И Антоний что произошло с Антонием? Он надеялся в какой-то мере заменить Цезаря, взять на себя управление государством, стабилизировать ситуацию, а потом согнать убийц с их насеста и осуществить месть. Но что произошло на самом деле?
«А какая тебе разница?» спросила я себя.
С Римом покончено. Он умер со смертью Цезаря. Будь Цезарион упомянут в завещании, связь с Римом сохранилась бы. Но этого не случилось, и она разорвана. Нет больше сената, нет больше Цицерона, нет больше форума, нет больше Антония, нет больше Октавиана. Все в прошлом.
От такой мысли мне немного полегчало. Я не хотела, чтобы моя нога когда-либо снова ступила на землю этого города. Города, который Цезарь так любил; города, который предал его и убил.
Но телесно я оставалась слабой и изможденной, физические силы не возвращались. Отвращение к еде, летаргия и крайняя усталость не выпускали меня из своей крепкой хватки.
Капитан и слуги поставили на палубе удобное складное ложе в надежде на то, что свежий морской воздух даст мне силы. Теперь, как настоящий инвалид, я проводила время на воздухе, обложенная подушками и укрытая от солнца гигантским балдахином, апатично наблюдая за танцем волн и поеживаясь, когда до ложа долетали случайные брызги.
Сейчас мы проходим между Критом и Киреной, сказал мне капитан. Половина пути осталась позади.
Кирена. Там разводят розы и быстрых коней. Цезарь любил и то и другое.
В ту ночь, когда я приготовилась улечься на опостылевшую койку, Хармиона открыла крохотное окошко, чтобы впустить немного воздуха, и закутала меня в одеяла.
Я устала от этой болезни, в чем бы она ни заключалась, сказала я, глубоко вздохнув.
Она по-прежнему приносила мне еду, возбуждающую аппетит, и я ощущала себя все более виноватой из-за того, что день за днем отказывалась подкреплять силы. Худоба моя производила тягостное впечатление: в зеркало смотрело незнакомое скуластое лицо с почти прозрачной кожей нездорового розового оттенка.
В чем бы она ни заключалась? повторила Хармиона. Я думаю, мы обе хорошо знаем, в чем тут дело, госпожа.
Я молча воззрилась на нее. Что она имела в виду? Может быть, болезнь видят другие, а я о ней не подозреваю? Проказа? Или хуже того, помутнение рассудка, очевидное для всех, кроме жертвы?
Ты хочешь сказать, что я действительно больна?
Вопрос прозвучал спокойно, но это стоило мне усилий. Лишь сейчас, заподозрив у себя неизлечимую болезнь, я вдруг осознала: несмотря ни на что, я очень хочу жить.
Да, больна, и весьма распространенной болезнью. Ну ладно, будет тебе. Совсем не смешно, и я не знаю, почему ты все скрывала так долго. Заставляла меня беспокоиться, готовить для тебя особые блюда, между прочим, это довольно хлопотно.
Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
Пожалуйста, перестань! Зачем ты притворяешься, будто не понимаешь?
Что?
Прекрати эту игру! Ты прекрасно знаешь, что ждешь ребенка!
Я изумленно воззрилась на нее. Ничего подобного я услышать не ожидала.
Почему с чего ты взяла?
Потому что это очевидно! У тебя все симптомы беременности. Имей в виду, я твое лицо вижу, а ты нет. Оно у тебя точно такое же, как в первый раз.
У меня вырвался горький смешок. Какая жестокая ирония. Боги посмеялись надо мной. Они посмеялись надо мной и над Цезарем, над нами обоими. Неужели это правда? Да, в один миг я поняла, что Хармиона права, уронила голову и разрыдалась.
Хармиона опустилась на колени рядом со мной и погладила меня по голове:
Прости. Я не хотела тебя расстраивать, но мне и в голову не приходило, что ты не чувствуешь собственного состояния. Ох, я могла бы сообразить: ты пережила такое потрясение, что потеряла представление и о реальности, и о времени. Прости меня!
Я разрыдалась. Как могла из ужасной смерти зародиться новая жизнь? Это казалось неприличным, неестественным.
Если бы если бы это случилось раньше, пока мы были в Риме, дела пошли бы по-другому. Весь Рим видел бы и знал обо всем. Но теперь он тут ни при чем.
Корабль продолжал разрезать волны, оставляя белый пенистый след. Паруса наполнились ветром, напрягая мачту, словно им не терпелось прибыть к месту назначения. Создавалось впечатление, что чем дальше от прибрежных вод Италии, тем больше прыти у корабля, как будто суровая десница Рима властвовала и над ближними морями, посягая на все, что проплывает мимо.
Теперь я почувствовала, что настроение мое начинает подниматься, подобно пузырькам, всплывающим к свету из темных морских глубин. Я возвращалась к простой, обыденной, повседневной жизни. Пусть меня окружают бесхитростные честные люди, пусть на стол подают безыскусные блюда, пусть с неба глядят знакомые созвездия звезды, что были моими старыми друзьями и остались на своих привычных местах, там, где их легко найти.
Хармиона не переставала сокрушаться и каяться, балуя меня еще больше прежнего, хотя я и заверяла ее, что ничуть не обижена глупо обижаться на правду. Столь же глупо с моей стороны столько времени проваляться на койке, подобно выброшенной на берег медузе.
Я старалась вести себя активнее, что давалось мне с большим трудом. Беременность протекала не так, как первая, когда я бодрая, полная энергии следила за ходом боевых действий в Александрийской войне, заботилась о том, чтобы предоставить кров и уход участникам сражений, а ночи напролет предавалась любовным утехам с Цезарем. В те беспокойные дни, полные событий, я почти не замечала своего положения.
Война Благодаря той войне Александрия осталась моей, и сейчас мне было куда вернуться. Но она досталась дорогой ценой, и я не должна допустить, чтобы такая цена была уплачена зря.
Однажды, стоя рядом со мной на палубе в безлунную ночь, капитан сообщил, что на следующий день мы будем дома. Вокруг нас шумели волны, но их скрывала тьма, сияли лишь звезды. Не видела я и маяка.
Мы еще слишком далеко в открытом море, сказал капитан. На самом деле огонь маяка виден и отсюда, но с такого расстояния он кажется одной из звезд. Ближе к рассвету ты узнаешь его.
Это было хорошее путешествие, сказала я. Я должна поблагодарить тебя за то, что ты благополучно доставил нас через море.
Благодарить еще рано: плавание в открытом море, конечно, сопряжено с трудностями, но в прибрежных водах Александрии с их рифами, мелями и островками опасностей не меньше. Особенно непросто провести корабль узким каналом между Фаросом и молом, когда преобладают сильные северные ветра. Там мало пространства для маневра.
Воистину море непредсказуемо: смерть подстерегает мореплавателя как вдали от берегов, так и в прибрежной гавани, где до суши рукой подать.
Я не сомневаюсь в твоем искусстве, заверила я капитана.
Задолго до рассвета я вышла на палубу, чтобы не пропустить тот момент, когда на сером туманном горизонте появятся очертания Александрии. И это случилось. Сначала город казался призрачным, подернутым дымкой, а маяк с его мигающими огнями возносился к небесам, как храм.
Мой дом! Я вернулась домой! Мой город ждал меня!
По приближении к берегу капитан поднял над кораблем царский флаг, и к восточной дворцовой пристани устремились толпы народу. За время долгого путешествия, лежа в постели, я столько раз воображала себе встречу с моим городом, что она не должна была стать потрясением. Однако вид собравшихся людей показался мне непривычным. Они во всяком случае, в толпе отличались от римлян, хотя с первого взгляда я не могла сказать, чем именно. Отсутствием тог? Яркостью и пестротой одежд? Разнообразием цветов кожи и языков, на которых звучали приветствия?
Мы спустились по сходням под восторженные возгласы не столь оглушительные, как на триумфах Цезаря, но ведь и толпа по сравнению с римской была невелика. Зато эти крики звучали в мою честь, и такого я не слышала вот уже два года.