Поэтому я не устоял.
Я ушел в поля. Ах! Как билось мое сердце! Весна сияла во всей своей красе. Когда я открыл ворота, за которыми начинался луг, тысячей запахов травы, деревьев, молодых побегов повеяло мне в лицо. Я добежал, не оглядываясь, до небольшой рощицы.
Она гудела от пчел. Насыщенный пыльцой воздух вибрировал от трепета их крыльев. Недалеко, в белоснежной купе цветущего миндаля, ворковали молодые голуби. Я был опьянен.
Узкие луговые тропинки как бы исподволь манили меня. «Пойдем! Что тебе стоит сделать еще несколько шагов? До первого поворота недалеко. Ты остановишься у куста боярышника». От этого зова у меня кружилась голова. Ступив однажды на извилистые тропинки между изгородями с сидящими на них птицами и кустами можжевельника с голубыми ягодами, разве можно было остановиться?
Чем дальше я шел, тем больше меня влекла дорога. Между тем с каждым шагом она становилась все более дикой.
Обработанные поля исчезли, земля стала жирной, всюду росла высокая серая трава или молодые ивы. Порывы ветра приносили запах влажного ила.
Вдруг передо мной словно выросла дамба. Это была высокая земляная насыпь, увенчанная тополями. Я взобрался наверх и увидел давно желанную реку.
Это была широкая река. Она текла на запад. Мощное течение реки, напоенное растаявшим снегом, несло вырванные с корнем деревья. Вода была тяжелая и мутная. Иногда необъяснимо образовывались огромные водовороты, в которые затягивались обломки, вырванные в верховьях. Встречая на своем пути преграду, река грозно рокотала. Огромная толща воды шириной пятьсот метров монолитным валом двигалась к берегу. В середине отчетливо различалось бурное течение, темный гребень которого пенился в илистой воде. Он казался таким жутким, что у меня по спине побежали мурашки.
В низовье, разделяя поток реки, возвышался остров. Крутые берега, заросшие густыми ивами, делали его неприступным. Это был большой остров, густо заросший березами и тополями. Только что рухнувшие на мысе острова деревья быстро уносило течение реки.
Когда я перевел взгляд на берег, то заметил у своих ног скрытую под дамбой небольшую бухту с песчаным пляжем. Тут течение реки было спокойным, место тихим, и я пошел туда. Бирючины, гигантские ивы и зеленовато-голубые стволы ольхи образовали укромную нишу.
Внутри в полумраке жужжали тысячи насекомых.
На песке были видны следы босых ног. Они вели от воды к дамбе. Отпечатки были широкие и глубокие. Они напоминали поступь животного. Мне стало страшно. Место было пустынным и диким. Где-то поблизости рокотала вода. Кто посещает эту таинственную бухту, этот укромный пляж?
Впереди меня на острове было тихо. И все же он казался мне опасным. Было тревожно, я чувствовал себя беззащитным, слабым и заброшенным. Но уйти не мог. Какая-то загадочная сила держала меня в прибрежном одиночестве. Я искал глазами кусты, куда бы спрятаться. А что, если кто-то следит за мной? Я бросился в колючую чащу, в укрытие. Мягкая земля была покрыта нежным пушистым мхом. Там, невидимый, притаившись, я наблюдал за островом.
Сначала ничего не было видно. Надо мной раскинулся тенистый свод листвы. Насекомые неустанно роились в воздухе. Иногда взлетала птица. Замедляясь на излучине пляжа, текла вода. Монотонно шло время, воздух становился теплее. Я задремал.
Должно быть, спал я долго.
Отчего проснулся, не знаю. Открыв глаза, я с удивлением обнаружил себя под кустом, когда солнце шло на убыль и приближался вечер. Казалось, вокруг ничего не изменилось. И все-таки, даже в глубине укрытия, я замер в ожидании чего-то необычного.
Вдруг на середине острова, сквозь крону деревьев, в небо потянулась струйка чистого голубого дыма. Остров обитаем. У меня забилось сердце. Я внимательно наблюдал за противоположным берегом, но напрасно. Никто не появился. Вскоре дым исчез, незаметно рассеялся в купах деревьев, будто его поглотила невидимая земля. От дыма не осталось и следа.
Наступил вечер. Я вышел из укрытия и вернулся на пляж.
То, что я обнаружил, ужаснуло меня. Рядом со старыми следами на песке появились новые, совсем еще свежие отпечатки ног. Итак, покуда я спал, кто-то прошел мимо моего укрытия. А вдруг меня заметили?
Наступила ночь. В зарослях камыша стало темно. Внезапно из камышей выпорхнула птица. Она громко закричала, и остров ответил ей жалобным стоном.
Я бросился бежать.
Домой я вернулся в кромешной темноте.
Как меня встретила тетя Мартина, можно себе представить.
Бродяжка! Чумазый! Перекати-поле!
Она меня обнюхала:
От тебя пахнет илом. Боже! А прическа-то хороша!
У меня в волосах застряли листья и колючки.
Иди причешись!
Пристыженный, я молча пошел причесываться. Я знал тетю Мартину. Покричит, поругается, но и только.
Тебе не стыдно?
Да, мне было стыдно. Кому стыдно, тот молчит, и я молчал.
А если я все расскажу отцу, а? Паскале, (Паскале́, дорогой читатель, это мое имя), ты не представляешь, что он с тобой сделает!..
Я все прекрасно представлял, но я знал также и тетю Мартину, и все в ней говорило: «Озорник! Тебе повезло, что тетя Мартина питает слабость к скверному мальчишке Паскале! Ладно уж, в свое время твой отец и не такое проделывал!..»
Несмотря на сердитый вид, тетя Мартина сочувственно спросила:
Ты, конечно, голоден?
Я признался, что голоден.
Ну да! ворчала она, беря в руки сковородку С семи утра ни крошки во рту!.. Бедолага! Держу пари, что у тебя кружится голова
Да, тетя Мартина, у меня голова немного кружится, приврал я.
У меня остался только суп два помидора и сосиски
Послышались чьи-то шаги. В кухню вошел Баргабо.
Никогда еще он не казался мне таким большим. Как всегда, его лицо было суровым. Тетя Мартина чуть не выронила от изумления сковородку. Он этого даже не заметил.
Я принес плотву, сказал Баргабо. Пожарьте ее. А меня, пожалуйста, угостите стаканчиком вина.
И уселся за стол.
Тетя Мартина унесла на кухню корзину с рыбой. Было слышно, как она ее чистит. Вскоре в сковороде задымилось масло. Мы пригласили Баргабо за стол. Тетя Мартина принесла кувшин с вином, ржаной хлеб и бутылку с уксусом.
Вытащив из кармана длинный нож, Баргабо отрезал большущий ломоть хлеба, положил на него две рыбешки и провел крестообразно по еде ножом. Затем он принялся за бутерброд.
Мы смотрели на него. Он помалкивал. От него пахло рекой.
Мы забыли о еде. Он заметил это, и наши глаза встретились.
Надо поесть, сынок, пробормотал он. Эту рыбу я наловил для вас. Рыба речная Ты ведь знаешь реку?.. Остров, заросли кустарника, в которых можно спрятаться?..
Я побледнел. Тетя Мартина наблюдала за мной. Но Баргабо взял с блюда самую лучшую рыбину и положил мне в тарелку. Неожиданно ловко он вытащил из нее все кости, капнул две капли масла и полил уксусом.
Теперь блюдо готово, сказал он. Можешь попробовать.
Тетя Мартина слегка надулась. Ужин закончился в тишине.
Когда убрали последнюю тарелку, по-прежнему молчаливый Баргабо принялся кончиком длинного ножа чертить на столе странные фигуры. Это были змеи, речные черепахи и неизвестные фантастические рыбы; у одних топорщились колючки, у других, с огромной головой, были разинуты устремленные в пустоту прожорливые рты.
Мы с тетей Мартиной молча, зачарованно смотрели на эти необычные изображения. Вдруг Баргабо пробормотал:
Гроза собирается.
Вскоре вдалеке загремел гром.
Баргабо поднялся и сказал:
Всего вам доброго! Мне нельзя терять время.
И исчез.
Раскаты грома раздавались всю ночь. Поистине, он гремел не щадя своих сил, оглушая деревню мрачными раскатами. Летучие молнии полыхали, словно огненные ножницы. Одна молния попала в сосну, которая с треском рухнула на землю. Дом сотрясался. Недра подвала вторили эхом. Спрятавшись под одеяло, я думал о реке. Наверное, голубой блеск молний холодно и ярко отсвечивался в ночной воде.