Круто, поражённо прошептал я. А ты тоже родишься не впервые?
Думаю, в первый раз.
А откуда ты тогда знаешь столько слов и их значений?
Вот болван! Внезапно рассердилась сестрёнка. Из твоей башки, откуда же ещё?
А, точно. Всё никак не могу привыкнуть к нашей связи. Но согласись, это странно, что я совсем недавно был другим человеком, жил, имел семью, умер в конце концов, а ты чиста, как лист бумаги.
Не вижу ничего странного, самоуверенно произнесла «возможно близняшка», ты, насколько я поняла из обрывков твоих воспоминаний, вероятно, чего-то натворил или, напротив, не доделал. Вот и пришлось тебя срочно реинкарнировать. А я новая незапятнанная душа, может даже, приставленная вернуть тебя на путь истинный. Ладно, давай заканчивать на сегодня знакомство, я что-то спать снова захотела.
Я ещё услышу тебя?
Конечно, глупый. Не волнуйся. Мне показалось, что она усмехнулась. И совет: сильно не дёргайся и не волнуйся. Иначе ты снизишь уровень прогестерона нашей, ещё раз напоминаю, общей матери, из-за чего мы рискуем покинуть её уютное лоно раньше срока без шансов на рождение.
Хорошо, пробурчал я, немного уязвлённый неожиданной отповедью.
Ведь она не сама по себе такая умная, а благодаря именно моим воспоминаниям. Но через мгновенье радость от общения победила краткое недовольство, и я с любопытством спросил:
Можно последний вопрос? У тебя есть имя? Ты как-нибудь себя называешь? Я своё, как ты знаешь, не помню.
Если бы ты не был таким сексистом и внимательно слушал разглагольствования нашей маменьки, то знал бы, что она хочет назвать меня А́вой в честь любимой актрисы. А зачем тебе всенепременно вспоминать своё старое имя? Ты можешь придумать новое.
Поразмыслив, я ответил:
Тогда зови меня А́дам.
С этих пор А́ва всегда была права, а я молча её обожал и мечтал поскорее появиться на свет.
Теперь меня ещё больше интересовало, как выглядят наши родители, поскольку от этого зависел будущий облик А́вы. По голосу мать мне представлялась высокой худощавой блондинкой в цветастом платье и почему-то с соломенной шляпкой на голове. Отец чуть ниже её, полноватым усатым шатеном в сером костюме-тройке, у которого вечно отсутствует пиджак и галстук. Сестра не соглашалась, утверждая, что «они не могут выглядеть как парочка сельских жителей». Мы даже поспорили, и А́ва, конечно же, выиграла. После нашего рождения выяснилось, что Мэри Твинн миниатюрная шатенка с безупречным вкусом в выборе одежды, а Чарльз Твинн высокий атлетического телосложения блондин, предпочитающий твидовые пиджаки и джинсы. Их настоящий облик стал шоком для меня, когда мы впервые встретились лицом к лицу в родильном зале муниципальной больницы маленького городка чуть севернее Сиэтла под названием Даун Крик.
А́ва
«О божечки-божечки-божечки, взвизгнула я и, бросив трубку, стремглав помчалась к А́даму рассказать ошеломительные новости. Питер А́ндерсон пригласил меня на выпускной бал! С ума сойти! Меня!»
От неожиданно свалившегося счастья мысли хаотично плясали канкан, наступая друг другу «на ноги»: «Что надеть: платье или элегантный брючный костюм? Какого цвета? Что сделать с волосами: подстричься по-модному или попробовать отрастить? Хм, хотя за три месяца это вряд ли удастся. Может, тогда сделать наращивание?»
Мне так не терпелось поделиться с братом радостью, что я не сразу вспомнила, что А́дам недолюбливает школьную футбольную команду в целом, и Питера в частности. Да и вообще считает всех спортсменов выскочками и недоумками. Я замерла на середине лестницы.
«В принципе, я согласна с братом, большинство из членов команды реально недалеко ушли от дегенератов. Но Питер совсем другое дело: высокий красивый, с потрясающим телом. Он, словно голливудская звезда с фото Энни Лейбовиц. Одна его улыбка сводит с ума. А как на нём сидит форма «Падших ангелов!» В общем, мечта, а не парень. И ему вовсе не нужно быть умным, я же не замуж за него собралась.
Но А́даму бесполезно всё это объяснять. Он никогда не поймет, что значит для меня школьной невидимки приглашение на выпускной от самого популярного старшеклассника. Лучший квотербек в истории школы это круче, чем особа королевских кровей. Любая девушка душу продаст за возможность быть его партнёршей на балу. Сам А́дам ни с кем не общается и не разделяет моей тяги находиться в социуме. Ему достаточно меня.
Как же быть? Мне и с братом ссориться не хочется, но и об отказе Питеру не может быть и речи. Придумала! Нужно преподнести ему эту новость как можно более будничным тоном. Сделать вид, будто я ещё раздумываю: принять предложение или нет. Точно, так и поступлю. Сегодня только одиннадцатое марта, к маю, глядишь, и привыкнет».
Я стала медленно подниматься. Ещё раз обдумала версию и, на всякий случай, вполголоса проговорила свою часть диалога.
«На первый взгляд изъянов нет».
Я почувствовала себя готовой к сражению и уверенно постучала в дверь, но А́дам не отреагировал.
«Может, спит?»
По-хорошему, это был шанс отложить разговор до лучших времён. Но, во-первых, я не хотела, чтобы брат узнал такие новости от родителей, которые сегодня, как всегда, по вторникам и четвергам, обедали дома и стали невольными свидетелями моего разговора с Питером по телефону. Во-вторых, не ручаюсь, что позже не растеряю бойцовский запал. Поэтому я решила поговорить с А́дамом сию минуту и зашла. Однако обнаружила, что каморка пуста.
«Хм, интересно, куда он подевался?»
Идти в свою комнату, хотя она в двух шагах, было лень, и я решила дождаться брата. Я завалилась на узкую старую тахту, накрытую идеально чистым, хоть и видавшим виды покрывалом. «Проклятье, и как А́даму удаётся поддерживать здесь безупречный порядок? Это ведь чулан с грудой ненужных вещей!»
Мысли вернулись к родителям и утренним событиям.
Сегодня я не пошла в школу из-за жуткой головной боли. Повалявшись немного в постели, я решила прогуляться. Погода оставляла, мягко говоря, желать лучшего, поэтому я предпочла моцион мотоциклу. Всё-таки на дворе начало марта, и снег кое-где всё ещё лежал серыми пятнами. Ездить, разбрызгивая грязь, так себе удовольствие. Натянув любимую толстовку поверх водолазки, я направилась на берег реки. Дойдя до дуба, около которого мы в детстве любили играть, я невольно улыбнулась.
«Здравствуй, старый великан, сказала я, нежно касаясь мшистой коры. Давненько не виделись. Ты скучал по мне?» В ответ дерево покачало голыми ветвями. «И я по тебе скучала. Прости, что не приходила навестить тебя». Я опустилась на корточки и прислонилась спиной к стволу. Стало уютно, словно я сижу в пледе в кресле на террасе, а не на продуваемом ветрами берегу. Все тревоги и печали унеслись куда-то, даже головная боль прошла.
Вдруг мне показалось, что у кромки воды мелькнуло нечто огненно-красное. Я вскочила, чтобы посмотреть на предмет, привлёкший моё внимание. Пусто. Лишь река, равнодушно несущая обломки льда.
Только сейчас я поняла, как замёрзла, и отправилась в кафе. Взяв большую кружку шоколада и кусок вишнёвого пирога, я села за самый дальний столик у окна. Посетителей в этот час было немного: я и странного вида мужчина, читающий «Сиэтл Таймс». Вскоре тишину нарушил громкий визгливый голос местной сплетницы нашей соседки миссис Го́ссипс. Я не хотела с ней здороваться и накинула капюшон, чтобы она меня не узнала. Немного погодя я поняла, что миссис Го́ссипс пришла не одна, потому что услышала, как она обсуждает мою мать с кем-то. К сожалению, её собеседница (вряд ли она перемывала косточки в обществе мужчины) говорила очень тихо, поэтому их диалог звучал для меня, как разговор по рации.
Это возмутительно, как Мэри Твинн с вами обошлась! Гремела на весь зал старая сплетница. Её ревность переходит всякие мыслимые границы!