Причем, похоже, дело не только в том, что Россия всегда выделялась своей литературоцентричностью, но и в том, что отечественные ученые умы видели в научно-популярных изданиях немалый потенциал использования в виде архимедова рычага так почитаемой марксизмом гегелевской диалектики: «Известный советский физик Яков Дорфман (18981974), автор выдержавшей много изданий Всемирной истории физики, писал в 1932 году: На мой взгляд, литература обладает двумя возможностями для техпропаганды. С одной стороны, это историческая техническая хроника, с другой научная фантастика. Одно взгляд назад, движение к техническому сегодня от прошлого, второе взгляд вперед, движение в будущее. Любой вопрос техники становится увлекательным, интересным, если он дан не в виде статических описаний и объяснений, а в своем диалектическом развитии» (Там же).
Заметим, что в расширении ареала потенциальных читателей проблем не возникало: «В 19451968 годах подготовка инженерно-технических специалистов росла экспоненциально. В 19451950 годах вузы и техникумы закончили около 525 700 студентов, что составляло 27,3% всех, кто в это время в СССР закончил какие-либо учебные заведения, а в 19661968 годах (уже за три года, а не за пять) 1 628 000, что составляло 44% всех выпускников. Все больше молодых инженеров шли по распределению не на заводы, а в институты и конструкторские бюро, где складывалась новая социальная среда» (Там же).
Стремительный рост ИТР подталкивался отвечающей запросам времени политикой правящей партии, правда, не без определенного идеологического сопротивления теоретиков-ретроградов: «В 1961 году в новую, третью по счету Программу КПСС была включена фраза о том, что наука в СССР превращается в непосредственную производительную силу, первоначально взятая из Экономических рукописей 18571859 годов К. Маркса. Еще в 1950-х годах ортодоксы считали эту фразу сомнительной, так как она придавала слишком большое значение науке, а не пролетариату» (Там же).
С началом «оттепели» страна жаждала перемен, новых героев, которые пришли бы на смену Павке Корчагину и Алексею Мересьеву. И они появились: «ИТР и представители фундаментальной науки прежде всего физики и математики примерно с середины 1950-х до середины 1960-х изображались в журналистике и подцензурной культуре как авангард общества, как люди, прокладывающие дорогу в будущее. Романы и фильмы (Не хлебом единым, роман Д. Гранина Иду на грозу, фильм М. Ромма Девять дней одного года) представляли инженеров и ученых как романтических героев прежде эта роль принадлежала рабочим или партийцам» (Там же).
В этой обстановке нацеленности на преображение настоящего и покорение грядущего фантастика уже не смотрелась младшей сестренкой, донашивающей ситцевые платьица старшей приключенческой литературы. Правда иногда совмещение беллетристики невероятного и доминирующего в Стране Советов художественного стиля порождало причудливых кентавров: «После публикации в 1957 году повести Георгия Мартынова Каллисто и ее продолжения Каллистяне (1960) в СССР впервые стали появляться клубы любителей фантастики: При детских библиотеках десятками формировались общества поклонников дилогии, которые писали продолжения книги и рассказы из мира [вымышленной планеты] Каллисто Создавали музеи Каллисто, составляли энциклопедию Каллисто и т.д., и т.п. Этому буму никак не мешали (а возможно, даже способствовали) диковинные сочетания штампов научной фантастики и соцреализма, встречавшиеся в романе Мартынова: например, космический корабль инопланетян, приземлившийся в Курской области, земляне встречают с торжественными речами, оркестром и почетным караулом, как высокопоставленную иностранную делегацию» (Там же).
Заметим, однако, что этот комичный эпизод из «Каллисто» был скорее исключением из потока качественной научной фантастики, перерастающей порой в произведения, поднимающие общеисторические и философские проблемы. Вот что писал об этом в 1964 году известный литературный критик, один из первых переводчиков романов Станислава Лема Р. Э. Нудельман: «Очевидна, прежде всего, смена узкотехнической темы (гипотезы, проекты) и фантастического эксперимента выдвижением теоретических гипотез. Сквозь различие тем Ефремова, Громовой, Стругацких проступает идейная общность их книг. По существу, у них одна тема практическая диалектика истории. Таким образом, социальная фантастика постепенно превратилась в литературу, обращенную к проблемам наиболее общим, общеисторическим. И, решая их в разном плане: естественнонаучном, политическом, морально-психологическом, она неизбежно возводит их в ранг проблем философских» (из статьи Рафаила Нудельмана «Возвращение со звезд. Мысли о научной фантастике» // журнал «Техника молодежи», 5, 1964 г.).
Ведущим ежемесячником, задающим тон в публикациях научной фантастики, стал, и по праву, журнал «Техника молодежи». Особенно с 1949 года, когда его главным редактором был назначен Василий Дмитриевич Захарченко (1915 1999). В год своего назначения «он написал для журнала фантастический роман «Путешествие в Завтра» о Земле далекого будущего. По-видимому, Захарченко взял дело в свои руки потому, что ему было важно, чтобы журнал говорил о далеком будущем а эта тема была почти табуированной. Характерно, что первый же номер журнала, где печатался роман (1 за 1950 год), вышел в обложке с броским, эффектным изображением советской орбитальной космической станции, описанной в «Путешествии. Захарченко хотел не только привлечь внимание к своему роману, но и акцентировать возможность представлять и изображать далекое будущее в научно-техническом журнале» (из статьи Ильи Кукулина «Периодика для ИТР: советские научно-популярные журналы и моделирование интересов позднесоветской научно-технической интеллигенции» // журнал «НЛО» 3, 2017 г.).
Свою линию с изменения жанрового прицела с ближнего на дальний В. Захарченко начал проводить последовательно, с убежденностью человека, давно вынашивающего эту идею: «В феврале 1953 года он опубликовал в журнале Октябрь обзорную статью, в которой упрекнул советских фантастов в том, что их произведения либо воспроизводят сюжетные ходы западной литературы, либо недостаточно пытаются заглянуть в будущее а это, по мнению автора, было связано с недостатком знаний писателей о достижениях современной техники. Именно в начале 1950-х Захарченко, вероятно, и понял, что фантастика, говорящая о далеком будущем и о невообразимых пока достижениях техники, лучше развивает воображение, чем советские опусы ближнего прицела» (Там же).
Теоретические выкладки главреда «Техника молодежи» (ТМ) подтверждались и его редакторской политикой: «В журнале впервые на русском языке были опубликованы романы «Фонтаны рая» А. Кларка (1980) и «Звёздные короли» Э. Гамильтона (1988). Первая публикация романа И. Ефремова «Туманность Андромеды» состоялась именно в ТМ в 1957 году. Другой роман Ефремова, «Час Быка», впоследствии замалчиваемый советской пропагандой, также впервые был опубликован в ТМ (19681969). На страницах ТМ выступали многие выдающиеся отечественные учёные, специалисты, руководители производства: от маститых Ивана Павлова, Николая Зелинского, Петра Капицы, Анатолия Александрова, до никому тогда еще не известных Сергея Королёва, Виктора Глушкова, Игоря Курчатова, Ивана Артоболевского. Среди авторов были также такие научные светила, как Вернер Гейзенберг и Поль Дирак, Отто Ган и Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми и Луи де Бройль. Впервые в СССР журнал поставил вопрос о пересмотре официальной позиции в отношении к генетике (о чём писал в своих мемуарах академик Н. Дубинин), кибернетике (академик А. Берг), парапсихологии (член-корреспондент АН А. Спиркин) и т.д.» (из сатьи Г. Бородоча «Популярнейший советский журнал «Техника молодёжи», 08.09.2018).