Градация социальных функций
При изучении такого явления, как усталость, нельзя абстрагироваться от социальной жизни. Шарль Луазо, говоря о «сословиях» и «санах» в момент становления классического общества, косвенным образом показывает, как мало всех интересовали проблемы простого народа:
Есть профессии, которые зиждутся на затратах физических сил, а не на торговом обороте или мыслительных усилиях, это самые презренные занятия. И тем более те, кто не имеет ни профессии, ни товаров, которыми можно было бы торговать, кто зарабатывает себе на жизнь, работая руками, те, кого мы называем поденщиками грузчики, подмастерья на стройке и другие, являются самыми презренными из бедняков. Потому что нет ничего хуже, чем работать без выходных250.
В рассказах о повседневной жизни подробностей таких работ практически не найти. Им суждено было оставаться «невидимыми». Эту работу выполняла «самая презренная часть третьего сословия <> те, кто не имел отношения к богатству королевства»251. Лафонтен писал о «стонущем и сгорбленном»252 дровосеке и в то же время о «поющем с утра до вечера» сапожнике, «видеть которого настоящее чудо»253, или о «завязшем в болоте возчике», первейший совет которому «на Бога надейся, а сам не плошай»254. Антуан Фюретьер высмеивал «человека низкого звания», «заросшего бородой и потемневшего от загара»255, питающегося лишь «водой и тумаками»256. То, что крестьяне тоже люди, забыто, и упоминание о них Лабрюйера случай исключительный257, а постоянная усталость рабочих и простолюдинов, как правило, не комментируется. Различные наблюдатели и путешественники не обращают на них внимания. Жозеф Дюшен, врач Генриха IV, считал, что «усилия», совершаемые землепашцами, лишь «укрепляют их мускулатуру и нервы»258; Леон Годфруа, путешествуя в 1646 году по Гаскони и Беарну, замечал у попадавшихся на его пути крестьян лишь «загорелые почти дочерна» лица, что «бросало тень на народ» Арманьяка259. Франсуа де Гренай в 1643 году пересек Аквитанию и увидел «плодороднейшую долину»260, но не заметил ни малейших признаков тяжелого труда или прилагаемых усилий.
Еще Фрэнсис Бэкон, сравнивая с медицинской точки зрения «типы жизни» от военных до религиозных деятелей, от бюрократов до землепашцев, пришел к выводу, что «сельская жизнь» наиболее бедна, но в то же время наиболее здорова: «Потому что помимо того, что они постоянно пребывают на свежем воздухе, они все время находятся в движении; им чужда праздность, тревоги и зависть, они питаются мясом, которое им не приходится покупать»261. Об их работе Бэкон не упоминал и не замечал никаких страданий и боли, возникающих при ее выполнении.
ГЛАВА 8. КАТЕГОРИИ
Помимо относительной индифферентности к усталости самых обездоленных, хотя и признается существование различий в ее интенсивности, в Новое время появляются и обсуждаются типы усталости, ее разновидности, свойства, становящиеся разнообразнее с развитием экономики и в зависимости от выполняемых задач и окружения: в городах и при дворе, в торговле и в армии.
Изнурение как наказание
Страдание не последнее дело, когда речь заходит о наказании или репрессиях. Например, существует очевидная связь между назначенным наказанием и ожидаемым изнеможением, причиной которого станет это наказание, когда осужденного отправляют на галеры. 22 января 1513 года Людовик XII выдвигает «комплекс телесных наказаний, вынесенных в герцогстве Бретань»262. Насилие суть повседневной жизни каторжников, поэтому их изнурение главное в подобных приговорах. Эдикт Карла IX 1564 года распространяет этот комплекс на все королевство, до того как в XVII веке более детально разрабатывается связь между тяжестью преступления и длительностью наказания, а также различия между галерами и прочими наказаниями. Гребля на галерах пришла на смену средневековому паломничеству263, применяемому в качестве наказания, другого, но неумолимого и жестокого. Вот как эту работу описывают свидетели: «Стоя заносишь весло назад, опираешься на него, погружая в воду, потом садишься на скамейку и с силой двигаешь весло вперед»264. Другие описывают различные вариации этого процесса, тяжелое преодоление волн, когда приходится удваивать скорость движений, и бдительность ненавистных «тюремщиков»: «Иногда каторжник гребет таким образом по десять-двенадцать часов без малейшего перерыва. Надзиратель или кто-то из моряков в таких случаях вкладывают несчастным в рот по кусочку хлеба, смоченного в вине, чтобы они не падали в обморок»265. Отношение к судьбе группы гребцов в целом было безразличным вот как об этом говорит Мартей: «Если раб падает без чувств на весло (такие случаи нередки), его секут, пока он не умрет, а потом его попросту швыряют в море»266. Изнурение каторжников неописуемо, но соответствует порядкам, царившим в XVII веке: гребцов сковывали кандалами по трое и приковывали к скамье, от которой они не могли отойти ни днем ни ночью; кормили их раз в два дня; пожираемые паразитами, они спали здесь же, не имея возможности вытянуться»267. Парадоксально на этом фоне мнение Бернардино Рамаццини о профессиональных заболеваниях, высказанное в 1700 году: он видел в труде гребцов на галерах, которым угрожал «град ударов», «преимущества», заключавшиеся в том, что часть усилий они совершали сидя: «их желудки при этом поддерживаются, тогда как у рабочих, которые выполняют работу стоя, этот орган находится в подвешенном состоянии»268. Ну что же, и опытные врачи порой заблуждаются.
Как бы то ни было, считалось, что физическое изнеможение пропорционально «пороку» осужденного. Боль, от которой перехватывало дыхание, была показательной карой: в первую очередь традиционно наказывалось тело, его «заслуженные» страдания были очевидны. На те же мысли наводит Общая больница, куда «помещались для исправления юноши и девицы, не достигшие двадцатипятилетнего возраста», среди прочих те, кто «плохо обращался с отцом или матерью», и девицы, чье поведение было «развратным». Предполагалось, что исправительные работы должны были вызывать крайнюю усталость: «Их заставят работать подолгу и выполнять самые тяжелые работы, какие только найдутся в тех местах, где они будут содержаться»269. Таким образом, речь идет о своеобразной усталости, которую, вероятно, трудно оценить, но логика которой направлена на «крайнее» подавление и наказание.
Война
Усталость в Новое время можно разбить на категории и по многим другим видам деятельности, и каждая категория, как представляется, может дать новый опыт, каждая из них как будто связана с изменившимся миром. Бой, сражение один из этих параметров, поскольку в связи с изменениями в обществе меняется практика военных действий. В XVI веке армия становится профессиональной. Служба в армии длится дольше. Профессия складывается, усложняется, требует привычки к долгим переходам, к неустроенному солдатскому быту, к климатическим условиям новых регионов: «XVI век отмечен важным поворотом в военной мысли Западной Европы Именно тогда современные понятия солдат, тренировка, дисциплина становятся важнее таких слов, как рыцарство, звание, честь»270. Армия отныне действует на постоянной основе. Набор ведется все время. Важнейший принцип таков: «Солдат прекращает служить лишь тогда, когда он больше не в состоянии этого делать или в нем нет необходимости»271. «Длительность службы» становится «неопределенной»272. Помимо собственно ратного дела это стимулирует непрекращающуюся бурную деятельность, касающуюся жизни в лагерях, перемещений, стражи, патрулирования. Цель этого «избежать рассредоточения войск, поддерживать их в тонусе постоянными тренировками»273. Вот как о подобных вещах вспоминал Жозеф Севен де Кенси: «В этом лагере мы изнемогали от усталости. Не было дня, когда бы мы не несли службу»274. Тренировки военных становятся зрелищем, проходят на больших пространствах. Повторяются движения. Изображаются бои. На тренировках присутствует двор. В Компьене в 1660‐х годах это вызвало неожиданное утомление: «Надо было ежедневно ходить в лагерь, и [придворные] в большей степени уставали, нежели получали удовольствие»275.