а о далёкой-предалёкой галактике. Представляла себя с падаванской косичкой.
« Учитель, дройдеки, сказала я, включив световой меч.
Катерина, будь здесь и сейчас, ощущай поток Живой Силы. Не думай, действуй, отозвался Учитель и, сбросив плащ, встал в первую позицию Атару.
Сейчас пойдёт потеха, шепнула я, задорно улыбнувшись».
Спускаясь со школьного крыльца, я чуть не запнулась о длинные ноги одноклассницы. Она стояла, прислонившись к колонне, презрительно смотрела на меня, и курила. Придержав стопку фэнтези, я всё же умудрилась не свалиться, и просто обошла её.
Слышь? Дашка-то залетела, сказала одноклассница. Вот не повезло.
Предохраняться надо было, ответила её подруга, проводя пальцами через распущенные мелированые волосы.
Презервативы сейчас такие дорогие вздохнула первая девушка.
Презервативы? Дорогие? Можно подумать, ребёнок обойдётся бесплатно. Ага, щаз.
Я вновь вернулась мыслями к сражению.
«Мой неуклюжий Шии-Чо подвёл в самый неподходящий момент, зато отлично сработали джедайские инстинкты. Вытянув ладонь в сторону дройдека, я отразила выстрел, и Учитель, не поворачивая головы в мою сторону, кивнул. Получить похвалу от самого Квай-Гона! Это нечто».
Я в воодушевлении шла по коридору, не замечая ничего вокруг.
И, представляете, Катькина подруга, продолжила говорить Пенка, показала расстояние до середины груди, вот такого роста малявка.
Девочки заржали. Я, замерев, в изумлении смотрела на Пенку.
Наша дружба началась случайно. Мы жили в соседних домах. Однажды, возвращались из школы вместе.
О, а я была о тебе совсем другого мнения, сказала я. А ты вон какая. Давай дружить?
Да, я тоже сначала думала, что ты как несмазанная телега, но тоже хочу дружить.
Почему несмазанная телега? Обидно. Я никак не могла привыкнуть к грубости других детей. Вот откуда в них такая жестокость?
Я, как гиперактивный и весёлый ребёнок, с лёгкостью знакомилась со всеми. «Привет, я Катя, а тебя как зовут? Давай дружить». Жаль, что во взрослой жизни всё не так просто. В силу моего характера, со мной дружили многие мальчики и девочки. Одной из таких подруг стала Леся. Младше меня на четыре года, курносая беловолосая девчушка, которая жила в том же подъезде, она всегда мне нравилась. Мы играли вчетвером: я, мой брат, Леська и Дима, тоже друг из нашего подъезда. Устраивали сплавы в глубоких лужах, щедро зачерпывая резиновыми сапогами воду, бегали с посохами, изображая странников в опасных приключениях, дразнили собак и стреляли пульками из пластиковых пистолетов.