Но вскоре работы стало так много, что перешли на трёхсменку. По ночам не прекращался вывод плёнок, этим по очереди занимались мой Лёнчик и его дружок Володя. Теперь мы с сыном мало виделись: когда я уходила на работу, он спал после смены, а когда приходила домой собирался «в ночное». Сын очень гордился тем, что «не сидит у матушки на шее» и ни за какие коврижки не хотел ничего менять. Лёнька был консерватором.
В дверях посетителей и сотрудников встречал охранник, он же дежурный администратор. В основном это были военные-отставники дисциплинированные, вежливые, смекалистые их нам поставлял Сергей Николаевич. На таких можно было положиться: в полночь выдадут готовый заказ, и документы оформят, и деньги получат. Не раз они выручали компанию, когда происходило ЧП, действовали чётко, по инструкции. Пресекли несколько попыток взлома, справились с коммунальными авариями.
Володю Непоклонова на месте хозяйственника сменил Виталий Николаевич Жарков, отставной капитан 1 ранга, что по сухопутному званию соответствует полковнику. Мы его просто обожали! Сдержанный, по-офицерски подтянутый, всегда доброжелательный, Виталий Николаевич закрыл своим телом амбразуру хозяйственных забот. Он мог починить и даже сам сделать мебель, обслуживал всю не компьютерную технику и автомобили: фирменный микроавтобус и мою Мазду; вечно что-то подкрашивал, чистил, ремонтировал. На нём был склад с книгами, в котором он устроил свой маленький кабинет.
Место контролёра и пробиста после Александра Вишневского, променявшего техническую работу на сомнительную стезю литератора, занял бывший Юркин одноклассник Коля Арсеньев. Ещё в «Науке» он поразил нас тем, что умудрился очень дёшево накупить гору продуктов для кофе- и чаепитий. Николай до последнего не хотел покидать свой НИИ, зарплаты в котором вообще перестали выдавать, и привык к экономной жизни. Его институтский статус и квалификация намного превосходили новые обязанности, зато он обеспечил благосостояние семьи.
Годы спустя, когда его родной НИИ наконец-то ожил, Арсеньев туда сразу вернулся. На одном Новогоднем корпоративе, куда мы пригласили всех бывших сотрудников, Николай удивил всех откровенным высказыванием. Оказывается, именно в «Русской коллекции» он научился по-настоящему работать. То, чем он сейчас занимается в НИИ видимо, так было и раньше, просто он этого не замечал это 70% времени болтовня и перекуры и только 30% какая-то работа. Привык к этому с трудом.
Мы с Кудерычем составляли служебные инструкции. Да, фирма небольшая, всего двадцать человек, но мы же растём. К чему эти формальности? недоумевали некоторые. И только убедившись на своей шкуре, что именно соблюдение инструкции спасло от кражи, неплатежа, всяческого кидалова, которыми был пропитан бизнес тех лет, начинали понимать.
Ведь что происходило вокруг? Затяжное, разрушительное землетрясение в государственном масштабе. Мелких частных предпринимателей давят, нисколько не интересуясь их судьбой. Частники не нужны, даже профсоюзы нас не берут. А, может, нам и не надо в профсоюз? Только взносы плати, а оттуда шиш с маслом. Вот возьмём и свой профсоюз организуем!
Создали специальный Фонд. Понемногу откладывать с прибыли, чтобы оплачивать отпуска и больничные, чего в коммерческих фирмах не практиковалось вообще. Из этого же Фонда покупали подарки сотрудникам и их детям на дни рождения и Новый год, оказывали материальную помощь, праздники справляли, устраивали вылазки на природу. Кому-то были нужны средства на лечение, образование. Деньги для этого и зарабатываются компанией.
Ведь кадры решают всё! И пусть говорят, что хороший человек не профессия, но, на мой взгляд, плохой человек тем более, не профессия. В коллективе утвердилось понятие «наш человек» тот, с которым хотелось бы вместе работать. Такой всегда приживётся, и мы его всегда всему научим, и он выложится на все сто, сделает всё, что надо, и не скажет: «я не могу» или «это не моё дело».
«Наш человек» при прочих равных тот, кому нравится его работа. Попробуй, поищи таких! Люди, в основном, просто зарабатывают на жизнь. Они могут уйти туда, где больше платят. И у нас такое бывало. Потом просились обратно или, не имея сил отказаться от прямой выгоды, просто заходили в гости. Изменников, даже самой высокой квалификации, назад не брали, чтобы не подавать пример остальным.
Люди все разные. Одни сидят в столовой парами и тройками, другие всегда в одиночестве. Это ничего не значит. Толпой легче развалить компанию. Но существуют правила, которые должны соблюдать все. Они сложились в хартию «Наши принципы». В частности, такие:
Мы не издаём и не поддерживаем издания, направленные на межнациональную рознь, религиозные распри.
Мы не занимаемся порнографическими или откровенно-эротическими изданиями.
Мы не принимаем участия в изготовлении поддельной упаковки и этикетки для контрафактной продукции.
Мы не выпускаем наглядную агитацию для предвыборных компаний.
Пожалуй, в основе «хартии» была не этика. Просто жизнь показала, что всё вышеперечисленное непременно приводит к скандалам с заказчиками или убыткам. Других, может, и нет, а нас обязательно.
А ещё был вот такой пункт:
Левак это кража у коллег и фирмы.
Об этом мне даже думать не хотелось. Но мы живём в России вернее, не так нас воспитал Советский Союз, где «всё вокруг колхозное, всё вокруг моё». При этом левак, он же халтура способ немного поднять личное благосостояние, поскольку государство день и ночь твердит лишь об общественном.
Но у русского человека есть ещё одна черта: стремление к риску в сочетании с надеждой на авось. И тут, даже если зарплата приличная, и можно потерять хорошую работу на фоне общей безработицы эта черта, коль уж она в человеке живёт, непременно проявится.
Тогда к чему такой пункт? Для всех остальных чтобы не поддерживали и не покрывали. Если левак войдёт в систему крах всему делу, но без молчаливого одобрения коллектива это сделать трудновато.
Ещё в «Науке» был у нас прекрасный специалист Юра Соколенко верстал, плёнки выводил быстрее и лучше всех. На вид как бомж: неразговорчивый, запущенный, с нечёсаной, отросшей шевелюрой, немытыми руками. Ну, аутисты в среде технарей не редкость, думала я и давала ему самую большую премию. Юра любил работать вечерами, чтобы никто ему не мешал как оказалось, гнать левые заказы. Типа если надо срочно, оплата наличными. Такой вот предприимчивый аутист оказался.
Вооружившись «хартией», мы стали жить по своим правилам. В то время как в стране рушилась экономика, разорялись крупные производства, безработные сидели на бульварах и продавали домашний скарб; в то время как устройство на работу ещё не гарантировало зарплату, а во власти рулили бандитские группировки, наше издательство являло собой «Островок Справедливости», государство в государстве.
Здесь дорожат вечными ценностями ответственностью, участием, профессионализмом, уважением к другим, так не похожим на тебя И сохраняя связи с материком, куда, хочешь-не хочешь, приходится каждый вечер возвращаться, помнят о законах своего «Островка» и стараются жить по этим законам среди хаоса и бандитского беспредела. Стараются быть добрыми, надёжными, правдивыми
Хотя правду говорить бывает опасно. Это не значит, что надо обманывать, но иногда всё же лучше помалкивать. Все это понимают, но только не Инна Принц. Вот человек, паталогически не умеющий врать. Казалось бы черта добродетельная, но подчас выходит боком. Инну много раз пытались уговорить, чтобы не сразу выпаливала всё как есть. Ну, кому из клиентов надо знать, что она вышла замуж и теперь не Принц, а Балагаева? Одно дело приходишь в бело-голубой зал особняка и тебя встречает Принц А тут вдруг Балагаева! Но это, в конце концов, её личное дело, можно лишь посетовать А вот скажите, Бога ради, кто тянет за язык ляпнуть на весь зал, что у нас проблемы с фотовыводом или верстальщик заболел?!