Не прошло и часа, как у всех людей пошло кровопускание через слизистые и ротовую полость. Скрученный живот, будто обвязанный канатом, концы которого привязаны к автомобилям, постепенно набирающими скорость, стал исторгать ректально кровь с говном. Голова всех пульсировала так, будто церковный бой расположился внутри головы каждого. Прошёл час, и никто из некогда живых, таким уже не был и никогда больше не будет.
Прошёл день. С восходом солнца души этих людей уже покинули трупы и ныне им не приходится их шевелить. Этим стали заниматься санитары, приехавшие в четверти девятого утра. Конвоем по пятам за ними ехали люди, представляющие якобы ритуальные услуги. На деле же они занимались изучением мозга и были заинтересованы в восстановлении гиппокампа. Было организовано это в рамках кампании «Rescue Earth Memory» Дело в том, что с течением времени, человечество стало выливать во Всемирную паутину такое количество информации, которое хранить сервера уже не могли. Компания «Cemetebrum» коалиция учёных всех стран планеты, образовавшаяся в две тысячи семьдесят втором году, занялась изучением гиппокампа для научных исследований, целью которых было научиться конвертировать и транспортировать цифровую информацию в удобоваримую для человеческого организма.
Стариков госпитализировали. Крупный молодой скот отправили на бойни, а старых особей в тир для жирных, потных чиновников и олигархов. Куриц, собак и кошек обстреляли на месте и выбросили в помойную яму. Деревня была мертва и готова к преобразованию в базу отдыха. Этим же днём сюда заехал отряд химиков в защитных белых костюмах и свинорылых противогазных масках. Около недели поселение скрупулёзно обрабатывалось от химикатов. Материалы, инструменты, строители были готовы к началу разрушения старого для возведения нового.
Муж Ники умер без суда и следствия. Его нашли через неделю такие же рыбаки, как и он. Сообщили в местные органы для составления протокола. Рыбачить в этом же месте не захотели и уехали обратно домой. Ника ничего не ощущала. Когда ей сообщили о новости, она просто молчала, сказав: «Ну что ж, видимо так должно было быть» Спустя пару дней, когда я наведался к ней в гости, она открыла папку с фотографиями на компьютере и начала плакать. Но это было недолго и не навзрыд. Бесчувственное время, куда деваться.
Прошло полгода. Ничего не менялось, лишь руки деревьев осыпали свои зелёные перчатки, которые потом закрылись белым холодным полотном. Единственное, что меняется в это время погода. Встретив новый год, я пришёл в двухэтажное многоквартирное здание квартальной застройки. За дверью Ника.
* * *
Мы сидели друг напротив друга за круглым лакированным коричневым столом. За её спиной дул ветер из приоткрытого балкона, который сдувал абажуры напольного торшера, жёлтый свет которого переменно прыгал с одной точки стены в другую. Ночь исчерпала нас. Во мне было пару бутылок шампанского, в ней около того же. Когда знаешь человека несколько десятилетий, уже и говорить ничего порой не хочется, потому что все слова сказаны, а молчание так и норовит прокричать. В такие моменты важно понять: насколько это твой человек. Если молчание сливается в целую, законченную симфонию, где инструменты перетекают друг в друга, как луна в солнце на небосводе то человека можно трактовать для себя любыми приятными эпитетами. А вот если молчание ощущается так же, как сандалии с носками, или пение мимо нот Настолько плохо, что даже сварка не способна соединить, то с этим человеком ничего не стоит делить, абсолютно.
Мы молчали около десяти минут. В моей голове перетекала утренняя вымученная пустота. Мысли в голове легли спать, лишь мелькающие образы ныряли друг в друга, создавая самопроизвольный сюжет в абстрактной пьесе. Как вдруг, Ника начала.
Я считаю жизнь на Земле проклятием.
Нике было чуждо говорить о таких темах с подобной точки зрения. Она была оптимисткой, но подходила к этому не слепо, а взвешивая всё на весах критического мышления. Эти слова, сказанные только что первое, что меня хоть как-то удивило за долгое время, ибо жизнь стала чудовищно прозаична. Настолько же предсказуема, как восход солнца утром; как исход любых человеческих взаимоотношений, заканчивающиеся жестокостью; как рост волос после бритья, или как смерть в конце жизни.
Ого. Почему же, вдруг, ты решила так? спросил я.
Сам знаешь, я считала так не всегда. С совсем недавнего времени.
Я понимаю почему, но на каком-то же определённом моменте ты решила так для себя? Мне интересно, расскажи.
Пожалуй, я отвечу на твой вопрос через тебя же.
И как же?
Встречными вопросами.
На улице началась метель. Порох снега стал влетать через на балкон, пробегая через который, начинал ворошить занавески в квартире. Мы были увлечены разговором, что отвлекаться на закрытие окна не стали, к тому же оба предпочитали холод вместо тепла.
Вот ты, Исаак, психотерапевт?
Психолог.
Неважно.
Пха-ха-ха, важно так-то.
Слишком позднее время для духоты. И слишком ранее для того, чтобы казаться умнее, чем ты есть.
Ты права. Мне насрать. Тем более раз уж ты позволяешь себе пренебрегать родом профессии и отождествляешь разные специализации, значит ты уверена, что я приму ответ на свой вопрос, через твои напутствия. Продолжай.
С чем к тебе, как к психотерапевту, я перебил взглядом с ухмылкой её вопрос. Ника закрыла глаза, глубоко выдохнула и продолжила. С чем тебе, как к психологу, сейчас приходят люди?
Люди приходят ко мне с одной и той же проблемой с тотальным неудовлетворением из-за тотального однообразия.
А почему это всё возникло?
Почти начав отвечать на её вопрос, я почувствовал вибрацию мурлыканья от прикоснувшейся ко мне головы кошки. Я любил кошек до смерти. Мог себя определённо назвать айлурофилом. Ни секунды не думая, тотчас же поднял её к себе на колени и начал чесать эту маленькую пушистую голову с усами. В этот же миг я ощутил на себе взгляд, ожидающий ответа, позади которого разыгрывалась метель. Романтичный зимний полумрак с жёлтым звоном торшера, единственно освещающего своим рассеянным светом это маленькое пространство, был наполнен пустой надвигающейся полемикой двух родных людей. Я решил поиграться с её чувствами, не отвечая на вопрос сразу же, как вспомнил. Мои ноги отодвинули стул назад, приняли вертикальное положение, и прошли к обеспокоенной занавеске, позади которой были ворота в зиму. Идя к балкону, я рассуждал в голове, как бы ответить на её вопрос, ибо проблематика была мне ясна, но ответ должен сразу решать её суть.
Я закрыл окно, повернулся к Нике. Улыбнувшись на возмущённое лицо, я подошёл к ней, положил кошку на колени и начал говорить:
Видишь ли, прогресс идёт с очень большой скоростью. Всё, что у нас есть сейчас было уже сто лет назад. История повторяется, слышала ведь об этом? Так вот, к нашему времени история повторила себя такое количество раз, что в новой, пусть и повторяющейся циклично истории, уже ничего нового нет. Каждый раз в каждом событии человек способен найти и положительное, и отрицательное. Любая ситуация это градация, но я сделал намеренную паузу и продолжил, существует она лишь в структуризации человеческого мозга, где надёжно спрятано аморфное сознание. Оно красит не только предметы, в присущие для других людей цвета, которым следует благодаря скриптам из вульвы, где появляется на свет человечество. Оно красит и поступки, и происшествия, и ситуации в положительное, негативное и нейтральное. В какой цвет мы красим зачастую ситуации?