Поймите, тут дело не в каком-то особом юморе, здесь нормальная, естественная для любого человека логическая последовательность. Вот я иду, читаю вопрос «Где ты?». И мне интересно узнать, а что это, собственно, как это понять? Это объявление, это плакат, это реклама, вот я и спрашиваю.
Полицейский меня не понял. И это меня совсем не удивляло, так как я сам себя не понимал. Этот город, эта странная улица, полицейские, моя беседа с ними, вопросы и ответы всё было таким настоящим, таким осязаемым, что в итоге появлялись сомнения в реальности моего родного мира. Стало казаться, что я живу здесь, в Гвинсиле, вникаю в его проблемы, задумываюсь о поисках великовозрастной девахи, стараюсь оправдать себя в глазах этих придурковатых полисменов; а мой мир, в котором остались привычные вещи, улицы, имена, ушёл в сон, в туман, куда-то на задний план, Гвинсил заслонил его собой.
*
Они меня арестовали. Дело в том, что я действительно написал выражение, которое и в нашем мире, и здесь, в Гвинсиле, принято считать нецензурным. Как у меня это получилось, сказать не могу. Когда я рискнул, доказывая свою правоту, прочесть свою надпись вслух, то вместо безобидного вопроса увидел такое сочетание слов, какое обычно я не произношу. Я вообще редко использую подобные выражения в своей речи, а если стал бы это писать, оформил бы всё несколько грамотнее. «Еби ё мать», такая надпись красовалась на том самом месте, где я недавно царапал свой вопрос «Что это?».
Вы и теперь будете с нами спорить? ухмылялся всей своей гнусной рожей полисмен.
Опять моя программа даёт сбой, опять я сталкиваюсь с очередной загадкой города Гвинсила, мне снова становится интересно.
И что же меня за это ждёт, штраф?
Оказалось, полицейские не штрафуют они только арестовывают. Решение о наказании преступников выносится либо в участке, либо в управлении, либо в суде. И меня повели в участок. Сказать «повели», будет не совсем справедливо, ибо меня не вели, а провожали.
Должен отметить вежливость и корректность гвинсильских полицейских. Они следовали за мной на почтительном расстоянии, время от времени подсказывали правильный путь.
Здесь налево, сказал старший.
Я свернул.
Граница районов, добавил он.
Ну и что? спросил я.
Ничего, только мы сейчас в Исме, наш участок тоже в Исме, но пройти к нему ближе через два квартала Сомбура.
На моих глазах полицейские сменили внешность. У старшего быстро выросли усы, а второй стал как-то полнее, шире в плечах и выше ростом. У обоих сменились нашивки на рукавах.
Что это с вами?
Входим в соседний район, меняем форму, пояснил старший.
Тут сержантам положены усы, с некоторой завистью прибавил его подчинённый.
Мы входили в так называемый Сомбур. Райончик явно беднее предыдущего. Странно, что в Гвинсиле существует такое. В городе мечты и вдруг такая приземлённость.
Изнанка жизни, сказал я в задумчивости.
Не разговаривать! строго прикрикнул усатый сержант.
Я всё никак не мог привыкнуть к его новому виду.
Изменились и характеры полицейских, и даже их манера обращения со мной, теперь они держали меня за руки и слегка подталкивали вперёд при каждом шаге.
Мы прошли два квартала, миновали границу районов и снова оказались в Исме. Всё вернулось на свои места: усы у сержанта исчезли, второй полисмен изменился в комплекции, вернувшись к прежнему виду; руки мои отпустили. Мне указали на тёмно-красную дверь двухэтажного кирпичного здания. Я вошёл.
Куда? сонный полицейский сидел у тумбочки с телефоном и жевал жвачку.
Проходи, не обращай на него внимания, успокоил меня сержант, входя следом.
Я спрашиваю, куда? обиделся сонный.
Молчи уж, отмахнулся сержант, и я спокойно прошёл вперёд по длинному коридору.
Сейчас идём к капитану, говорил сержант, когда мы поднимались на второй этаж, он будет тебя допрашивать, говори ему всю правду, не нужно врать и хитрить, но только не стоит говорить о том, что мы шли через Сомбур. Если спросит мы шли в обход. Хорошо? В обход. Скажешь?
Было странно, что сержант вдруг перешёл на ты и просьбу свою излагал вполголоса с просительной интонацией.
*
Вскоре я предстал перед капитаном. Огромный кабинет поражал своим великолепием, словно я находился не в казённом учреждении на допросе у полицейского чиновника, а в люксовой каюте на борту круизного лайнера. Всё вокруг оформлено в стиле, которому трудно подобрать название: тут вам и классика древних греков, здесь и роскошь эпохи Франциска I, а кое-где просматривались элементы средневековой культуры Японии. Много картин. Особенно заметной была картина в духе импрессионистов: девушка в ярком зелёном платье; босоногая, она стояла в луже и держала в руке яблоко; её мокрые волосы говорили о том, что она попала под дождь, а весёлый взгляд сообщал, что ей хорошо и радостно в том мире, где её нарисовали.
Любите живопись? приблизился капитан, человек примерно пятидесяти лет, убелённый сединами обладатель пышных усов. Он курил трубку.
Не очень, ответил я. Картины статичны. В них нет действия. Мне больше нравится кино, там всё движется, меняется.
Наверное, большой любитель порнофильмов.
Почему вы так решили?
Движется, меняется, передразнил он и перешёл в деловую тональность:
Я капитан второго участка Исмы. Моё имя Сайорс Сайорс, повторил он, чёрт, забыл дальше.
Капитан обратился к двери и прокричал:
Гил, напомни!
О! послышался возглас сержанта из коридора.
Вот, обрадовался капитан, моё полное имя Сайорс О. Правда, вам его знать не обязательно. Вы преступник. Кстати, Гил, что он там натворил?
Испортил объявление, раздалось из-за двери.
Плохо, с красноречивым сожалением вздохнул капитан и снова обратился ко мне:
Итак, вы согласны с утверждением, что вы настоящий преступник?
Не совсем.
Это как?
В деле много спорных вопросов. А некоторые вещи мне совершенно непонятны. Всё-таки не нужно забывать, что я иностранец, нахожусь в вашем городе по частному делу.
Капитан меня не слушал. Он подошёл ближе к двери и поинтересовался:
Вы нашли дочь Бомжевича, Гил?
Нет, последовал ответ сержанта.
Где она может шляться?
Не знаю.
Слушай, Гил, а что это вдруг случилось, что ты стоишь там за дверью и не входишь в кабинет?
Инструкция. Не могу нарушать.
Что ж мне теперь вот так с тобой через дверь и разговаривать?
Вероятно, да.
Чёрт знает что! возмутился капитан. Дикость какая. Понапридумывают там, а я должен орать через дверь. Но, будем надеяться, что скоро всё поменяется и вернётся в норму. Приступим к допросу. Значит, вы преступник, вас доставили ко мне. Да, интересно, а каким путём вы шли, как вас привели?
В обход, ответил я, вспомнив о просьбе сержанта.
Гил, ты слышал? крикнул капитан. Он говорит, что вы шли в обход.
Нагло врёт. Мы прошли через Сомбур. Мы ведь не идиоты тащиться через пять кварталов.
Капитан с наслаждением затянулся из трубки, выпустил дым правильным колечком и спросил:
Зачем вы соврали?
Вероломство сержанта меня нисколько не смутило. Я уже привык ко всяким неожиданностям. Сейчас я беспокоился лишь о том, как бы поболезненнее отомстить.
Вы знаете, капитан, ваш сержант замыслил злостную измену. Мне кажется, он от вас что-то скрывает. Он просил, чтобы я не рассказывал вам всей правды, которую знаю
Стоп, перебил он, с этого момента начинаются ваши показания, я должен записать.
Он прошествовал через весь кабинет, аккуратно водрузил свой толстый округлый бабский зад на кресло, похожее на трон, и вытащил журнал в полосатом переплёте. Полистав его, спросил:
Ваше имя?
Я помнил, что мы с Борей придумывали какой-то псевдоним, но я совершенно забыл, как он пишется и произносится. Более того, я и своё настоящее имя не мог вспомнить, поэтому сказал первое, что пришло на ум Уинстон.