Тем временем у Евы мелькнула мысль скинуть бомжу еды. Но Ева тут же устыдилась этого порыва. Он же человек, почему к нему как к животному. И вообще, он взрослый самостоятельный мужик. Она же работает. Пусть и он найдёт работу!
За этой мыслью потянулись не успевшие погаснуть воспоминания о собственных походах к мусоркам. И как соблазнительно звякали рюмки и булькали горлышками пузатые бутылки на тайных стеллажах библиотеки. Пшик колы в голове.
А потом Ева и вовсе увидела за панцирем из огрубевшей кожи и замызганной одежды маленького несчастно мальчика, чьего-то сына.
«Мужчин жалеть нельзя», напомнила себе Ева, но не удержалась и вынесла Евсею бутерброды.
Тот расплылся в счастливой улыбке. Поговорили за жизнь.
Он соловьиной трелью пел душераздирающую историю. А Ева чуяла в ней жалостливую оправдательную выдумку. Выдумку человека, с которым не могла не приключиться одна из сотни подобных историй. Историй про:
умершего сына,
суку-жену,
неспособность пережить смерть матери,
аварию,
чёрных риелторов
Можно, я завтра тоже приду? жалостливо спросил бездомный великан.
Нет, твёрдо ответила Ева.
Она оправдывала себя тем, что её согласие утянет беднягу ещё ниже на дно.
Она боялась, что согласие утянет обратно на дно её.
Он грустно покачал головой, поблагодарил и поплёлся, разрезая мощными плечами стену дождя.
Бангладешский бомж бросил вынырнувшей из мусора крысе корку плесневелого хлеба. Та осторожно подскочила к подачке. Принюхалась. Попробовала на зубок. Не в силах ждать, крыса убежала с добычей. Бомж ещё не решил, чем встретить гостью в другой раз: хлебом или камнем.
Томатный сок, приобретённый на взятые у Жеки в долг деньги, расплескался по полу. Кроваво-красные пятна резанули глаза. Ева вздрогнула. В пятнах она увидела караван людей, уходящих вдаль. Вон там, впереди, крохотная томатная капля маленький кровавый человек.
И самая последняя, отстающая красная клякса о том, как женщина в платке с котомкой за спиной.
«Надеюсь, это не я», подумала Ева.
Маленькая канарейка суетилась в раскрытой пасти крокодила.
Женщина с глиняной чашкой снова смотрела в окно. На этот раз её внимание приковали облака. На этот раз перед ней на подоконнике лежала стопка листов с отпечатанными на печатной машинке литерами. Она переложила рукопись с подоконника на стол.
Кукушка подкинула яйцо в крохотное гнездо маленьких суетливых птичек.
ГЛАВА 7 | СКВОЗНЯК
Алое солнце в зените, звенит будильник respawn.
На душе не то Питер, не то Припять, не то Газтаун.
Anacondaz
«Жизнь всё время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно» Ф. Кафка.
Молодой доктор посмотрел на текст. Он каждый раз перенабирал его вручную. Глазами ловил и фиксировал тонкую связь, зарождающуюся между бумажной книгой и появляющимися на экране копиями книжных слов. В этот момент слова становились настоящими. И вписывались в реальность.
Вот он, молодой доктор. Может тратить слова на то, чтобы строчить на форумах советы по медицинским вопросам. Может тратить слова, чтобы давать советы нуждающимся в помощи. Слова серебро. Молчание золото. И он гасит свой голос, уступая его место в мире уже когда-то сказанным словам. Старым словам.
Собирать цитаты какая глупость, усмехнулся напарник на минувшей смене фельдшер на скорой. Глупее хобби не мог придумать? Бессмысленное прожигание жизни.
Жизнь-то моя, улыбнулся в ответ коллекционер цитат.
Потрачено, добродушно отмахнулся фельдшер.
Осталось только выставить таймер. Решить, когда набранные слова вольются в большой мир.
И пока молодой доктор неспешно выбирал время на таймере, Ева вязла в липучем болоте секунд. Они растянулись, размякли, как хлебные крошки под дождём. И Ева слышала глухие удары собственного сердца, а между ними гулкие паузы. Она слышала паузы, хотя сердце учащённо билось. Время растянулось, замедлило ход. Глаза что-то искали, мозг перебирал детали хаотично. Ева сама не знала, что ищет.
Душно. Душно. Душно. Пульс стучал в голову. Ева расстегнула куртку, оттянула воротник. Взгляд выхватил маленькую девочку на мосту. Взгляд сфокусировался. Ноги сами понесли к девочке.
Шаг
Это началось утром.
По детскому залу носился вой. И дети с криками разбегались.
Там приведение, то и дело слышались всхлипы, крики, жалобы детских голосов.
И все библиотекари по очереди повторяли набившее оскомину:
Это просто сквозняк.
Сквозняк пришёл без приглашения. Просочился под дверью, влетел в щель приоткрытого окна. Зашелестел старицами. Завыл на поворотах. Подхватил детский смех и разлил его по библиотеке жутковатым эхо.
Окно закрыли. Под дверь положили полотенце. Задёрнули шторы. Но сквозняк не уходил.
И дети упорно называли его привидением. А взрослые сквозняком.
Сквозняк пробрался и к Еве в голову обрывал мысли на полуслове, не давая вспомнить начало фразы. Сбивал взгляд. Лязгал чем-то над ухом. И когда старик зашуршал газетами, Ева воскликнула так, как если бы шелестели у неё в голове.
Синица, конечно, проходил мимо и поймал этот восклик, неодобрительно посмотрел на Еву, которая неодобрительно посмотрела на шуршащего старика.
Соберись, прошипел мини-босс и поправил очки.
И за его спиной заклокотали спрятанные бутыли. Ева знала, за какими книгами они стоят. И на мгновение испугалась, что Синица сейчас услышит их клокот. Но Синица не слышал.
А детский смех, который разнёсся по библиотеке, пронзил голову Евы как стрела.
Странная девушка без лица говорила что-то усталому приятному парню. Стоило Еве посмотреть на неё вот они черты, стоит отвести взгляд, и девушка в памяти превращается в дымчатый силуэт с пятном вместо лица.
Она говорит:
Эй! Не слушай никого! То, что ты делаешь, важно. Лицом к лицу лица не увидать. Те, кто рядом с тобой, просто не могут увидеть картину в целом. Ты собираешь жемчужины на дне реки. Ты своими цитатами говоришь с океаном смыслов, тревожишь их.
Софи, ты всегда так увлечённо говоришь, что хочется верить, отвечает парень.
Верь. Верь мне. Твои цитаты жемчужины. А ты охотник за сокровищами.
Взгляд в сторону. И кажется, что парень сидит один. Может быть, это он беседует с призраком? А вся библиотека слышит гул и свист сквозняка.
Железная соломинка больше не помогала, горячая лежала в кармане. Пара выпитых почти залпом банок колы тоже. В полдень Ева поняла, что стены играют с ней то сужаются, то расширяются. Ещё минута в библиотеке, и она просто сойдёт с ума.
И Ева вышла на обеденный перерыв раньше времени. Решила променять обед на прогулку по парку. Но внутреннее волнение нарастало. Мозг судорожно примерял причины, как наряд на вечеринку. Ева понимала: череда причин подтасованные карты. Нечто поднималось из глубины. А причины подбирались для оправдания этой странной волны.
Но сквозняк, похоже, решил выйти на прогулку вместе с Евой. Прямо внутри её головы. Взгляд выхватывал детали стальной половник на рекламном плакате вместо улыбающейся женщины, которая его держала.
Красная буква «Я» в начале слогана: Ярче! Живи ярче! Живи интереснее!
А при попытке прочитать фразу на боковине трамвая в голове помутнело и живот скрутило от подкатывающей темноты.
«Хорошо им там в библиотеке оставаться без сквозняка», зло подумала Ева.
Яркие образы и концентрация на деталях. В спину с ухмылкой смотрел кирпичный флигель библиотечного крыльца. В спину с оскалом смотрел кирпичный флигель библиотечного крыльца.
Ноги идут по дороге или по воде? Вода-вода-вода, не проточная в раковине течёт, заложила стылая вода и дорожки вен на руке. Как застыла вода, застынет и кровь в жилах, остановится. Перед Евой узкие дорожки родников. Она смотрит и видит вены. Смотрит на свою руку такой же рисунок.