Какого чёр
Он не успел договорить: ему на голову обрушилась бита со всей силы, на которую я был способен. От неожиданного удара Питер свалился, как мешок с картошкой. Кровь тонкой струйкой стекала по его лицу, и её вид породил во мне чудовище. Ноздри затрепетали, и я, как зверь, учуял мускусный запах насилия. Он воодушевил и ожесточил меня. В ярости я снова атаковал лежащего у моих ног соперника: метил по коленям, чтобы он больше не смог бегать; по рукам, чтобы он больше не смог держать мяч. Удар за ударом я уничтожал его надежды на будущее в команде университета, а в дальнейшем и штата. Одежда на изувеченном теле пропиталась кровью. В пылу свирепого неистовства я даже не заметил, что А́ндерсон давно лишился сознания и, возможно, мёртв. В помутневшем разуме пульсировало исключительно: «Я должен его уничтожить!»
И вот, когда я занёс окровавленную биту для завершающего удара по лицу, которое так привлекало А́ву, мою голову пронзила невыносимая боль. Вены на лбу и шее вздулись и точно наполнились жидким огнём. Волосы встали дыбом, словно в меня ударила шаровая молния. Меня трясло, корёжило и выворачивало наизнанку. Клянусь, я чувствовал, как мои внутренности соприкасались с воздухом.
Я выронил орудие мести и упал на колени рядом с похожим на кусок разделанной туши квотербека. Я почувствовал под ладонями влажную от его крови землю и какой-то комок из ткани. До воспалённого мозга дошло понимание, что это маска, упавшая с моего лица, но мне было наплевать. Перед глазами замелькали картинки: сначала слишком быстро, будто кто-то перематывал фильм, затем всё остановилось, и я увидел последний кадр своего сна.
«Я умирающий старик в окружении родственников. Кто-то входит в палату, несмотря на протесты врача». Обычно в этом месте я просыпаюсь, но сегодня высшие силы даровали мне шанс узреть продолжение. «Родные, столпившиеся возле моей больничной койки расступаются, и я вижу пожилого полицейского детектива. Его лицо мне смутно знакомо, но никак не вспомнить, при каких обстоятельствах могла произойти наша встреча.
Детектив Джордж Смит, отдел убийств Питтсбурга. Представляется вошедший. Позади него неловко мнётся молодой человек, по всей видимости, напарник не разделяющий действий Смита, но и не препятствующий.
Том Наткнувшись на ледяной взгляд моего младшего сына, Смит поправляется:
Мистер Томас Сла́ер, сэр, у нас
Что всё это значит, детектив? Перебивает его голос старшего сына Роя. Мой отец умирает, мы пришли проститься с ним, и, вероятно, это наша последняя с ним семейная встреча, а вы берёте и врываетесь к нему в палату! Кто вам позволил?
Приношу извинения за вторжение в столь скорбный час для вашей семьи, но у нас, он оборачивается на коллегу, который качает печально головой, и поправляется, у меня есть несколько вопросов касаемо
И в этот момент события происходят молниеносно. Старик выхватывает из рук ангела смерти ножницы, беззвучно говорит: «Я согласен» и перерезает нить, связывающую его тело с душой. Со стороны это выглядит иначе: я резко приподнимаюсь над кроватью, хватаюсь за сердце, и непрерывный пронзительно-тонкий писк аппарата подтверждает мою смерть».
Вдруг Питер застонал и приоткрыл глаза. Видение стремительно померкло, а потом оборвалось так же внезапно, как и началось. «Нет! Нет!! Нет!!!» заорал я вне себя от ярости, забыв об осторожности. Снова от меня ускользнула история прежней жизни.
«Это ты виноват! Я принялся в исступлении пинать замолкшего А́ндерсона. Почему?! Почему ты не сдох?!» ревел я, как безумный, чем привлёк ненужное внимание.
Со стороны школы послышались голоса, зовущие Питера. «Надо немедленно уносить ноги! Жаль, конечно, что я и не добил ублюдка и лишился возможности узнать своё прошлое. Надеюсь, он никогда не оправится от сегодняшней взбучки», размышлял я, ища пути к отступлению.
Как бы то ни было, мысль о том, что А́ндерсон проведёт остаток жизни в инвалидном кресле, устраивала меня в качестве сатисфакции. Я подобрал биту с маской и, максимально пригибаясь к земле, добежал кое-как до мусорного бака. Едва я спрятался за ним, как раздался оглушительный вопль: какая-то девка нашла квотербека. На её крик сбежался народ. Я быстро пересёк школьный двор и побежал, пока все отвлеклись на состояние моей жертвы, и не начался поиск виновника.
Я мчался на всех парах к реке и спасительному дубу, и в моей голове билась лишь одна мысль: «Теперь я знаю своё имя из прошлой жизни. Том Сла́ер».
***
Утром, двадцать пятого мая, я проснулся бодрым и весёлым, меня грели воспоминания о вчерашнем вечере, несмотря на возникшие затруднения и некоторую незавершённость мести.
До дома я добрался без приключений. Удача сопутствовала мне, и я никого не встретил, как и по дороге в школу. Даже машины службы 911, обязанные лететь на всех парах к месту избиения гордости футбольной команды, не застали меня ни на шоссе, ни возле дома. Окровавленные балахон и биту я спрятал в тайнике, который ещё в детстве мы с А́вой устроили в корнях дуба-исполина. Никто, кроме нас двоих, не смог бы найти этот хитрый схрон. Мне захотелось очиститься от крови поверженного врага немедленно, вопреки здравому смыслу. Ведь меня могли застукать не так недалеко от школы и заподозрить в преступлении. Однако я решил, что принимать душ дома среди ночи ещё более опасное занятие, с точки зрения расспросов, чем купание в реке. С огромным удовольствием я окунулся с головой в прохладную воду, которая постепенно смывала следы преступления с моего тела. Чем дольше я плавал, тем больше успокаивался. К моменту выхода на берег я снова мог трезво мыслить. В дом я попал также, как и вышел, через заднюю дверь на кухне.
Бесшумно поднявшись наверх, я помялся возле комнаты сестры, размышляя, надо ли тревожить А́ву. Беспокойство победило, и я решил всего лишь одним глазком заглянуть и убедиться, что с сестрой всё в порядке. Вопреки моим ожиданиям она не спала. В отражении зеркала, висящего напротив двери, я увидел её сидящей возле окна. Взгляд А́вы был устремлён в одну точку. Её неподвижная фигура мне напомнила статую горгульи, держащей свой вечный пост на стенах Нотр-Дама. «Интересно, видела ли она меня крадущего через задний двор нашего дома или настолько погрузилась в себя, что даже не заметила, что на улице глубокая ночь?»
Я опустился перед ней на колени, сестра даже не шелохнулась. Тогда я прошептал: «Всё хорошо, родная. Ложись спать и забудь об этом кошмаре. Больше тебя никто не обидит. Я всегда рядом». А́ва посмотрела на меня огромными полными боли глазами и, словно сомнамбула, пошла к кровати. Откинув одеяло, она также молча и безучастно легла и закрыла глаза. Через несколько минут я услышал ровное дыхание и понял, что А́ва заснула. Я подошёл к спящей сестре, провёл рукой над её головой, тихо произнёс: «Завтра всё будет иначе: от боли не останется и следа», и ушёл.
Утром мне показалось, что сестре стало легче. И хотя А́ва не мурлыкала, как обычно, одну из популярных песенок, накрывая стол к завтраку, выглядела она намного лучше, чем накануне. Только круги под глазами и печальный взгляд выдавали вчерашнее потрясение.
Как ты себя чувствуешь, милая? заботливо спросила маман сестру, намазывая джем на тост.
Неплохо.
А́ва явно не желала поддерживать разговор об инциденте с Питером, но мать не заметила этого или сделала вид, что не заметила. Она болтала о чудесной погоде, о том, какие нынче пошли безответственные пациенты, словно вчера не успокаивала рыдавшую от унижения дочь. Наконец маман добралась до соседей.
Как хорошо, что у нас такая замечательная доченька, не правда ли, дорогой? Мне бы не хотелось ссориться с миссис А́ндерсон из-за вчерашнего казуса и терять партнёршу по игре в покер. Жаль, А́вочка, что у вас ничего не срослось. Мы с Оливией так надеялись стать родственницами уж больно ей не по нраву эта выскочка Тесса. Вальддштейны, без сомнений, достойные люди, но Маман понизила голос, будто её кто-то мог услышать, но они же евреи.