Пошли к нему верного человека, говорю я. Хватит с нас одного мертвого прокурора. Если какая-нибудь домохозяйка завтра обнаружит в своем мусорном ящике разрубленного на части Мольто, мы заявим, что с ног сбились, разыскивая его.
Лидия берет указание на заметку.
Его честь Ларрен Литл первым замечает мое появление в клубе, куда всего три года назад допускались только белые. Его крупное, темное, хитроватое лицо исполнено величия. Роскошная обстановка элитного заведения нисколько не смущает чернокожего судью. Он как дома среди глубоких кожаных кресел и обслуживающего персонала в зеленых ливреях.
В свое время Реймонд и Литл организовали юридическую консультацию. Активисты антиправительственных движений, они защищали в суде уклоняющихся от призыва в армию, мелких марихуанщиков и воинствующих черных националистов, а также имели платную клиентуру. Давным-давно я вел против Ларрена одно дело начинающий обвинитель против парня из богатой негритянской семьи из предместья на Западном побережье, который имел привычку обворовывать дома друзей его состоятельных родителей.
Во время заседания солидная фигура Ларрена внушительно возвышается в судейском кресле. Он превосходно владеет своим голосом самого широкого диапазона от лирического тенора до громоподобного баса. Он способен без конца мытарить обвинителя и защитника и запугивать свидетеля. От изысканных фраз образованного джентльмена он легко переходит на крикливый жаргон негритянских кварталов или полуграмотные заклинания провинциального проповедника. Когда он говорит, присяжные заседатели забывают, что в зале есть другие юристы.
Реймонд первым подался в политику. Ларрен, руководя его избирательной кампанией, принес ему сотни и сотни «черных» голосов. Через два года Реймонду вздумалось сделаться мэром, и Ларрен стал его напарником в предвыборной гонке в качестве кандидата на пост судьи. Ларрен выиграл выборы, Реймонд проиграл, и судья Литл пострадал за свою преданность первому лицу. Болкарро назначил его в Северный филиал, где Ларрен слушал дела нарушителей правил уличного движения и пьяных хулиганов, которыми обычно занимаются мировые судьи, то есть низшее звено судебной системы. Четыре года спустя его вызволил оттуда Реймонд, который безоговорочно и горячо поддержал переизбрание мэра Болкарро. С тех пор Ларрен ведет наиболее важные уголовные дела, являясь жестким самодержцем и, несмотря на дружбу с Реймондом, заклятым врагом прокуроров. Про него говорят: в этом суде два адвоката, и тот, кого не переспоришь, носит судейскую мантию.
И тем не менее Ларрен играет важную роль в кампаниях Реймонда. Кодекс юриста запрещает ему занимать в них официальный пост, но он по-прежнему является членом ближайшего окружения Хоргана, куда помимо него входят товарищи Реймонда по юридическому колледжу и первым годам судебной практики: Майк Дьюк, управляющий солидной фирмой, Джо Рейли из партийного комитета, еще двое-трое.
На Майке Дьюке лежит обязанность обеспечивать поступление денег на кампанию и следить за тем, на что они расходуются. В нынешнем году это оказалось более трудной задачей, чем прежде, когда у Реймонда не было серьезного противника. Тогда он отказывался от каких-либо пожертвований, опасаясь, что это скомпрометирует его. Сейчас о щепетильности приходится забывать. За последние недели Майк провел ряд встреч с богатыми джентльменами-либералами вроде тех, что собрались сегодня в «Деланси», дабы убедить их, что Реймонд такой же надежный инструмент правосудия, каким был десять лет назад. Хорган произносит предвыборную речь простым, понятным избирателям языком, дожидаясь того момента, когда его и судью позовут по неотложным делам и они оставят Майка выжимать пожертвования.
Моя задача элементарна: я должен увезти Реймонда. Тот представляет меня и проносит извинения за то, что вынужден покинуть почтенное собрание, поскольку в прокуратуре ждут неотложные дела. Мое появление предлог смыться. Для присутствующих я пешка. Ни один не предложил мне сесть, и только судья Литл привстал пожать мне руку. Окутанный клубами сигарного дыма, я терпеливо жду, когда закончатся рукопожатия и прощальные подшучивания. Прихватив с блюда мятную конфету, Реймонд устремляется к двери.
Какие новости? спрашивает он, как только мы, миновав швейцара, оказались под зеленым навесом перед входом в клуб. С утра чувствуется, как разливается в воздухе тепло. Кровь бежит быстрее. Пахнет весной.
Реймонд не скрывает раздражения, когда я рассказываю о звонке Стью Дубински из «Трибюн».
Пусть только сунутся, говорит он, имея в виду Нико и Мольто. Мы бодро шагаем к муниципалитету. Ишь чего надумали независимое расследование. Бред собачий!
Реймонд, чего ты кипятишься? Это просто журналистские мысли вслух. Не придавай им значения.
Пусть только попробует, раздраженно повторяет он.
Я начинаю рассказывать о стычке между полицейскими и федералами, гоняющимися за наркоторговцами, но он не дает мне закончить.
Какие у нас самих подвижки по Кэролайн?
Догадки о намерении Мольто подогрели его желание ускорить наше собственное расследование. Он засыпает меня вопросами. Чего они тянут с анализом пыли в комнате Кэролайн? Хорошенько ли изучили оставленные пальчики? Пришел ли перечень дел, которые она вела?
Все это на подходе, отвечаю я, правда, последние три часа я был занят на совещании по обвинительным заключениям.
Реймонд застывает как вкопанный. Он в ярости.
Черт тебя побери, Расти! Его глаза мечут молнии. Я тебе что сказал? Ничем, кроме Кэролайн, не занимайся! Это сейчас самое главное. Иначе делла Гуарди перо мне в зад вставит. Да и перед Кэролайн это наш долг. А в лавочке пусть Лидия заправляет, слышишь? Она прекрасно разберется и с полицейскими, и с федералами, и с обвинительными заключениями. Не хуже тебя справится. Твое дело каждую мелочь просветить, понял? И чтобы все тип-топ, понял? Когда же ты будешь настоящим профессионалом, черт побери?!
Я оглядываюсь по сторонам благо никого из знакомых поблизости нет. Я не мальчишка, мне тридцать девять лет, у меня тринадцать лет юридического стажа.
Несколько минут мы шагаем молча. Потом Реймонд поворачивается ко мне, качает головой. Я ожидаю продолжения разноса, но вместо этого он говорит:
Ни хрена-то они не умеют.
Я понимаю, что Реймонд не в восторге от ленча.
Мы входим в муниципалитет. Седой лифтер Голди, весь день просиживающий у пустой кабины в ожидании Реймонда и других важных шишек, отставляет стул и складывает газету. Начав было говорить о пропавшей «папке П.», я прикусываю язык: Нико и Голди друзья-товарищи. Мне не раз приходилось видеть, как в нарушение правил Голди возит Нико. Тот обожает попользоваться начальственным лифтом и стоит с каменным лицом, пока старик окидывает взглядом вестибюль: не видит ли кто непорядок.
Мы входим в прокуратуру. К Реймонду сразу потянулись люди: кто-то с вопросом по работе, кто-то узнать новости с избирательного фронта. В промежутке я успеваю вставить, что побывал в кабинете Кэролайн, посмотрел бумаги. Снова подходят и заговаривают люди, и Реймонд теряет нить моего доклада.
Там не хватает одного досье, повторяю я. Непонятно, почему она вела это дело.
Какое дело? Мы уже вошли в его кабинет.
Дело о подкупе так зарегистрировано. Никто не знает, что с ним случилось. Я и у Лидии спрашивал, и свои записи просмотрел.
Реймонд смотрит на меня отсутствующим взглядом.
Где я должен быть в два часа?